Костенецкий издал странный звук; то ли смешок, то ли хрюканье. Москвич никак не отреагировал.
— Интересно. Вы сказали — развод. Эти двое развелись?.. — толстый палец генерала опустился на фотографию, придавив Данькину буденновку, и в этот момент Яшка понял, что пришла Москва по его душу, а весь этот разговор — вступление к чему-то более серьезному. Сходство между братом и сестрой било в глаза даже на этой потертой фотографии.
— Я развелся, — вздохнув, грустно сказал Цыганков. — С ней. Вернее, просто разошлись, мы не расписаны были. Забрал сына и уехал.
И ткнул пальцем в Ксанкино изображение, заметив, что в болотистой глубине колыхнулось что-то похожее на смех, но больше напоминавшее цепкое внимание. Смотри, дядя, смотри, и не такие как ты смотрели.
— Разошлись, значит… Ясно. Что с вашей бывшей женой сейчас?
— Понятия не имею, товарищ генерал, — искренне сказал он. — Я ее с тех пор не видел.
— Знаешь, что плохо, Цыганков?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Никто ее с тех пор не видел. Пропала она, бесследно. Скажи мне, майор, когда жена пропадает, кого в первую очередь подозревают? Были в твоей довоенной практике такие дела?
— Были, конечно, товарищ генерал. В таких случаях мужа разматывать на признание надо, из ста девяносто девять, что он от жены избавился. Только, разрешите заметить, есть одно обстоятельство.
— И какое же?
— С мужем все, что угодно сделать можно, он не только в убийстве признается, но и в том, что с трупом сношался, однако, пока тело не найдено, предъявить ему будет нечего. А если бы тело нашли, сейчас бы со мной не вы беседовали и не здесь бы я был. Я когда уходил, Ксанка жива-здорова была, вслед смотрела. Что с ней потом случилось самому знать охота.
Да, Ксанка в тот день, когда он уходил, была жива-здорова и стояла в своем белом, ужасно ей не идущем, платке у военкомата, как и десятки других женщин. Двадцать четвертого июня сорок первого года дело было.
— Красиво излагаешь. Что с Щусем?..
— А что с ним? — искренне удивился Яшка, сообразив, откуда ветер дует. Ищут все же Даньку, зря он надеялся, что война все спишет.
— Так и работает счетоводом, если на фронт не призвали. Он звезд с неба сроду не хватал.
Генерал внезапно захохотал.
— Звезд с неба не хватал? Хорошо сказано. Ладно, вечер воспоминаний объявляю закрытым. Переходим к делу. Есть задание.
Обсуждение задания затянулось надолго — услышав вводные Цыганков миндальничать не стал и вопросы задавал наотмашь: знаем мы ваши московские фантазии, нам их в жизнь как-то воплощать надо. Языка из-за линии фронта притащить это, товарищ генерал, обычная наша работа, троих для этой задачи вполне достаточно, к чему здесь партизаны? И почему обратно нас вывозят на самолете? До линии фронта не настолько далеко.
Четкие и ясные ответы генерала ситуацию не проясняли, оставляя после себя ощущение недосказанности. Что-то Москва мутила, были какие-то подводные камни, но чертова же субординация! Пришлось проглотить всю эту ересь и перейти к деталям. Место встречи с партизанами. Пароль и отзыв. Контрольные точки. Пути отхода. Ожидаемый результат. Карты получите в особом отделе. Удачи, товарищ майор, цель операции вам ясна. Есть вопросы? Нет вопросов. Разрешите идти? Разрешаю.
Яша уже шагнул на порог, прикидывая, что надо детишек сейчас же усадить карту учить, еще отоспаться нужно, если в два ночи стартуем, времени совсем мало, ладно, не впервые, справимся, как вдруг за спиной раздалось:
— Товарищ майор. Подождите.
Он замер и медленно развернулся всем корпусом. Московский генерал встал рядом с ним на крыльце, захлопнув дверь за которой остался Костенецкий.
— Цыганков, — задушевно произнес генерал. — Я сегодня ужинать не буду, столько ты мне в рассказе о своем героическом прошлом лапши на уши понавешал, но для моей фигуры это только к лучшему. Ты мне скажи как бывший оперуполномоченный: какая связь между сто шестьдесят второй{?}[162 статья УК от 1926 года — кража] и пятьдесят восьмой{?}[58 статья УК от 1926 года — контрреволюционные действия] статьями уголовного кодекса.
— Прямой связи нет, товарищ генерал. Но иногда из один шесть два можно выйти и на пять восемь. Если хищение с помощью технических средств, например, на вокзале было совершено и последствия хищения могли повредить железную дорогу. Вроде как гайки из рельс выкрутили для продажи и из-за этого поезд с рельс сошел.
— Это-то понятно. А расскажи мне, майор, как наоборот сделать?
— Виноват, товарищ генерал, не понимаю о чем речь.
— Конечно, не понимаешь, Цыганков, ты ж не дурак. Только я точно знаю, что ты этот трюк провернул, и Щусь оказался совсем не там где должен был быть. Уши твои из этой истории торчат за версту.
Где-то зачирикала чудом уцелевшая птица. Ее чириканье перекрыл гул взлетающих истребителей.
— Мне, товарищ генерал, сейчас анекдот вспомнился про похороны картежника.
— Это тот, где «Я лично результатом доволен»?..
— Так точно.
Генерал заржал как старый мерин. Цыганков тоже позволил себе улыбнуться — в основном из вежливости.
— Хорошие у тебя клыки, майор, ничего не скажешь, — перестав смеяться, произнес генерал.
— Я, товарищ генерал, легавым родился. Видимо, поэтому.
— Это я уже вижу. Удачи, Цыганков. Она тебе ой как понадобится.
Вернувшись в избу, Проскуряков плюхнулся на стул, игнорируя вопросительный взгляд Костенецкого. Ходики на стене отсчитывали минуты.
— Я надеюсь, — наконец, произнес Костенецкий куда-то в сторону, — что поставленная задача стоит возможных потерь.
— Стоит, — ответил Проскуряков. — Вы даже не представляете, чего она стоит.
— Будем надеяться, что разведгруппа вернется, — вздохнул Костенецкий.
— Хотите чая?
— Цыганков не вернется. Мне без сахара, пожалуйста.
***
Яша вышел из избы, где на два баса похрапывали парни, свернул самокрутку, прокручивая в памяти беседу с московским генералом. Картина получалась интересная.
Судя по неожиданному приступу веселья москвича, Данька был жив и здоров. Звезд с неба Данька действительно не хватал. Он всего-навсего рулил всеми операциями Мстителей, которые оставались отдельной боевой группой и в Конармии и в ВЧК, послал к черту всю парторганизацию и сумел уговорить Смирнова спасти Валерку.
Всего-навсего — судя по его не частым оговоркам в подпитии, а после Валеркиного отъезда пили они только вдвоем, иногда с Ксанкой — был одним из тех, кто организовывал службу разведки.
Всего-навсего в критический момент бросался спасать не себя.
Какие уж тут звезды с неба.
Второй вывод, прискорбный. Размотали, все же, его аферу с подменой Даньки Щуся Григорием Кандыбой и, видимо, по возвращении, если оно, конечно, состоится, ждут тебя, Цыган, бывшие коллеги, дорога дальняя, казенный дом. С другой стороны — почему сейчас не арестовали, чего тянуть-то? Васютина из-за линии фронта кто угодно притащить может, что, разведчиков мало?
Третий вывод — чертов снимок. Чертов, чертов снимок. Из-за него и не спится, вспоминается тот яркий и солнечный день двадцатого года. Он тогда наловил кузнечиков, хотел Ксанку испугать, но у сидевшего прямо на земле Валерки так соблазнительно оттопыривался воротник гимнастерки, что кузнечики отправились прямиком ему за шиворот.
Мещеряков заверещал, подскочил, пытаясь вытряхнуть щекочущих насекомых, споткнулся о Даньку и удирать пришлось уже от двоих. Валерка догнал, отвесил ему тумаков, получил сдачи, справедливый Данька не вмешивался — двое на одного нечестно! — и только что-то сердито обещал, Ксанка делала вид, что она с ними не знакома, дураки какие-то…
Единственная фотография, которую он взял с собой, сгорела в сорок втором при отступлении. Тогда многое и многие сгорели, поэтому даже вспоминать о кусочке картона было неловко, но этого кусочка ему отчаянно не хватало.
Может быть, в Херсоне удастся что-то разузнать, бывают же чудеса на свете, хотя на хорошие новости рассчитывать не приходилось.