– Сухов! – Крикнула Женя, – узнаю, что бегали за «колючку» – посажу, вы поняли меня?! – Парень лишь поднял руки вверх, не обернувшись.

***

Поправив пилотку, Женя подошла к аккуратно выкрашенному в голубой цвет деревянному забору. Ракицкая жила с дочерью одна, ее муж умер несколько лет назад от болезни легких. Учительница пения сама страдала закрытой формой туберкулеза много лет, но это не мешало ей работать в школе. Других работников в Береговой все равно не присылали, собственно, так на своем месте оказалась и Евгения Круглова. По решению начальства, в маленьком, спокойном городе не было нужды в двух участковых.

Несмотря на одиночество, Елена Павловна скрупулезно следила за небольшим огородом. Взгляд девушки упал на многочисленные кусты красных роз, радовавших глаз. Ровные, ухоженные грядки с луком и картошкой. Огород уходил вдаль, к самому курятнику. Солнечные лучи падали на выкрашенные в белый цвет ставни, выполненные в узорах русского зодчества. Памятник архитектуры, улыбнулась Женя. Поправив пилотку и открыв калитку, она вошла во двор.

– Здравствуйте, – поздоровалась Круглова с девочкой лет 15-ти, моющей крыльцо.

– Здравствуйте, Евгения Марковна, – та испуганно захлопала голубыми глазами и приподнялась, поправив темные шорты. Такой чистый взгляд цвета небесной лазури Женя видела только у финских девушек, во время рабочей поездки отца в Хельсинки. В далеком детстве.

– Яна, да?

– Да – да. Вы проходите, товарищ участковый, – девочка отложила тряпку и вытерла руки о белую футболку в красную полоску. – Мама приболела немного, простите, – сбросив тапочки, она взлетела на крыльцо и открыла дверь. – Проходите, я сейчас чайник поставлю.

***

Женя тихо вошла и аккуратно прикрыла за собой дверь. Ее встретила звенящая тишина – казалось, что в доме не работали даже часы, что уж говорить о холодильнике или телевизоре. Она сняла пилотку, пригладив волосы, взглянула в зеркало. Старинное, жемчужное колье на комоде, явно ручной работы, его аккуратно уложили в шкатулку из синего бархата. Вещь была заграничная – Круглова, часто бывавшая за рубежом в рабочих поездках отца, знала толк в подобного рода украшениях.

Раздался кашель, и, вздрогнув, Женя только в этот момент заметила лежащую на кровати женщину. В доме была только одна комната, в которой умещались видавшие виды диван, стол и маленький холодильник в углу. Лицо женщины было мертвенно бледным: его покрывали многочисленные морщины. Укрывшись одеялом в жару, Елена Павловна тряслась в страшном ознобе.

– Кто здесь…? – Прохрипела Ракицкая, задыхаясь от страшного кашля. – Яна! Йоханна!

– Иду, мамочка! – Девочка ворвалась в дом и склонилась над матерью. – Что? Воды? Вы простите, она совсем плохая, – виновато произнесла Яна, – который день мучается.

– Евгения Марковна, – облегченно улыбнулась Ракицкая, – Женечка. Я так рада, что вы здесь. Дочь, сходи в магазин, купи конфет. Моих любимых, родная. Беги, скорее. Нужно Женечку чаем угостить.

***

– Елена Павловна, почему вы скорую не вызвали? – Спросила Женя, когда девочка ушла из дома и присела на край дивана. – Вам помощь нужна.

– Нет, нет, – спокойно ответила Елена Павловна, – присядьте, Женя. Я так рада вас видеть. Хотела с вами поболтать. Поговорите со мной, Женя. Пожалуйста.

– Конечно, – девушка поправила подушку под больной, – Елена Павловна, вам нужно в больницу, срочно.

–Женя…, – выдохнула Ракицкая, – как вас сюда занесло? Такая молодая, красивая.

– Это случай, Елена Павловна, – Круглова посмотрела на совсем еще не старую женщину, с невероятно теплыми глазами. Морщины выдавали трагедию жизни, но в густых, каштановых локонах не было седины, а на лице стояла улыбка, снисходительная, добрая. Невзгоды не сломали Ракицкую – она понимала, что умирает, но ни о чем не жалела.

– Замуж вам надо, Женечка, – тихо сказала она с улыбкой. – Любовь, она ломает все преграды.

– Елена Павловна, некогда мне, – смущенно усмехнулась девушка.

– Поверьте, на ваш век хватит приключений, – ответила Ракицкая. – Будет возможность «За Россию умереть». Вы знаете, в жизни столько всего было, что я иногда удивляюсь, как такое возможно? – Женщина с трудом поднялась и присела.

– Елена Павловна…

– Нет, нет, никаких больниц, – Ракицкая вновь страшно закашлялась, – я жалею только об одном – что не родилась по ту сторону реки, – улыбнулась она, так по-детски и счастливо, что у Жени проступили слезы. – Да, тогда, наверное, все было бы по-другому. Но это все мелочи жизни. Я хочу попросить вас, Женя, – Ракицкая повернулась к комоду, и вдруг схватилась за сердце.

– Елена Павловна! – Присела перед ней девушка, – Елена Павловна, я за врачом!

– Нет, нет! – Крикнула Ракицкая и схватила Женю за воротник пиджака, притянув к себе, – Женечка, – сказала она, глядя прямо в глаза, – Женя, я вас умоляю, расскажите ей правду. Моей девочке. Прошу, – женщина звучно сглотнула, по щекам покатились слезы, – правду. Пожалуйста.

– Какую… Какую правду, Елена Павловна?! – Крикнула Женя, но Ракицкая уже не дышала. Ослабив хватку, она уронила голову девушке на плечо.

Женя уложила учительницу на кровать и отступила назад. Прижалась к стене и сползла вниз.

Навсегда. На всю жизнь она запомнит эти огромные, зеленые глаза, этот отчаянный взгляд. Покрытое слезами и морщинами, но красивое лицо.

«Правду. Пожалуйста».

Лишь спустя пару минут Круглова заметила застывшую на пороге Яну. Понадобилось мгновение, чтобы она все поняла. Авоська выпала из рук, взгляд сошелся с Жениным. Секунда – и девочка выбежала из дома.

«Стой!» – Крикнула Женя и кинулась следом. Затем вспомнила, что забыла пилотку, вернулась, вновь выбежала на улицу, но беглянки и след простыл.

***

Ночью улицы Берегового опустели. Музыка смолкла, мороженщик закрыл свою лавку. Жалобно, устало скрипнул трамвай и отправился в депо. С реки повеяло прохладным, свежим ветром.

С трудом дойдя до дома, Женя Круглова упала на скамейку у забора и устало вздохнула.

«Правду. Пожалуйста».

«Мамочка».

Светлые волосы девочки. Большие, зеленые глаза. Трамвай. Колье. Мост, «колючка», финны.

«Это система. И вам ее не сломать».

Евгения закрыла лицо руками. Система должна быть разрушена, если она преступная. Любой, кто ей потакает – преступник и враг государства. А если милиция допускает подобный произвол, то становится соучастником преступления. Работник органов – это и есть власть. Враг и преступник во главе страны приближает конец государства.

– Евгения Марковна, вы, это самое, присаживайтесь, – полковник Вячеслав Анатольевич Давыдов, начальник милиции города, указал на стул напротив его рабочего стола, заваленного бумагами. – Я все понимаю, у вас на руках умер человек, у всех бывает… – он вытер пот с лысины и уселся на стул.– Ну, или почти у всех. Привыкните. Сходите вечером на танцы, это самое, развейтесь. Но только без фанатизма, – поднял вверх указательный палец Давыдов.

– Есть, развеяться танцами, – высохшим ртом ответила Круглова. – Вячеслав Анатольевич, я могу ознакомиться с личным делом Елены Павловной?

– Это зачем? – Удивленно спросил полковник, поерзав на стуле, поднимая глаза на портрет Брежнева над головой, будто искал у него поддержки. Тучная конструкция мужчины не давала спокойно сидеть на месте: размер мебели не соответствовал габаритам Вячеслава Анатольевича.

– Так, для личного интереса, – пожала плечами Женя. – Интересно, что был за человек.

– Конечно, можете, но я не понимаю, зачем? Оно у следователя, ничего такого в нем нет. И вообще, я хочу вас попросить не соваться в это дело.

– Почему? – Удивленно пробормотала Женя, сжимая в руках пилотку.

– Потому что не надо, – Давыдов поднялся с места и взглянул в окно. – Чувствую я, что многого мы не знаем, ох, чувствую. Через два дня, в наш с вами Береговой прибудет опергруппа. Еще раз все осмотрят, так сказать, проверят.