С тех пор, как Хинамори перестала общаться с ним, их связь ослабла. Или, лучше сказать, девушка неосознанно отгораживалась от нее, что, конечно, было тщетно. Потому что влияние артефакта на чертовку крепло с каждым днем, и это не зависело от желаний Хинамори. Когда Айзен впервые понял, что может слышать ее, наблюдать за ней, он хотел к чертям собачьим разнести все вокруг себя. В воображении, разумеется. И дело не в печатях, а, скорее, в банальном самоконтроле.
Девчонка обдурила его. Взял на воспитание щенка, а выросла волчица. Мужчина и не знал, гордиться ему или же преисполниться ненавистью. Он мог сколько угодно оправдываться тем, что Хинамори, словно стервятник, урвала чужую добычу. Но факты таковы, что он в тюрьме, а она не просто на воле, но еще и выбила место капитана.
«Вырастил на свою голову», – так и тянуло сказать Айзену, но вот какой оттенок придать фразе? Раздражение или же поощрение? Да и ладно Хинамори, все же рядом с ним она чему-то, да должна была научиться, она стала лучше, сумела прыгнуть выше головы. А вот что стало с ним?
Вот это и раздражало сильнее всего. В этом Айзен и видел главный камень преткновения: он поддался эмоциям. Сила хогиоку вскружила ему голову, подтолкнула отмахнуться от осмотрительности и предосторожности, и самое смешное, он не просто чувствовал себя сильнейшим существом, он стал им. А маленькая шинигами, что без устали зудела у него под ухом о предусмотрительности в тот момент вызывала разве что раздражение. Ему хотелось проучить ее, показать, что никто не может ничего противопоставить богу. А также покуситься на то, что ему принадлежит…
Этот парень из одиннадцатого отряда, он никогда ему не нравился. Надо было запретить Хинамори изначально с ним тренироваться, возможно, это помогло бы избавиться от проблемы на корню. Но даже если так, Айзен, как бы противно ни было, признавал свою оплошность в том, что поддался соблазну убить офицера руками Хинамори. И все для того, чтобы показать: она принадлежит ему, у нее есть только он, он дал ей жизнь, он должен быть для нее всем миром. В тот момент мужчине казалось унизительным, что его, фактическое божество, ставят на один уровень с каким-то неудачником.
И вот проблема – это вообще не должно было волновать и тревожить его. Но потревожило. Спутало мысли, ударило в голову жгучими опьяняющими эмоциями. Просто удивительно… а еще позорно и отвратительно. Из-за одной ошибки проиграть войну. Поучительно в то же время.
Каждый раз, размышляя над этим, Айзен ощущал не только злость, но и азарт, в нем просыпалось желание посмеяться над ситуацией. Воспользовавшись слабостью его духа и тела после схватки с Куросаки, Хинамори, не без помощи Урахары Кискэ, запечатала его. Причем, оставшись на свободе, использовав занпакто в качестве проводника для печати. От него ли она набралась привычек или нет, но, похоже, девочка с годами все лучше применяла на практике манипулятивные способности. В каком-то смысле Айзен ею гордился.
Но вот забыть того, что она предала его, вряд ли сможет. Какими бы чувствами ни была забита его голова, что бы он с ней ни делал, как бы ни обошелся с теми, кто ей дорог, девушка пошла против него. И каждый раз, когда у них состоялся ментальный диалог, Айзен не забывал напоминать об этом. Возможно, как Хинамори говорила в шутку, он действительно ее слишком любил для того, чтобы убить. И уж куда сильнее любил, чтобы хотеть причинить как можно более жестокую боль. Потому что она определенно начинала зазнаваться. Маленькая непослушная дрянь.
Так бы Айзен и продолжал развлекать себя подобными мыслями, да гаданием о том, кто в итоге разнесет Общество душ и камня на камне не оставит, пока в его голове не прозвучал испуганный крик.
Прежде мужчина почувствовал легкие колебания в силе, словно круги, пущенные по воде – вероятно, Хинамори напрямую прикоснулась к его энергии, энергии хогиоку. А вот дальше он не сразу понял, что произошло. Во внутренний мир девушки ворвалось что-то постороннее, излучающее реацу, которая не была похожа ни на Пустого, ни на шинигами, ни даже на квинси. Из-за чертовой тюрьмы и печатей Айзен понятия не имел, что происходило с Хинамори, ему пришлось потратить время, чтобы, прислушиваясь к колебаниям реацу, прийти к любопытному выводу. Существо излучало ту же энергию, что и адские бабочки, только в сотни, если не тысячи раз более мощную.
Значит, ему не показалось… При битве в Каракуре, когда Хинамори высвободила банкай, тип ее реацу слегка изменился. Вряд ли девушка изначально владела такой силой. Значит, это результат воздействия хогиоку? Связь с адом не могла появиться на ровном месте, так откуда же артефакт вытащил мертвую душу, которая теперь жила под именем Хинамори Момо? Вряд ли прямо из ада, иначе бы ее затащило обратно уже давно. Но как показала практика, ад действительно тянется за ней… а он смог предотвратить это, через связь хогиоку.
Как интересно. Очень интересно.
Будь у Айзена еще пара минут, он бы порадовался дразнящей мысли. У него на поводке в буквальном смысле оказался адский пес. Хотя, рано говорить наверняка, не время поддаваться соблазнительным мыслям. Уж тем более, когда к нему пожаловали незваные гости.
Кьёраку Шинсуй. Ожидаемо. Конечно, ожидаемо, учитывая, что квинси разбили Готей в пух и прах. Тьма, что окружала Айзена долгие месяцы, расступилась перед новым главнокомандующим, для обычного человека увидеть окружение практически моментально оказалось бы огромной проблемой. И самое забавное, на взгляд мужчины, это то, в сколь легкомысленной и усталой манере к нему обращался гость. Словно его визит ничего не значил, и он пришел только ради беседы. Рассуждал о снятии печати со рта пленника, словно делал огромное одолжение.
Как забавно. И еще забавнее оказалось наблюдать за тем, как выражение лица Кьёраку омрачилось, когда Айзен вышел в круг света и одарил его надменным взглядом.
– Что-то не так? У тебя осталось еще два ключа, не так ли?
Сидел перед ним так, словно пришел поболтать к давнему знакомому. В этом весь Кьёраку. Айзен бы назвал его лисом, но, скорее, не хитрым, а проницательным. Умел красиво уйти от ответа, избежать неловкой ситуации. А на его вопрос о том, как ему удалось «распечатать» левый глаз и лодыжку Айзен предпочел уйти от ответа. Пусть лучше ломает голову. Признаваться, что ему помог Кенпачи Азаширо год назад, как-то неинтересно.
Интересно другое – ключ от мукена теперь запечатан в сердце Кьёраку. Айзен был бы и рад вырвать его из груди мужчины, но если это произойдет, то, скорее всего, он просто запрет себя в этом месте. И с чего бы капитану рассказывать об этом? Решил похвастать превосходством тюремщика над пленником? Айзен находил это опрометчивым. Ему предоставили ценную информацию, причем задаром.
Но не это оскорбило мужчину, а то, в сколь фамильярной манере Кьёраку обратился к служащим, что выкатили деревянное кресло, предложив усадить его, словно какого-то недееспособного человека.
– Хочешь снова вдохнуть воздух Общества душ после столь долгого перерыва?
Сохранив видимое безразличие, Айзен почувствовал раздражение от глумливого тона собеседника. Просто поразительно, до чего он докатился. Выслушивать подобное.
Реакция на его затянувшееся молчание со стороны отряда кидо оказалась ожидаемой:
– Вот грубиян!
– Пожалуйста, позвольте связать вас перед тем, как вы займете свое место.
– Подождите, вы же не собираетесь вот так…
Детский сад. Не дожидаясь, когда Кьёраку одернет глуповатого тюремщика, Айзен высвободил часть своей реацу и обрубил его пальцы, заставив завопить от боли.
– Крайне недальновидный поступок, – сухо заключил пленник. – Эти путы не гасят мою реацу, они могут лишь сократить дистанцию ее воздействия. Только попробуйте прикоснуться ко мне – последствия будут весьма плачевными.
Позволив недовольству вырваться наружу, Айзен нахмурил брови и обратился к главнокомандующему:
– Кьёраку Шинсуй, считаешь, если я займу это кресло и окажусь снаружи, то помогу Обществу душ?