Глеб лежал в комнате, он часто и хрипло дышал, был бледным и мокрым. На лице омеги появилась гримаса боли, синие губы что-то беззвучно зашептали. Михаил слегка похлопал Орлова по щеке, но тот лишь протяжно простонал и сильнее зажмурился. Альфа раскрыл все окна, пуская морозный свежий воздух, наблюдая за тем, как тяжело дышит омега, но не понимая, как помочь ему.

— Скажи, что болит? — Михаил встал на колени перед Орловым, запустил пальцы ему в волосы.

— Сердце, — едва слышно произнес омега.

Приехавшие медики быстро поняли, что имеют дело с инфарктом. Глеб нуждался в срочной госпитализации, на которую упорно не соглашался, хоть и был в предобморочном состоянии. Молодой врач и фельдшер в возрасте были крайне удивлены, что задыхающийся омега категорически отказывается ехать в больницу.

— Вы хотите жить? — напрямую спросил фельдшер, показывая кардиограмму врачу и снимая электроды с конечностей и грудной клетки.

— Нет, — откровенно ответил Глеб. Он опустил кофту и присел.

— Ты что такое говоришь?! — Курбатский побледнел.

— У вас инфаркт, первые признаки наверняка возникли несколько дней, — продолжил врач, — а может и недель назад, слабость, сонливость, головокружение, вам нужно в больницу и чем быстрее, тем лучше.

— Мне уже лучше, — Глеб шумно выдохнул, боль сковывала.

— Я звоню мужу Жульбицкого! — выпалил Михаил и вышел из комнаты перевести дух.

Глеб понимал, что под натиском Ивана не устоит и категорически не хотел, чтобы Курбатский беспокоил омегу.

— Миш, не надо, — проговорил Орлов, пытаясь привстать, но его усадили обратно.

— Вам не стоит двигаться, — фельдшер достал катетер и начал обрабатывать сгиб локтя спиртовой салфеткой.

Курбатский вернулся в комнату, поймав на себе обеспокоенный взгляд Глеба. Орлов спрашивал одними только глазами, успел ли альфа позвонить Ивану или нет.

— Ты едешь в больницу! — почти в приказном тоне произнес Михаил.

Фельдшер скорой запросил место, а Курбатский помог собрать Глеба. До машины скорой помощи Орлов дошел сам, чувствуя страшную слабость, если бы Михаил его не поддерживал, то он просто рухнул бы ещё в подъезде.

— Ты поедешь со мной? — спросил Глеб, опираясь на альфу, когда они ещё ехали в лифте.

— Конечно, — альфа едва коснулся губами виска омеги.

— А ты останешься со мной? — Глеб плохо понимал, что говорит, но это было честно и искренне.

— Да, — ответил Михаил, догадываясь, что Орлов говорил не только про больницу.

***

В реанимации было холодно и страшно. Глеб уговаривал себя, что так надо, и скоро он снова сможет вернуться домой и к любимой работе. Попросит Курбатского забрать его к себе в отдел и не станет больше ни во что ввязываться, но прежде он съездит в Архангельск и навестит старого друга, с которым не виделся больше десятка лет.

Когда омегу перевели в палату, к нему вереницей потянулись коллеги: кто-то просто приходил проведать, кто-то жаловался на Старовойтова. Михайлов слёзно просил побыстрее выздоравливать и возвращаться, но Глеб уже точно знал, что не вернётся на службу в ставшее родным Управление. Когда Курбатский, переживавший о спокойствии омеги, соизволил привезти Глебу телефон, он смог поговорить со Старовойтовым. Тот долго извинялся, будто считал себя виноватым в том, что у Орлова случился инфаркт. Ни на что не надеясь, альфа спросил, может ли приехать, и Орлов дал положительный ответ.

Разговор не клеился. Старовойтов мялся, переминался с ноги на ногу, смотрел с жалостью на Глеба. Омеге это не нравилось.

— Я бы хотел с тобой встретиться в другой обстановке, когда тебе станет лучше, — альфа стоял напротив Орлова, изучающе разглядывая его. Омега выглядел плохо, был бледным, сильно похудел, щеки впали, от этого Глеб походил на замученного тяжёлой неволей пленника.

— Думаете, мне это нужно сейчас?

— Давай на «ты», мы не на работе, — Старовойтов строго посмотрел на Глеба, а затем виновато улыбнулся. — Я не хотел тебя пугать. Прости.

— Все нормально, — Орлов посмотрел куда-то в сторону на дверь, где за стеклом стоял Михаил, ожидая, когда очередной посетитель уйдет. — Я зайду к вам… к тебе, — поправил себя омега, — когда буду подписывать рапорт на увольнение.

Глеб решил не говорить о том, что завязывать совсем со службой не собирается пока. Старовойтов нахмурился.

— Не хотелось бы терять ценные кадры.

— Я не единственный хороший следователь в отделе, да и пора мне сменить обстановку, — Глебу было легко говорить о своем уходе, он был слишком уверен в том, что под началом Курбатского ему будет работать спокойнее.

— Уйдешь на пенсию? — удивился Старовойтов.

— Я ещё не решил, — слукавил Глеб. Уж на пенсию он точно не собирался.

— И всё-таки я попытаю счастье и приглашу тебя на свидание, — не отступал альфа.

— Я постараюсь принять приглашение, — сдался Орлов и взглянул на дверь. Михаила за ней уже не было.

***

Из больницы Орлова забирал Курбатский. Он был небритый и взъерошенный, будто долго не ночевал дома. Суетился и подгонял Глеба, который на самом деле и не просил его сопровождать. Орлов изначально собирался добраться до дома самостоятельно, но альфа почему-то не счёл нужным послушать омегу и теперь изводил его тем, что повторял каждые пять минут, что опаздывает. При этом Глеб был давно готов, а вот его выписка — нет.

— У тебя все в порядке? — поинтересовался Орлов, когда они наконец-то сели в машину, и Курбатский резво выехал со стоянки у больницы, где обычно свободное место было роскошью.

— Живу в отделе, — признался Михаил, сосредоточенно смотревший перед собой. Он уже два раза проехал на мигающий жёлтый и рисковал схлопотать штраф за превышение.

Глеб вздохнул. Хотелось курить, но ему было категорически нельзя. Курбатский же был пропитан табаком насквозь, и этот запах сводил с ума посильнее его естественного альфьего аромата, который усилился, судя по всему, из-за приближавшегося гона. Это Орлов учуял не сразу, но теперь состояние Михаила ему было более понятно.

— Я согласен перейти к тебе в Управление, — проговорил Орлов, рассматривая профиль Курбатского.

— Отлично, — альфа слабо улыбнулся. — Я сейчас отвезу тебя домой, а сам приеду вечером.

— Хорошо, — Орлов выдохнул с облегчением. Оставаться в одиночестве сейчас он не хотел. Слишком много всего произошло за короткий срок, ему необходима была поддержка.

Курбатский довёз омегу до подъезда, отдал сумку и попрощался до вечера.

Когда Глеб поднялся в квартиру, то первом делом, не разуваясь, направился в комнату, где стояла почти осыпавшаяся елка. Глеб взял несколько мусорных пакетов с кухни, разрезал их и застелил пол. Орлов уложил дерево прямо с игрушками на получившийся настил и замотал его, после ещё заскочевав хорошенько. Орлов поспешил вынести ель во двор и выбросить в контейнеры, стоявшие у помойки.

Следом Глеб направился в комнату сына и собрал всю его одежду. Что-то было тут же отправлено на помойку к ёлке, что-то омега решил отнести в специальный бокс одного благотворительного фонда, в котором можно было оставить вещи для нуждающихся, поэтому пара мешков оказалась в багажнике одиноко стоявшей, засыпанной снегом машины. Орлов решил, что займётся ее очисткой позже.

Вернувшись в квартиру, омега продолжил ревизию и убрал все фотографии сына с глаз, спрятал альбом в шкаф. Глеб подумал, что сейчас ничто не должно ему напоминать о Сергее. Он вернётся к воспоминаниям, но сейчас они рвали душу. Орлов осмотрел комнату сына. В ней стало пусто. Вместе с одеждой он вынес игрушки и постельное белье, на полках остались только книги. От грамот, медалей и кубков за участие в соревнованиях Глеб тоже избавился.

Ближе к девяти часам вечера, Орлов впервые за день присел, выпил свои таблетки для поддержания сердца и давления и приготовил незатейливый ужин, на большее сил не хватало. Курбатский не звонил, а Глеб не хотел его отрывать от работы.

Около десяти часов Михаил прислал сообщение, что задерживается на работе и приедет только завтра вечером, на что Орлов ответил дежурным «хорошо» и отправился спать.