Надо быстро придумать выход из ситуации: не хочу, чтобы Кайо гадал, почему я так долго торчу в ванной. Сами знаете, что говорят о мальчиках, которые слишком долго принимают душ. Ну вот.

Прижимаюсь ухом к двери и ловлю голоса на кухне. Мама точно там, а Кайо, наверное, уже обедает. Пожалуй, у меня получится незаметно проскочить обратно в спальню. Заворачиваюсь в полотенце и, мысленно напевая тему из «Миссия невыполнима», в три больших шага оказываюсь у своей комнаты.

Открываю дверь…

И.

Хочу.

Умереть.

На месте.

Кайо там, сидит с книгой в руках. Поднимает голову, хочет что-то сказать, но я его перебиваю. Вообще-то, буквально ору:

– Убирайся из моей комнаты! Сейчас же!

В испуге он встает и уходит, а я захлопываю за ним дверь, запираю замок и тут же начинаю плакать. Негромко и с надрывом, картинно сползая по стене на пол. По щеке скатывается одна-единственная слеза, а мне ужасно стыдно. Стыдно, что я мокрый и совершенно голый, если не считать полотенца с логотипом «Звездных войн», которое у меня даже на талии не сходится. Стыдно, что Кайо наткнулся на меня в таком виде. Что я на него наорал. И это даже первый день закончиться не успел.

Ручка двери поворачивается, кто-то пытается войти, но тщетно.

– Фелипе, все в порядке? Что произошло? Идем обедать! – зовет мама. Никак не могу определить по голосу, волнуется она за меня или сердится. Наверное, и то и другое.

– Я потом поем. Не голодный, – вру я.

Подхожу к шкафу за одеждой и выполняю обычный ритуал. Несколько секунд смотрю в зеркало и отмечаю все, что мне в себе не нравится. Иногда заостряю внимание на мелочах, например выскочил новый прыщик или появилась новая красная растяжка на боку. Иногда рассматриваю тело в целом, гадая, как бы оно выглядело, будь я худым.

Но сегодня я долго перед зеркалом не кручусь. Пусть дверь заперта, я все равно остро чувствую свою наготу просто потому, что Кайо в моем доме. Натягиваю первую попавшуюся футболку – та неприятно липнет ко все еще влажному телу – и какие-то штаны.

Уязвленная гордость не дает выйти из спальни. Лежу в кровати, жую найденные в рюкзаке полпачки печенья и убиваю время с телефоном. Одному плохо. Хочется, чтобы мама пришла и поговорила со мной. Дала мне какой-то совет – и тарелку еды! Серьезно, кого я обманываю? Полпачки печенья! Я хочу нормальный ужин!

Однако мама не приходит.

Два часа спустя я решаю на цыпочках пробраться на кухню. Мама рисует новую картину, а в доме царит тишина.

– Тарелка в микроволновке, – слышу я с порога. Судя по тону, настроение у мамы не очень.

Бормочу «спасибо», но она лишь тяжело вздыхает – значит, сейчас будет серьезный разговор.

– Фелипе, сын, я не дурочка. Я твоя мать. Я хорошо тебя знаю и понимаю, почему ты накричал на Кайо, – тихо начинает мама, вероятно, потому, что наш гость в соседнем помещении. – Но ты в жизни ни на кого не поднимал голоса, и не стоит начинать сейчас. Да, ты любишь тишину, покой и чтобы тебя не трогали. Понимаю. Кайо у нас всего на две недели, и мне нужна твоя поддержка. Ты больше не ребенок. Я не поведу тебя за ручку в гостиную. Но когда доешь, сделаешь приветливое лицо, пойдешь и сам извинишься перед Кайо.

Я только закатываю глаза.

– А вот за это еще и посуду потом помоешь, – с довольной улыбкой прибавляет мама.

Стою посреди гостиной и от души желаю, чтобы на дом упал метеорит и спас меня от этой ужасно неловкой ситуации. Ну или пусть я сквозь землю провалюсь. Не принципиально.

Кайо сидит на диване, читает ту же самую книгу, что сегодня утром в лифте («Братство кольца», к слову, моя любимая). Сцена кажется какой-то неправильной. Ну не может Кайо сидеть на нашем старом диване в цветочек посреди незаконченных маминых картин и рядом с моей фотографией, где мне десять и я в костюме туземца для школьной пьесы, мало того что ужасно нелепом, так еще и ужасно некрасивом.

Кайо тут словно белая ворона, словно пришелец на полотне эпохи Возрождения (и, пожалуй, хуже сравнения вы сегодня уже не прочитаете).

Разумеется, он заметил мое появление. Человека моих габаритов сложновато не заметить. И все же Кайо не поднимает головы. Усердно читает книгу, и челка слегка сползает ему на левый глаз. Мне хочется лизнуть его щеку.

Вот бы сесть рядом, посмотреть, на какой он главе. Спросить, как ему история. Интересно, Кайо из тех, кто сперва смотрит фильм, а потом читает книгу, или наоборот?

Прокашливаюсь и сам пугаюсь, как громко получилось. Но надо же как-то обозначить свое желание поговорить.

– Прости, что накричал на тебя.

Кайо смотрит мне прямо в глаза, а я не могу понять, злится он или жалеет меня. Ни один из вариантов мне не нравится.

– Все нормально, – сухо отвечает Кайо, опускает голову и продолжает читать.

Отлично поговорили. Молодец, Фелипе.

Ужин проходит еще более странно. Мы едим в гостиной под повтор реалити-шоу о свадебных платьях. Я, мама и Кайо втискиваемся на диванчик и не сводим глаз с невесты. Та в панике: до мероприятия всего три дня, а на ней платье не застегивается. Я бы в жизни не успел достаточно похудеть в столь сжатые сроки, поэтому жую и от души сопереживаю бедняжке.

Мама заводит с Кайо разговор, и наш гость почти до обидного легко в него включается. Они болтают о популярном сериале, который мама в глаза не видела, однако умудряется точно угадать, что случится в следующей серии. Кайо нахваливает мамины кулинарные таланты и, похоже, говорит искренне, хотя мы едим все те же рис, бобы, говядину и картошку фри, что и на обед.

– Нет, правда, Рита! Такая вкуснятина! Моя мама нашу еду только что под микроскопом не проверяет. Я уже жаловался папе, что она перегибает палку. Даже соль у нас под запретом, – сообщает Кайо, не прекращая жевать.

– Тогда не смей говорить Сандре, что питаешься у нас жареной картошкой! Иначе она больше никогда тебя к нам не пустит, – смеется мама.

Они болтают, словно закадычные друзья. Я же сижу на другом конце дивана и слушаю. Только слушаю, не говорю ни слова.

Глупо, конечно, но я завидую. Завидую Кайо, потому что мама глаз с него не сводит, а на меня вовсе внимания не обращает. Того хуже, завидую маме. Кайо дня здесь не провел, а уже от нее в восторге. Вот бы он со мной так говорил. О еде, о своей матери, о сериалах – о чем угодно.

Мы досматриваем свадебное шоу (невеста успевает похудеть, платье обалденное, все плачут от счастья, конец), и мама легонько хлопает меня по плечу – мыть посуду опять мне. Похоже, я еще не расплатился за сегодняшнее поведение.

Пока я вожусь на кухне, мама желает Кайо спокойной ночи (разумеется, прощаются они максимально мило). Едва сдерживаюсь, чтобы не распсиховаться, – точно, ведь через пару часов мы с ним окажемся в одной спальне! В считаных сантиметрах друг от друга.

Квартира у нас небольшая, и гостевой никогда не было. Однако моя кровать такой конструкции, где тянешь за ручку и – тадам! – снизу выезжает еще один матрас. Мама приобретала ее с расчетом, что я буду приглашать друзей на ночевку. Только вот не припомню, когда у меня ночевал кто-то помимо бабули Лурдес.

Двухнедельное соседство с Кайо грозит бесконечной чередой катастроф. За то время, пока мою три тарелки, успеваю составить целый список из пятидесяти четырех пунктов, что же может пойти не так. В основном версии довольно мерзкие (вроде ночного газоиспускания), но есть и чисто физиологические, от которых никуда не деться (например, утренний стояк).

Я вообще большой любитель себя накрутить. И все же решаю притормозить, когда дохожу до варианта, где меня одолевает приступ лунатизма (нет, на самом деле я подобным не страдаю) и я набрасываюсь на Кайо посреди ночи. Это прямо очень… неловко.