Еще год назад Курцио, глядя на все это, увидел бы в первую очередь невероятное богатство и власть, которую воплощало платье, скроенное по фасону тысячелетней давности. Увидел и соответственно испытал бы почтительную оторопь. Сейчас же дворянин машинально сравнил Юло с Биэль и поймал себя на том, что видит лишь жуткий крой и бессмысленную трату дорогой ткани. В нормальном платье глава Совета Золота и Серебра выглядела куда интереснее.

- Ты всегда был очень умен, - прервала затянувшуюся паузу Юло. – Я не сомневалась, что ты все поймешь.

Курцио глянул за ее монструозный капюшон, туда, где у двери томились в ожидании два телохранителя. Судя по одежде и вооружению, опытные моряки и бойцы. Что ж, по-видимому, доверие между старыми друзьями уже не столь прочно, как ранее.

- В этом не было нужды, - добродушно хмыкнул Курцио, дернув подбородком в сторону защитников. – Согласись, глупо душить тебя подушкой в сердце Империи, где наших уже чуть ли не больше, нежели аборигенов.

- Да, - кивнула женщина, осторожно и с вымученной грацией, которую требовали головные уборы с хорошей инерцией. – Но это была не моя идея. От тебя ждут… эксцессов. Хотя, разумеется, все надеются, ты примешь будущее с достоинством.

- Проговорим для точности, чтобы не вышло путаницы, - сомкнул пальцы в замок мужчина, изобразил волнистое движение, словно разминая кисти. – Не будет никакого Сената, правильно? Вы не станете договариваться с сословиями и реформировать налогообложение по проекту Вартенслебенов.

- Да. Мы не станем, - эхом отозвалась Юло.

- Почему?

В одном лишь слове Курцио дал слабину, из-за хорошо выдержанной маски прорвался человек, обуреваемый страстями – гневом, обидой, растерянным непониманием. Скорее это прозвучало как «за что?!»

Юло вздохнула, сложив ладони на животе, который, благодаря многослойному платью, выдавался вперед колоколом, так, что руки легли почти горизонтально, как на стол.

- Видишь ли, мой друг, это бесполезно.

Курцио молча налил воды из простого стеклянного графина, себе и женщине, в такие же простые стаканы из хорошего стекла. Поймав неприятный, подозрительный взгляд Юло, так же молча поменял стаканы местами. И все же она проверила питье магическим перстнем, единственным украшением на пальцах.

- Совет изначально не собирался созывать собрание? Или передумал по ходу событий? – спросил Курцио, сделав вид, что не заметил скрытую демонстрацию недоверия.

- Передумал. Мы хотели. Действительно хотели. Но после долгих раздумий наши мудрецы сочли, что это затратно и бессмысленно.

- Разве? – хотя Курцио предполагал именно такой ответ и был к нему готов, мужчина все-таки чувствовал опустошение. И грусть. А еще злость, что разгоралась в глубине души, под слоем холодного пепла из выдержки и рассудительности.

- Увы, да. Рассуди сам. Для начала сам по себе созыв займет не меньше года. При этом все сколь-нибудь родовитые особы станут затягивать, как могут, чтобы, упаси Двое, не уронить достоинство, чтобы показать - ждут их, а не они. О приматорах и говорить нечего, эти просто не явятся, потому что выше презренной толпы. Они станут вести дела через представителей, то есть с недельными задержками на обмен курьерами. При этом столица мгновенно заполнится нищими дворянчиками, которые начнут творить бесчинства и вносить смуту.

- Да, - неожиданно согласился Курцио. – К этому стоит добавить, что, в отсутствие владельца, чьи-нибудь земли обязательно разграбятся наглыми соседями. Но это лишний повод показать императорское правосудие!

- Как только начнется собрание, - Юло будто и не услышала ремарку. – Дворянство сразу поймет, куда ветер дует. И, как важнейшее сословие, немедленно выдвинет бесконечные претензии, но главное - требования новых привилегий. И взяток, разумеется. Вопрос, который нужно решать очень быстро и окончательно, потонет в бесконечных дрязгах и торговле. Прочие сословия, конечно, сообразят, кто станет оплачивать этот праздник жизни. Причем распустить Сенат, единожды созвав, просто так, одним решением, уже не выйдет. И благородное собрание превратится в бесполезную, но слишком дорогую игрушку. Кинжал, надолго воткнутый в седалище Двора.

- Но… - начал было Курцио, но женщина прервала его властным жестом.

- О, да, разумеется, вы на это и рассчитывали. Ты и склочная герцогская семейка. Чтобы как-то все разрешить, понадобились бы дипломатические таланты и политическое чутье. То есть качества, в которых вы могли бы проявить себя с лучшей стороны и завоевать недосягаемое ранее положение.

- Мы могли бы, - буркнул островитянин. – Да, риск велик, но у нас были хорошие шансы на успех. Всеобщий страх перед грядущим кошмаром выступил бы тараном. Никогда не следует пытаться уговорить всех. Всегда достаточно правильно определить главных и договориться с ними.

- Да, соглашусь. Возможность была. Но в конце концов мы сочли риск чрезмерным. Даже вероятность один к одному в данном случае неприемлема. Поэтому – смирись. Хватит радикальных реформаторских идей. Сенат созываться не будет.

- Откуда же вы намерены доставать золото и серебро? – скептически изогнул бровь Курцио. – Неужели все-таки новые налоги прямой императорской волей?

- Да.

- Подушная подать, я полагаю. Привилегии откупщикам. Что еще? Подъем стоимости «ссудных должностей»? Вы ведь понимаете, результатом станут повсеместные бунты низших сословий и чудовищное казнокрадство.

- Да, разумеется. И к этому мы тоже прибегнем.

- И к этому… тоже, - повторил, хмурясь, Курцио, явно в поисках скрытого смысла, а затем посерел, будто надкусил пирог с подгнившей начинкой.

- О, господи… - прошептал он. – Я до последнего не верил слухам, но… Не может быть… слишком глупо и резко... Даже для вас.

- Хорошо, что здесь нет чужих ушей, - безрадостно улыбнулась женщина, не заметив странной оговорки насчет «господи». – Иначе это «глупо и резко» могло бы тебе дорого обойтись. Но в будущем, прошу, проявляй бОльшую осторожность.

- Церковные конфискации и проскрипции нелояльных семейств, - проговорил мужчина, будто пробуя на зуб отравленные виноградины. - Вы не боитесь, что станете заливать костер маслом?

- Боимся, - прямо сказала Юло. – Но это меньшее зло. И только так мы соберем денег в должном количестве за разумные сроки.

- Забавно, - скривил губы Курцио. – Не так уж давно ты витиевато и образно расписывала мне, как безразличны Совету континентальные дела. Теперь же…

- Все ошибаются, - пожатие плеч Юло казалось почти незаметным под многослойной мантией. – Достоинство сильных в том, что они признают ошибки, а затем исправляют их. Деятельно и, если необходимо, с должной жестокостью.

Она кашлянула, чуть повернула голову набок, опустив уголки губ.

- Я всегда говорил, - Курцио посмотрел в окно и тяжко оперся на трость, будто сила оставила его ноги. – Семья Алеинсэ замкнулась в себе, утратила понимание сути вещей. Тайный Совет не сумел изжить местечковость. Не научился видеть мир по-имперски, как державные правители. Они пришли на берег волнующегося океана без лодок, сетей и лоцманов, думая, что сейчас наловят рыбы удочками.

- Я не расслышу твои слова. В память о верной службе и многом ином. Но сделаю это в последний раз, - сумрачно пообещала женщина. – Распорядись даром с присущей тебе осмотрительностью.

- Да, я понимаю, - сказал Курцио, перекладывая трость в другую руку, глядя, как Юло пытается сдержать внезапный кашель. – Что теперь будет со мн… с нами?

- Вы сделали то, что следовало. Но цель утратила смысл, и в том нет вашей вины. Вартенслебен, кажется, плох здоровьем, он сможет удалиться в свое владение, избавившись от утомительных сует. Разумеется, старик получит новые земли, а также привилегии от семьи.

- От Алеинсэ, - уточнил Курцио. – Не императора.

- Да. Добрую службу следует вознаграждать, однако не нужно привязывать владетелей Малэрсида к трону слишком сильно.

- Шотан и князь, очевидно, получат военные назначения, - сардонически улыбнулся Курцио. – Подальше от столицы, там, где их таланты раскроются наиболее ярко. Угадал?