До дома всё-таки довёз. На таком автомобиле я никогда не ездила, но шальная мысль не закралась. Откуда, кто он, чем занимается… Нужные вопросы были далеки. Я практически молчала всю дорогу, желая поскорее оказаться дома.

Пашка пытался меня разговорить, назначить следующую встречу, я же расплывчато мямлила: диплом на носу, все дела… Он растолковал слова по-своему и не отступил: подъезжал к дому, потом добрался и до университета. В итоге я струсила и, ничего не объяснив, стала его избегать. Маршрут выбирала людный, но он умудрялся меня подловить, правда, толку от этого было мало. Я заняла неприступную позицию, думала, ему надоест. Не надоело.

Три месяца мы играли в прятки, пока он не подкараулил меня у квартиры. А дело было так… Я засиделась у подруги, развлеклась. Вместе со мной расслабилась и моя бдительность. Уже стемнело. Я в панике бегом в такси, потому что старалась засветло возвращаться домой, ведь на глазах соседей Бекетов не позволял себе лишнего, а иногда и вовсе не подходил, только взглядом провожал. Но в ту ночь время было упущено, он ждал меня в подъезде. Выкурил полпачки, фантазируя, что я могла вытворять в чужой квартире.

– Хорошо отдохнула? – спросил зло и преградил мне путь наверх, так что разговор предстояло вести на площадке между этажами. Повздыхать печально я успела в такси, тут мчалась по лестнице как угорелая, а теперь едва не столкнулась с ним. Отступила на шаг и сказала:

– Здравствуй! – сказала это, чувствуя, что стала немного навеселе, оттого паника куда-то испарилась. Осмелев, я кивнула: – Замечательно отдохнула. – А у него желваки на скулах заходили. Это показалось смешным, я слегка улыбнулась, поглазела на него, потом вспомнила, что иду домой и указала на лестницу: – Можно, пройти? – Но он словно не услышал и не увидел.

– Этот сопляк, что вечно крутится рядом… Кто он? Твоя любовь?

– Дима? – удивилась я, и даже в этот момент ничего не щёлкнуло в голове. Я не задалась вопросом, как он узнал, с кем я виделась. Что это говорит обо мне? Ничего хорошего.

– Дима… – скривился Пашка. Одно имя уже было неприятно.

– Дима, – вновь кивнула я и почувствовала острую охоту пояснить: – Только он не моя любовь, а скорее наоборот.

– Да?

– Да.

– Неудивительно.

– Что неудивительно?

– Что наоборот… Скажи-ка мне, лапонька, чем же вы занимались? – давил Пашка, а я наконец разволновалась и попятилась.

– Я, пожалуй, у подруги останусь. Что-то мне расхотелось домой…

– Стоять! – рявкнул он. Я замерла, таращась на него. – Подруга, расхотелось… Знаю я ваши ночёвки. Иди! – кивнул он на пролёт. Я скорее побежала, но обрадовалась рано. Сграбастав в охапку, он прижал меня к стене. – Чем занимались? – спросил сердито. Я облизнула пересохшие губы, а он тяжко вздохнул, глядя на них.

– Готовились, – промямлила я и дёрнулась, ничего не вышло, держал он меня крепко.

– К чему готовились?

– К экзамену. Потом немного отдохнули, выпили вина с подругой, – решила я опередить вопросы. – А с Димой у нас ничего не было и не будет. Не нравится он мне.

– Точно?

– Ага, точно.

– А больше ничего не хочешь мне сказать?

– Что? – не поняла я. Он смотрел мне в глаза. Долго смотрел, отчего стало не по себе. – Что сказать? – тихо переспросила я. Страшных грехов за мной не наблюдалось, но взгляд говорил, будто они есть.

– А нечего?

– Загадки какие-то… Нечего.

– Ладно… – хмурясь, кивнул он.

– Ладно, – зачем-то повторила я. – Можно мне теперь идти? Мама волнуется.

– Можно, – смягчился Пашка, но не отпустил. – Маму расстраивать не стоит. Завтра в семь я за тобой заеду, не вздумай сбегать.

Я замотала головой:

– Не сбегу, только можно мне домой?

– Говорю же: можно.

– Ну так отпустите.

– А чего ты вдруг «завыкала»? – нахмурился он, я в ответ испуганно пожала плечами, только ему было мало. Он прижался теснее, а я стала сползать по стенке. – Что ты шуганная какая? – не дал он мне свалиться. А после его осенило, брови полезли на лоб: – У тебя мужика никогда не было? – спросил шёпотом, опять заглядывая мне в глаза. Я от такого нахальства потеряла дар речи. Это же надо додуматься, вот так спросить в лицо, был ли у меня мужик! – Чего глаза таращишь? Был мужик? Вопрос простой.

Я опять замотала головой.

– Теперь всё ясно, – довольно прошептал он, а я смотрела в его янтарные глаза и на взлохмаченную шевелюру. – Девочка моя домашняя, чтоб никакие Димы рядом с тобой не ошивались. Уяснила?

– Нет, – ещё усерднее замотала я головой.

– Нет? – удивился он.

– Да, уяснила, – заплакала я. – И нет, не будут ошиваться. – А ноги подкосились от страха.

– Лапонька, не вздумав в обморок падать, я как с мамой объясняться буду?

Тут я первый раз назвала его по имени и не абы как:

– Пашенька…

Пашенька сам приготовился хлопнуться без чувств, а я продолжила:

– Отпусти меня, пожалуйста. Я поняла: завтра в семь. А куда мы поедем?

– В ресторан, – ответил он в полном обалдении.

– Значит платье, уяснила. – Объятия он ослабил, я прошмыгнула под рукой. Добежала до двери, схватилась за ручку и посмотрела на него, теперь он таращился на меня, как я совсем недавно. – Спокойной ночи, Пашенька, – добила я его и скрылась в квартире.

Вот так он позвал меня на первое свидание. После каждый день заезжал, отвозил до университета, встречал с цветами… Хотя я не просила. Он просто ставил перед фактом: я приехал. Конечно, мне было приятно, и симпатия к нему была, но я переживала, что для него это мимолётно. На третий поход в ресторан не стерпела, спросила напрямую, на что Бекетов легонько постучал мне по лбу:

– Ты меня три месяца морозила, четвертый мы с тобой гуляем под ручку, я тебя трахнуть ни разу не пытался, потому что ты то краснеешь, то бледнеешь от одного слова… Ты о чём вообще, Полина?

Он меня убедил, я даже с мамой поделилась. Она тоже закивала, сказала, что порядочный: заботится, отвозит-привозит, дожидается, не давит… В общем, уважение моей матери Пашка заполучил. А после и до отца дошёл, но это уже после пятого свидания.

До сих пор его помню… Мы сидим в ресторане, я завороженно гляжу на него, он болтает, а я смеюсь до боли в животе. После он галантно провожает меня до дома… Точнее отвозит (он не любитель пеших прогулок). И вот мы стоим под фонарём у подъезда, Паша наклоняется и нежно целует меня в щёку, я не дышу от трепета внутри. Он гладит мои волосы и кладёт руку на затылок, чтобы не отвертелась, а я не собиралась, только до сих пор не призналась. Я ведь ещё в ресторане поняла: он тот самый, мой, родной.

Но Пашка не догадывался о решении. Не спеша, короткими поцелуями, добрался до губ и поцеловал по-настоящему, французским поцелуем. Начинал робко, боясь меня спугнуть, а я чуть не рухнула он такого интимного момента, обняла его, вцепилась в пиджак. Хотелось, чтобы поцелуй продолжался вечно. Наверное, он тоже об этом думал. Отстранился от меня с неохотой, посмотрел затуманенным взглядом и прошептал:

– Беги домой… Сейчас же. Иначе не отпущу, со мной поедешь. – А сам, хитрец, держал меня за руку.

– Не побегу, – улыбнулась я. – Хочу с тобой. Возьмёшь?

И я не побежала, как вы уже поняли, а он взял. Теперь я – Бекетова Полина.

Так вот, с утра Паша присматривался ко мне, а я улыбалась. Но это не помогло, подозрительность во взгляде не уменьшилась.

– Ты чего? – решилась спросить я.

Он замотал головой, поцеловал меня, удалился от кровати на пару шагов и вновь принялся что-то выискивать в моих глазах. Знаю я этот приём: глаза – зеркало души, сама не раз пользовалась.

– Перестань уже таращиться, – разозлилась я. – Это наводит жуть.

– Жути вчера ты нагнала своим звяканьем.

Пашка стянул с себя пижамные штаны. И этот приём мне известен – в душ меня заманивает.

– Тёплой водички, иди уже. – Я улыбнулась и отвернулась, показывая, что ничего у него не выйдет.