– Во-во, поглянь! – ткнул пальцем в небо Лоскутик.

– И чё?

– Радуга, – сказал худющий мужичок и шмыгнул носом.

– Правда, что ль? – щурясь, усмехнулся другой, покрепче. – Я бы пожелал, чтоб корни Святого Дуба искололи тебе задницу. Оторвать меня от важного занятия из-за какой-то ерунды?

– Это не ерунда! Боги поехали по своим делам и выстлали себе дорогу.

– Точно. Поехали в кабак или какой-нибудь дом с девками. Куда и нам следовало бы.

Тощий вздохнул. Навязавшийся к нему в попутчики оказался редкостным козлом. Крепко сбитый мужик с ёжиком светлых волос на голове. Вытянутая скуластая харя, губы потрескавшиеся, синие глаза. На правой щеке шрам в виде трёх коротких полосок, соединённых ещё одной в самом низу. Незнакомец что-то поднимал с земли, совал в рот, морщился, сплёвывал, вытирал пальцы о жёлтую рубашку и снова повторял свои действия. Лоскутик, обмотанный разноцветной тканью, был полной противоположностью. Тощий, как жердь, плоский, как доска, несуразный и аляпистый, как местная сиреневогрудая сизоворонка. Бледная кожа, красные глаза, чёрные волосы, схваченные в тугой хвост, и длинные тонкие пальцы. Из-за последнего обстоятельства прибившийся незнакомец отказался пожимать ему руку при встрече, сославшись на боязнь поломать конечность.

Мужчины сидели на обочине лесной дороги, привалившись спинами к стволу раздвоенной берёзы, и отдыхали от долгого пути. Утреннее солнце нещадно палило. Ветер будто брезговал к ним залетать. Воробьи неистово чирикали. Высунувшийся было из норы крот, сразу же уполз обратно. Лоскутик вздыхал и задумчиво жевал сорванную травинку, глядя на небо. Второй же самозабвенно лизал жопки муравьёв.

– Ты откуда? – прервал молчание красноглазый.

– Снизу, – коротко ответил попутчик, пихая насекомое в рот.

– А-а-а. Поня-я-ятно, – протянул Лоскутик и вздохнул.

Собеседник не отличался разговорчивостью и, кроме несколько отталкивающей внешности, имел далеко не самую приятную для визуального восприятия расцветку одежды. Рубашка с закатанными рукавами была не совсем жёлтой, она была ядовито-канареечной или даже едко-лимонной. Цвет её изменялся в зависимости от того, под каким углом падал свет, но выглядела она неизменно отвратительно. То ли тёмно-коричневые, то ли оливково-зелёные кожаные штаны в три четверти длины, расшитые золотистыми колосками на поясе и вдоль карманов, лоснились, как бока холёной лошади. Центр панельного ремня, соединяющего широкие подтяжки на груди, украшала искусная тесьма в виде королевской лилии. Когда-то белые гетры посерели, а грубые чёрные ботинки с высокой шнуровкой и массивной подошвой покрывал слой налипшей грязи. В дополнение ко всему, на виске незнакомца расположился паук, на которого человек не обращал никакого внимания.

– А здесь ты чего забыл? – спросил Лоскутик.

– Забыли меня, – вздохнул попутчик.

– Как забыли, – удивился тощий. – Кто?

– Да свои же и забыли, – снова вздохнул незнакомец.

– Свои просто так не забывают, – важно изрёк мужчина и воздел палец.

– Выпил бы ты столько же – сам бы заб… ыл, – неожиданно икнул второй. – Или не знаю. Может, и не забыли. Может, я сам выпал, когда взлетали. Я в кустах очнулся.

– А-а-а. Поня-я-ятно, – снова протянул Лоскутик и в очередной раз вздохнул.

– Угу. Теперь вот, думается мне, что домой бы надо, да как возвращаться – не знаю. Есть тут у вас корабли небесные? Нет? – поглядел на Лоскутика незнакомец.

– А чё «нет» сразу-то?

– Так я сам-то не знаю. Про Верхнюю Землю многое рассказывают.

– Есть у нас такие корабли.

– Вот и хорошо.

– Стоят дорого. Летают редко, – добавил Лоскутик.

– Сколько стоят-то?

– Триста звоньков…

– Сколько?! – взревел незнакомец.

– Триста, – тощий испуганно вжал голову в плечи.

– О как, – попутчик неожиданно успокоился. – Дорого.

– Как есть.

– Стало быть… «триста», – задумчиво произнёс мужчина.

– Как-то так.

– Дашь в долг?

Лоскутик нервно рассмеялся, похлопывая себя по коленке.

– Шутишь? Было б у меня триста звоньков, шёл бы я по лесной дороге?

– А я не знаю? Может, ты извращенец какой. Скупердяй, например, или капиталист.

– Ты это, со словами-то поаккуратнее, – насупился Лоскутик и сунул правую руку в просторный левый рукав.

– А то что? Неужто гвоздём поцарапаешь? – показушно испугался незнакомец. – Или воткнёшь куда?

Тощий захихикал и вытащил руку. На ладони лежал небольшой орешек. Незнакомец с подозрением поглядел на ядрышко.

– У жука-навозника отобрал?

– Чего это сразу «отобрал», – возмутился Лоскутик.

– Ещё скажи, что съедобный.

– Конечно. Очень даже съедобный. Будешь?

– Нет, спасибо. Что-то не хочется.

– Как знаешь, – пожал плечами тощий, убирая орешек обратно в рукав.

– Предлагают тут всякое, – проворчал незнакомец. – Наверняка ещё и руки не мытые.

Лоскутик задумался, как бы поехиднее ответить, но попутчик бодро поднялся и принялся разминать плечи.

– Ты хоть куда идёшь-то? – спросил он.

– Вот те раз! Почти имперскую милю со мной прошёл, лишь сейчас поинтересоваться решил, – усмехнулся Лоскутик. – Путешествую я. Выступаю то здесь, то там.

– Бард, что ль? – нахмурился незнакомец.

– Бард?! – возмутился тощий. – Я профессиональный музыкант! – и добавил с гордостью. – Я арфист!

– О как… И где арфа твоя?

– А вот здесь, – любовно погладил небольшой чехол Лоскутик.

– Арфы… они ж… такие, – развёл руки попутчик.

– Это арфа! – рявкнул тощий, чем даже ошарашил собеседника.

– Ладно, ладно, – согласился тот, едва заметно улыбнувшись. – Пойдём, арфист. Дойду с тобой до ближайшего населённого пункта, а там поглядим.

⚜ ⊹──⊱⚜ ⊰──⊹⚜

В свободном городке Роттен сегодня было тихо. Возможно, так продолжалось бы и дальше, но на беду в его восточную часть забрёл дракон. Всамделишный дракон, только не простой, а татцельвурм. Местный пьяница и весельчак Шульц принял было его за кошку, да потом решил погладить. Существо зашипело, прижало кошачьи уши к голове и выползло полностью из-за угла, пригибаясь к земле, будто перед прыжком. Разглядев тулово, длинной в две трети рута, Шульц тут же малость протрезвел и дал дёру. По всей видимости – вовремя. Татцельвурм успел свернуться в кольцо, изогнул тело, как змея перед броском, и резко распрямился. «И тут меня, как молнией шарахнуло!» – сетовал Шульц, демонстрируя разодранные на заднем месте штаны. Высказав предположение, что клыки у твари «наверняка ядом трупным заражают», пьяница выпросил у хозяина таверны шнапса и эля для спасения «бренного тела» от «несвоевременного ухода из столь прекрасного мира».

В тот момент, когда пострадавший уже «почти изгнал смертельную заразу», в харчевню на первом этаже таверны вошли два путника.

– Чего изволите? – бросил дежурную фразу хозяин.

– У тебя деньги-то есть? – быстро шепнул синеглазый блондин.

Второй, красноглазый, черноволосый и худой, как смерть, горестно покивал.

– Пивка бы, – выпалил первый и пружинистой походкой направился к стойке. – Да покрепче.

– Это можно, – радостно сообщил владелец. – Надолго к нам или проездом?

– Как звоньк выпадет, – уклончиво ответил тощий.

– А это что такое? – полюбопытствовал хозяин, поглядывая на странный чехол в руках худого. – Ваза что ли какая-то? Больно плоская.

– Это арфа, – рявкнул красноглазый.

– Арфы, они ж, – раскинул руки владелец.

– Я так и сказал, – закивал первый.

– Арфа! – не унимался худой.

– Бард, что ли?

Ноздри музыканта расширились, щёки надулись, но всё же накативший было гнев ему удалось сдержать. За последний час дороги попутчик несколько раз уточнял у Лоскутика, точно ли тот не бард и точно ли в чехле арфа, а не какая-нибудь лютня. Не смотря на это, музыкант изменил своё мнение, что незнакомец «козёл», на «просто своеобразный». Последний же, даже не предполагая, что получил своего рода «повышение», изволил, наконец, представиться как «Гюнтер. Просто Гюнтер», при этом ловко умолчав о подробностях масштабной попойки, приведшей к его текущему и крайне незавидному положению.