Нельзя было позволить панике разрастись до размеров, когда не получится унять истерику. Только не сейчас. Алина всё ещё помнила главные правила, ставшие заповедями в Керамзине: не плакать на публике, первым делом раздобыть оружие. Но теперь, открыв в себе силу, в последнем она не нуждалась. Она сама себе оружие.
Не зная куда податься, Старкова двинулась через поселение, местами узнавая здания, стоявшие в нижнем городе Ос Альты. Вон там, например, между гостиным двором и заведением, где продают разливной квас, в столице стоял банк, а напротив — театр. Закралось нехорошее, пугающее предчувствие, граничащее с безумием. Это одновременно была и Ос Альта, и не Ос Альта. Сердце шумно забилось. Почему она ещё не встретила ни одного купца в костюме или гриша в кафтане? Что она вообще забыла в этом месте? Что происходит?! Где Мал? Почему никто не пытается втюхать ей её же кости, кои излечат все болезни и даже даруют бессмертие?
Только стража выглядела почти так же: в тёмно-зеленом одеянии, за исключением маленькой детали — в руках вместо штыка они носили меч. Не успев свернуть, чтобы это не показалось ещё более подозрительным, чем не способная найти себе место одинокая девушка, Алина, опустив взгляд в землю, неуверенно пошла вперёд. Вокруг зазывали продавщицы и шептались покупатели, спорили или кричали. Им не должно быть до неё дела. Стражник прошёл мимо неё, но не успел камень скатиться с плеч, как Алину окликнули. И непременно её, потому что привычная волна гнева лизнула ей шею, стоило услышать:
— Эй, ускоглазая!
Алина понадеялась на чудо и сделала вид, что не услышала, продолжая движение, однако удача покинула её, потому что за руку больно и крепко схватили. Столкновения было не избежать.
— Я к тебе обращаюсь. Кто такая?!
— Я… Отпустите меня. Мне больно, — попытавшись вытащить руку из стальной хватки, прошептала Алина, придерживаясь тактики не привлекать лишнее внимание криками.
Она не станет кричать и паниковать не станет, хотя внутри всё стянулось в премерзкий узел страха. Окружающие-то этого не знают. Она, в конце концов, гриш и ей не нужна ничья помощь. Плюнув на толпу, Алина вырвала руки и поднесла ладони к широко распахнутым глазам мужчины, воззвав к свету, усиливая давление и не позволяя высвободиться. Меч упал. Свет откликнулся незамедлительно, воспроизводя когда-то уже использованный болезненный трюк. Стражник заверещал от боли. И Алина кинулась бежать, как загнанный зверь — не разбирая дороги. Ноги ещё остаточно ныли из-за продолжительного переохлаждения и совладать с ломотой было тяжело, но Боткин не для того мучал её на тренировках, чтобы она позорно распласталась вот так, посреди взболомученной толпы, выискивающей округлившимися глазами завалившегося ничком незнакомца в форме, который безостановочно кричал, не отнимая рук от лица, покрывшегося уродливыми волдырями. Но не тут то было: со стороны каменной арки показался другой, не менее свирепый стражник, бежавший в её сторону с более чем ясными намерениями. Любые пути отхода были отсечены, со всех сторон наступала стража. Её зажимали в кольцо.
— Стой, ведьма!
«Ведьма? Я покажу вам, какая я ведьма».
Алина решительно вскинула руки, начав заламывать и двигать пальцами, чтобы рассеять свет на лучи и поразить сразу несколько целей. Видел бы меня ты, я и без перчаток безупречна, Дарклинг. Но не успел свет верно заплясать на ладони, как запястье перехватили и отвели в сторону. Алина дёрнулась, поражённая столь неслыханной наглостью. И в глаза впечатался образ Александра, свежий, вырванный из контекста, ранее ею невиданный. Обтрепанная крестьянская одежда, всклокоченные волосы, словно их постоянно пропускали сквозь пальцы, спадающая на глаза чёлка, но всё те же пронизывающие насквозь глаза. Ни чёрного кафтана, ни гришийской элиты, ни опричников позади. Один взгляд мог пригвоздить к стене, один разрез — лишить жизни, но сейчас ни того, ни другого. Это был не Дарклинг, просто Александр. И это была Ос Альта, какой её знал только он. Сердце бешено заколотилось от пугающей догадки.
— Нет, только не ты, — вспыхнула Старкова, повинуясь тому, как бунтующе встрепенулось всё внутри. До обидного — ему на встречу. Гребаный живой усилитель.
— Уймись! — не выдав удивления, которое имело место быть судя по рваному движению плеч, прошипел он. — Я помогаю тебе, — с нажимом дополнил, едва не задев ухо. — Не позволяй силе взять над собой вверх.
Очевидный намёк на то, чтобы приструнила свои способности и не раскидывалась ими направо и налево. И этот вечный наставнический тон. Огреть бы его чем-то.
— Ты не спасение, а проклятие!
Он еле заметно мотнул головой, взывая к рассудку, который туманила жгучая ненависть.
Кириган врал ей днями. ДНЯМИ. Напролёт. Каждым жестом, словом и шагом. Каждым прикосновением, комплиментом и поцелуем. Всем, что хотелось вывести из себя кровопусканием, выжечь, высечь, избавить от боли, расколовшей душу, когда глаза вцепились в старый портрет, а сердце, разбитое на тысячи осколков, в крошево стёрло осознание собственной наивности. Веры. Надежды. Чувствуя себя обманутой, втоптанной в грязь, Алина была готова собственноручно сжечь его дотла, и если порядок вещей предоставит ей такую возможность, она обязательно ею воспользуется. Это грохотало клятвой, данной себе в полумраке подземелья, когда слёзы пекли глаза, когда не верилось собственному сердцу, когда казалось, что проще обвинить во всём Багру, вернуться в зал военного совета, разыскать Дарклинга и потребовать объяснений. Но сейчас… сейчас и впрямь было не до их внутренних разборок, где бы она не оказалась, стоило сначала разобраться, что всё-таки стряслось. И в процессе хорошо бы не попасть на смертную казнь. С местом в центре сия мероприятия.
Тяжело дыша, Алина смиренно съёжилась, разыгрывая роль только что осознавшей свою ошибку девушки, но не сумела совладать со своей мстительностью и больно наступила ему на ногу. Как бы не нарочно, но с таким злорадствующим видом, что стиснувший зубы Александр нервно дёрнулся.
— Что за чушь ты несёшь? Подыграй, иначе оба окажемся на костре. — свирепо прошептал он, в отместку усиливая хватку. Там останутся следы.
— Ты кто ж? Дрюскель аль царский защитник? — послышалось чье-то насмешливое недовольство. Чей-то выкрик из толпы, обступившей их со всех сторон плотным кольцом разношерстного происхождения и ремесла, в томительном ожидании развязки. Хлеба и зрелищ, как же. Костров и смерти.
— Ты ещё кто? Отвечай! — потребовал стражник и грозно перехватил рукоять меча, подпитываемый давлением толпы.
— Я поверенный Святослава. Он поручил мне лично приводить этих грешников непременно ко двору, — столько уверенности звучало в его твёрдом голосе, что никто не решался воспротивиться. Стража недоуменно замотала головами, переглядываясь, обмениваясь последними сомнениями. — Она — ведьма! Вы сами видели, что она натворила. Но, что ж, если вы так уверены, можете привести её к царю сами, но я вас предупреждал.
— Нет… Нет, иди. Веди это мерзкое отродье.
Александр потянул её в сторону, поспешно уводя в тёмные проулки, подальше от любопытных глаз, и у неё не оставалось выбора, кроме того, как следовать по пятам, не очень-то попадая в шаг. Они оба были напряжены до предела, зная, что одна ошибка могла стоить жизни, поэтому молчали, скрываясь за лабиринтом стен.
— Расходитесь! Чего встали?! — зазвучали отголоски с площади. — Не глазей! Иди куда шёл…
Спустя два длинных прохода между жавшимися друг к другу домами, одну зловонную канаву и пятьдесят семь шагов, когда тебя тянут за руку, ведя не пойми куда, Алина отмерла, вырвав запястье, и усилием воли подавила голодный спазм силы, отпрянувшей от насыщения чужой. Уставилась на парня. Назвать его мужчиной, даже мысленно, не поворачивался язык. Он был чуть старше их с Малом, может, на года два-три, но точно не на сотни, как там… в её мире. Нынешняя картина не вписывалась в её самоощущения и какие-то адекватные рамки реальности.
— Куда ты меня ведёшь?