– И наш сосед все эти годы искал настоящую причину гибели родителей?
Изображать дуру мне не пришлось. Информации о Никите в интернете на самом деле было мало. Кто-то будто специально контролировал, чтобы ничего не попало в сеть. А все знающий СанСаныч отказывался что-либо рассказывать.
Единственное, что он повторял: «Забудь ты этого парня. Безопаснее будет. Найдешь себе кого-нибудь помоложе и получше». Почему «безопаснее, комментировать он отказывался. Почему нужно искать кого-то «получше», тоже не говорил. Лишь невесело смотрел в сторону соседского дома и как-то тревожно переглядывался с Демоном.
– А что там разбираться-то? Убили их, да и все, – Татьяна Егоровна нервно передернула плечами. – Он компанию от рейдеров спасал. Сам только институт закончил. Молодой еще был, а пришлось лезть во всю эту грязь.
Будто мне самой сейчас приставили дуло к виску, я с трудом сглотнула.
– А разве этим не полиция должна заниматься?
– Детка, какая ты еще наивная! – Холодный надменный взгляд полоснул по мне из-под длинных ресниц. – В таких случаях спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Полиция, суд или прокуратура бессильны.
– Но ведь Никита, кажется, сам юрист… – проговорилась я, и тут же прикусила язык.
Татьяна Егоровна эту реплику, к счастью, пропустила мимо ушей. И, прекратив мучить меня известными фамилиями, принялась рассказывать все сплетни, которые знала о соседе.
К концу ее рассказа, казалось, что на моем теле дыбом стоят абсолютно все волосы. А от сонливости и усталости не осталось и следа.
За годы жизни в семье депутата я не раз слышала жуткие истории про рейдерские захваты, войны за рынки и даже про рэкет. Для чего моему «отцу» кресло депутата, я тоже понимала. Но представить, что тот потрясающий молодой мужчина тоже ночевал с пистолетом под подушкой, стравливал между собой конкурентов, вынуждая их устранять друг друга, и увольнял работников десятками – было жутко.
– А ты думала, наш Никита добрая фея, которая только и занимается спасением маленьких девочек? – Татьяна Егоровна будто мысли мои прочла.
– Нет… Я… Нет… – я не представляла, что на такое ответить.
– Хм… У мальчика бульдожья хватка. Родители зря отправили его на юридический. С такими задатками нужно было идти в МГИМО и делать карьеру политика. Впрочем… – За окном показались ступени нашего ресторана, и «мама» резко закрыла рот.
– Что «впрочем»?
Мне тоже лучше было бы замолчать. Сегодняшний лимит доброты явно был исчерпан.
Но и эту мою фразу Татьяна Егоровна холодно проигнорировала.
– Все. Нас уже ждут. – Поправила она и без того безукоризненную укладку. – А твой Никита… – Бросила на меня насмешливый взгляд. – Сегодня будет. Если не струсишь, можешь сама все узнать. Хотя я не думаю, что он захочет тратить на тебя свое время.
* * *
Как стало ясно уже с первого взгляда, организаторы праздника не подвели. Живая музыка и цветы оказались достойными королевской свадьбы, а звездности гостей мог позавидовать какой-нибудь международный фестиваль.
От обилия бриллиантов и белозубых улыбок рябило в глазах. Смех и восхищенные вздохи раздавались то тут, то там. И ведущий, казалось, вот-вот охрипнет от комплиментов.
Мои приемные родители тоже не скучали. Николай Петрович только и успевал принимать поздравления за то, что вырастил такую умную и прекрасную дочь. А его жена – что из меня получилась настоящая красавица – «вся в мать». На меня при этом гости почти не смотрели, и на поздравление тратили не более нескольких секунд.
Любая девушка в этом зале расстроилась бы из-за такого отношения, но я была только рада.
Меньше мучить губы улыбкой.
Реже повторять «спасибо» и «вы очень добры».
Ни одного повода лишний раз заглянуть в зеркало.
Смотреть туда вообще не было смысла. Наши почетные и очень уважаемые гости, конечно же, лгали.
С изысканной, роскошной светской львицей Татьяной Егоровной у меня не было ничего общего. Ни ее пышной груди, ни платиновой гривы, ни изумительного, вылепленного лучшими пластическими хирургами Питера лица.
В пятьдесят два года «мама» выглядела максимум на тридцать семь. Я со своими кругами под глазами из-за недосыпа, скучными русыми волосами чуть ниже плеч и угловатой фигурой даже сравниться с ней не могла.
«Вешалка… просто вешалка для одежды!» – иногда с тоской говорила обо мне Татьяна Егоровна, и с такой правдой тоже невозможно было спорить.
Обычно я ни капли не переживала из-за этого. За последние годы главный пиарщик «папы» столько раз вслух радовался, что «родители» выбрали именно меня, а не какую-нибудь красотку с кукольным личиком, что смирение пришло само.
Но сегодня хотелось выглядеть лучше. Если не на равных с яркими дочками наших гостей, то хотя бы не Золушкой, к которой так и не доехала фея-крестная.
Непривычное было желание. Никогда раньше я не замечала за собой потребности выглядеть лучше, чем создала природа. Столько дней рождения, важных встреч и фотосессий было в прошлом – ни разу не переживала из-за своей внешности. А сегодня… была как на иголках.
Улыбалась до боли в лицевых мышцах. Несмотря на ломоту в спине, держала плечи ровно. Как балерина. Не позволяла себе расслабиться хоть на секунду – ни опереться на стену, ни присесть. И лишь с одним никак не могла справиться – не коситься в сторону двери.
С этим была ещё большая беда, чем с переживанием из-за внешности. Оглядываться на дверь хотелось постоянно. Будь моя воля, вообще уселась бы напротив входа и ждала.
Конечно, глупо было рассчитывать, что Никита Лаевский явится сегодня ради меня, или что захочет лично поздравить. Татьяна Егоровна, скорее всего, была права… среди всех красивых, эффектных девушек, приехавших в ресторан, я была последней, на кого мог обратить внимание один из самых успешных молодых адвокатов города, к тому же наследник крупной транспортной компании.
Хоть мой день рождения и стал поводом для праздника, я отдавала себе отчёт, что реально значу не больше ледяных фигурок на столах с закусками. Но никакие умные мысли не помогали. От волнения невозможно было избавиться. Взгляд раз от раза срывался на дверь. Каждый новый гость заставлял дергаться. И спокойствие медленно таяло.
Я ждала почти как пес в одном известном фильме. Подозреваю, даже выражения лица было таким же. Но когда ни через час, ни через два Никита так и не пришёл, волнение сменилось разочарованием.
Вместо надежды на чудо, я принялась равнодушно следить за движением стрелок огромных часов возле бара. Больше не оглядывалась. И не пыталась рассмотреть в лицах гостей знакомые черты.
В какой-то момент мне даже стало казаться, что Татьяна Егоровна специально рассказала мне про Никиту. Уколола, как это умела делать только она.
Но ещё через час и это потеряло значение. Я изо всех сил гнала от себя мысли о восемнадцатилетии… о том, что чувствуют другие девушки в этот важный день. Вымученно тянула губы в улыбке. Старалась не замечать, как тесно «мама» прижимается к новому управляющему отцовской компании, а «папа» хищно косится на свою секретаршу.
Расхваливала их.
Гордилась.
Благодарила.
Делала свою привычную работу, к которой уже привыкла за шесть лет.
Но на четвёртом часу внутри будто что-то сломалось. Уголки губ не хотели больше растягиваться в стороны. А желание забраться в какой-нибудь укромный уголок оказалось настолько сильным, что сопротивляться ему было невозможно.
Где можно спрятаться в огромном ресторане, я даже думать не стала. Ноги понесли в сторону лестницы. Ступени на второй и на третий этаж вскоре остались позади. А впереди, за поворотом, в проеме двери мелькнул балкон.
Я не спросила ни у кого, можно ли туда зайти. Не сообщила «родителям», где я.
Внизу и по сторонам гремела музыка, звучал смех. А я незаметно, будто воришка, метнулась в сторону балкона. Закрыла за собой дверь. И, обалдев от тишины, спиной привалилась к холодной стене.