Мне было жутко стыдно и безумно хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Но я ни на секунду не винила в произошедшем свою мать. Я считала, что сама виновата в том, что описалась. И все последующие события воспринимала как заслуженное наказание. Но теперь, спустя десятилетия и став матерью, я не могу понять, как могла моя мама так поступить. Я бы ни в жизнь не отпустила бы своего ребёнка в детский сад без трусов. И уж тем более никогда бы не позволила своим детям ходить в дырявой одежде.
Неужели моей матери так сложно было взять в руки нитку с иголкой и зашить эти несчастные колготки, если уж не хотелось покупать новые? И почему она не одела мне чистые трусы? Может быть, потому что их просто не было? Может быть, в то время у меня был всего лишь один комплект белья? Не знаю, да сейчас это и невозможно выяснить, потому что если я задам матери этот вопрос, она попросту соврёт, чтобы в очередной раз обмануть не только меня, но и себя. Так что единственное, что мне остаётся сделать, так это просто констатировать факт того, что однажды мать отправила меня в детский сад без трусов, и мне пришлось пережить из-за этого кучу унижений от других детей.
Я очень рано начала сочинять стихи. Слова сами собой складывались в рифмы, и мне, конечно же, хотелось с кем-нибудь поделиться этим открытием. И сначала я поведала об этом своей подруге Алле, которая одобрила моё творчество и предложила поделиться этой новостью с мамой. И я понимала, что она права, и родителей всегда нужно ставить в известность обо всём, что происходит с их ребёнком, но я и представить себе не могла, чтобы мама захотела выслушать меня. Мы никогда не вели с ней задушевных бесед или вообще каких-либо разговоров. Складывалось впечатление, что в нашей семье каждый существует сам по себе, не делясь друг с другом чувствами, эмоциями или переживаниями. Словно роботы, мы приходили домой, выполняли свои домашние обязанности, ничего не обсуждая и не советуясь друг с другом, а затем в 21.00 смотрели по телевизору программу «Время», по окончании которой ложились спать. А утром всё начиналось сначала. Поэтому я даже не знала, какое выбрать время для беседы с мамой.
И вот в один прекрасный день момент всё же был выбран. Мама что-то стирала, но это не остановило меня, потому что иного способа поговорить с ней не было: я и так редко бывала дома, а обсуждать своё творчество при папе не хотелось. Поэтому собравшись с духом, я произнесла:
– Мама, послушай. Я написала стихи.
И прочла.
Мишка разнолапый по лесу идёт.
Мишка ранолапый песенки поёт.
Мишка разнолапый лучше всех друзей.
Мишка разнолапый съел картофелей.
Сейчас, спустя годы, я вижу, что это всего лишь вольная интерпретация известного детского стихотворения, но тогда мне было только пять лет, и в моей жизни это был первый творческий опыт, и потому я никак не ожидала со стороны своей матери той реакции, которая последовала, когда она услышала мои стихи. Она сказала:
– Хорошо, – и продолжила стирать.
Ни похвалы, не оваций, ни критики. Ничего. Словно я говорила со стеной. Не удивительно, что я так долго не могла решиться на этот разговор, который в итоге так ни к чему и не привёл. А ведь когда-то давно моя мать сама писала стихи. Я узнала об этом от бабушки, с которой мы часто вели задушевные беседы. Бабушка говорила, что в школьные годы мама много сочиняла, но потом перед замужеством всё сожгла, чтобы папа не смог это прочесть. И лишь одно стихотворение она оставила и даже записала в своей телефонной книжке на первом листе, практически для всеобщего обозрения. И конечно, я его читала, как думаю и остальные члены нашей семьи. Дословно привести его сейчас не смогу, всё-таки прошло много лет, но смысл стиха был такой: «Если тебе довелось родиться женщиной, то вертись и крутись, но выполняй всё, что нужно твоему мужу». Вероятно, она нарочно выставила это стихотворение напоказ, для того чтобы папа, в первую очередь, а в остальную – мы с сестрой, поняли её жизненную позицию. Что ж, это и так было очевидно. Можно было и не писать об этом.
Но обиднее всего в этой ситуации было мне, потому что я надеялась, что мама разглядит во мне родственную душу и, возможно, станет относиться ко мне чуть-чуть теплее. Но этого не случилось. Потому что ей было всё равно. И в тот момент я поняла, что доверять свои секреты матери – пустое дело. Проще произнести о своих проблемах вслух в пустой комнате – эффект будет такой же.
Едва сестра вышла из грудничкового возраста, как её сразу же перевели на моё попечение. Меня постоянно оставляли с ней вдвоём дома и, естественно, гулять с ней должна была тоже я.
Однажды, когда мне было шесть с половиной лет, а сестре, соответственно, почти два, родители в очередной раз спихнули Лину на меня. Но в тот день в детском саду я договорилась вечером пойти погулять с подружкой по имени Лиля, которая жила в соседнем доме. И, по нашей с ней договорённости, я должна была зайти за Лилей. Но стоило мне сказать об этом родителям, как они тут же вспылили:
– А с Линулинкой кто гулять будет?
– Но можно мне хотя бы дойти до Лили и сказать ей, что я не смогу сегодня к ней зайти? Она ведь будет ждать меня! – умоляла я родителей, но они были непреклонны.
Мне вручили сестру, и я должна была её развлекать до тех пор, пока не наступит время ложиться спать.
И чтобы окончательно прояснить ситуацию, отмечу, что родители в этот момент были дома, и никаких важных дел у них не было.
Но, чтобы не подводить подругу, которая ждала меня, я решила поступить следующим образом. Взяв Лину за руку, дойти до квартиры Лили, которая располагалась на первом этаже соседнего дома, и сообщить подруге, что планы изменились. Но осуществить это было не так-то просто, потому что на нашем пути находилась песочница, увидев которую Лина тут же приземлилась в неё и начала возиться в песке. И как я не старалась поднять сестру, мне это не удавалось. Тогда я сказала ей:
– Посиди здесь, а я добегу до Лили и скажу ей, что мы с тобой будем играть в песочнице, и если она захочет к нам прийти, то сможет найти нас здесь. Только никуда не уходи! Поняла?
Но Лина ничего не ответила. Она вообще ничего не говорила, потому что родители никогда не считали нужным заниматься с ней.
И вот сломя голову я помчалась к Лиле. Постучалась к ней в дверь и с ходу выпалила заготовленные слова и даже не стала ждать, что она мне ответит. Я развернулась и опрометью помчалась к сестре. Но её там не было.
Сердце у меня упало. Я отсутствовала, максимум, минуты две. Может, меньше. Так куда же могла деться моя двухлетняя сестра? И я подумала, что, возможно, она вернулась домой, потому что другого маршрута она в принципе не знала. И хотя я ужасно боялась появиться дома без сестры, так как знала, что родители меня тотчас четвертуют, выбора у меня не было.
Мы жили тоже на первом этаже, и я влетела домой, застав родителей сидящими за столом и преспокойно пьющими чай.
– Лина не приходила? – испуганно произнесла я, заранее зная ответ, потому что сестры в комнате не было.
– Она же должна быть с тобой! – заявила мама.
– Но я отбежала на минуточку, чтобы предупредить Лилю, что я не смогу с ней сегодня погулять, так как должна следить за сестрой. А Лина была в это время в песочнице. Но когда я вернулась, её там не было, – выпалила я, надеясь, что родители наконец-то оторвутся от чаепития и подключатся к поискам младшей дочери.
Как бы не так! Родители даже не выпустили кружек из рук.
– Сама потеряла, сама и ищи! – грозно произнёс папа. – И без сестры домой не возвращайся!
Я даже не поверила своим ушам. Даже в том возрасте я догадывалась, что родители как-то иначе должны реагировать на информацию о потере ребёнка. Я бы даже согласилась понести наказание, но при условии, что родители помогут мне искать Лину. Но они даже не встали из-за стола! Что-то здесь явно было не так, и в моём мировосприятии произошли сдвиги, подрывающие основы и ценность семьи. Но рассуждать было некогда, поэтому я снова выбежала на улицу и начала исследовать близлежащие дворы. И в третьем по счёту дворе я обнаружила Лину, стоящую у скамейки, на которой сидели местные бабушки.
