– Подлечиться?!– взревел мужик.– Ты это так называешь, блин? «Подлечиться»! А со мной у тебя, блин, профилактика?

Я невольно подумал, что мужика, где бы он ни работал, за спиной наверняка называют «блином». От его криков у меня снова начала болеть голова.

– Ах, та-ак!– тётка вдруг превратилась в фурию с горящими глазами.– Значит, я шлюха, да? Шлюха?!

Она забегала по комнате, круша все на своем пути. Пострадал даже телевизор, который она усилием воли спихнула с тумбы на пол. Особенно жаль мне стало бутылку водки, которую она размозжила о стену. На излёте эмоций тётка принялась за диван. Правда, не знала, что с ним делать. Подвигала его, попинала, что не принесло ему особо вреда. Тогда она стала прыгать на нём, как дитя малое, приговаривая:

– Я шлюха, да? Шлюха?

Наблюдая за тётенькой, я совсем забыл про её мужа. Когда вспомнил, он уже исчез из поля зрения и чем-то шуршал в коридоре. Дело плохо – пошёл за успокоительным.

Очередное бранное слово застряло у тётки в горле, когда она увидела направленное на неё дуло ружья. Не издав больше ни звука, она без чувств шлепнулась на диван, и стало тихо.

Почему её ещё ни разу не номинировали на «Оскар»?

Мужик направил берданку на меня, прицелился. Я постарался его образумить:

– С такого расстояния можно разве что по комару промахнуться.

– Не указывай мне, блин,– судя по сокрушённому тону, стрелять он явно не собирался.

– Я к тому, что можно красиво, не целясь, прострелить мне ногу. Или руку. Потом поиздеваться надо мной, покромсать и выбросить в мусорный контейнер, как какой-нибудь пакетик из-под чипсов.

– Заткнись, блин!– он демонстративно взвел курок.

– Хочешь правду?– я неспешно пересёк комнату и плюхнулся в кресло.– Мне всё равно, где бродить: в этом мире или где-то ещё. Убьёшь ты меня или нет – в любом случае удовольствия ты не испытаешь.

– Что у тебя с ней было?– его тон слегка смягчился.

– Что может быть у этой святой женщины с незнакомым человеком, ещё пару минут назад валявшемся на лестничной клетке?

– Но ведь она тебя пригласила!

– Ну и что? Она же объяснила – из жалости. Напоила меня сначала рассолом, потом дала похмелиться. Что в этом такого?

– А то, что ты – грязен, пьян, вонюч и кроме отвращения ничего вызывать не можешь!

– Это вы так думаете. Женщины видят сердцем.

– А я, значит, задницей?

– Просто вы смотрите на ситуацию немного иначе.

– Конечно, блин! А что я должен был подумать, увидев вас вместе? Что вы плюшками балуетесь?

– Какого ты вообще так рано припёрся?– ну вот и тетка очнулась. Воистину, женщинам суждено развязывать самые жестокие кровопролития, от Елены Троянской до наших дней. По совести говоря, на месте мужика я бы с ней развёлся. Но кто знает, может, у них любовь?

– Чего-о?– дуло берданки снова повернулось в сторону тётки.

– Чего слышал!

– Ах, ты, тварь!

– От твари слышу!

– Мразь!

– Сам такой!

– Скотина!

– На себя посмотри!

– Заткнись, блин, сука!

– Сам «заткнись, блин, сука»!

– Ребят, я, наверное, пойду…– решил я вклиниться.

– Да пошёл ты!– крикнули они мне одновременно. Нет, всё-таки это любовь, я здесь точно был по адресу.

Я вышел вон из чужой квартиры на свежий воздух, к солнцу, наглым городским голубям, автомобилям. Хотелось выпить. Хотелось спать. Немножко хотелось полетать посреди нагромождения из многоэтажек. Но – нельзя, заметят.

Зевнув, я пошёл в ближайшую пивнушку, чтобы завтра снова очнуться в новом месте и снова вмешаться в чужие судьбы. Я меняю людей, меняю их жизни. И только свою не могу исправить. Мой дар и мое проклятие. Моя работа.

БЕГОВАЯ ДОРОЖКА

Я вижу беговую дорожку. Одна её сторона залита ярким светом от прожектора, стоящего на противоположной стороне. Широкий ярко-жёлтый луч выхватил тонкие каркасы турников. От них растянулись длинные тени. Они ложатся на беговую дорожку и ещё дальше, на заброшенную часть стадиона, что поросла сорняком. Луч выхватывает и часть двухэтажного спорткомплекса с его трибунами, высокий железный забор, огораживающий стадион, двухэтажное кафе за забором.

Мощи прожекторных ламп хватает, чтобы добить до отрезка пролегающей за стадионом дороги, а заодно и до стоящих на противоположной стороне улицы домов. Возможно, в этих кирпичных коробках жить не очень уютно. Каждый вечер сквозь тяжёлые шторы в их комнаты пробивается тонна яркого света. И никуда от неё не денешься. Она есть, и всё.

Другая половина беговой дорожки погружена во мрак. На неё единственный луч не попадает, потому она резко контрастирует с освещённой стороной. Однако, находиться здесь комфортнее – для глаз. В этом месте луч прожектора не заставляет меня болезненно жмуриться и мой зрачок не сжимается в булавочную головку.

Я бежал свой пятый круг. Бежал по часовой стрелке, а не как все – против её хода.

Во время моих первых приходов на стадион, знакомые по обычной жизни бегуны весело кричали, что я пру «против шерсти». Я отшучивался, что против бегут как раз-таки они сами. Против солнца, против стрелок часов. А некоторые и против своего “я”. Ведь так бегут все. Нельзя иначе.

Выхожу на шестой круг. Ноги чуть ускорились, но тут же колко отреагировал правый бок, и пришлось себя немного осадить. В ушах – неспешный, вкрадчивый голос профессионального чтеца. Аудиокнига одного мудреца о самом себе. Пройдя через тяжёлые испытания судьбы, он понял, как жить и решил поведать об этом миру.

Мудрец написал произведение сплошь испещрённое вдохновляющими цитатами. Афоризмов насыпал в книгу так густо, что я не поспеваю до конца впитать их суть. Наверное, это произведение лучше познавать глазами, а не ушами.

Мотивирующая книга, бег на свежем воздухе – что ещё нужно полному сил 28-летнему парню, чтобы считать себя вставшим на путь саморазвития?

Начался, кажется, седьмой круг. За точку отсчёта я давно принял входную центральную дверь, ведущую из здания спорткомплекса на стадион. Иногда настолько погружаюсь в голос чтеца, что забываю считать круги. Да это и не важно. Одним кругом больше, одним меньше. Главное, бегать не меньше часа, стараясь придерживаться среднего темпа.