Когда окончательно рассвело, Мелех постарался выкинуть из головы дурные мысли. Чему быть, того не миновать. Зачем тревожиться о бедах, которые еще не наступили? Доберемся до реки – подумаем о броде.

С той ночи, с того сна, покатилось, полетело вверх тормашками благополучие и покой короля Лимны. Сначала умерла жена. Внезапно, посреди завтрака. Вдруг замерла, с чашкой в руках, словно подавившись, окинула Мелеха удивленным взглядом и повалилась лицом в салат.

Несколько недель после похорон Мелех ходил сам не свой. Хупу им поставили, когда ему было шестнадцать, а ей чуть меньше. Сорок лет вместе, каждый день, каждую ночь. Он уже и помыслить себя не мог отдельно, без жены. Ее постоянное, неизменное, тесное присутствие казалось таким же естественным и необходимым как дыхание или небо над головой. И вот ее не стало…

За что? Чем провинилась перед Всевышним эта женщина, чем так разгневала Судью Праведного, что Он отрезал ее от жизни одним быстрым движением, словно кончик огурца? Кто может дать ответ? И существует ли он вообще?

Привыкнуть к этому, поменять шкуру, походку и способ совместно обдумывать все решения казалось невозможным. Но за первый месяц одиночества Мелех приловчился и спустя два полностью вернулся к жизни. Калечной, убогой, но все-таки жизни.

Беда не приходит одна. Смерть жены открыла дверь, и несчастья, словно зеленые навозные мухи, ворвались в дом короля. Пожары, кражи, подставы, обманы, разбойные нападения потянулись сплошной вереницей. Не прошло и года, как в одно ненастное утро Мелех понял, что полностью разорен. От былого богатства не осталось ничего: товары, склады, дом, утварь, даже драгоценности покойной жены – все, все унесло потоком бедствий.

За свою долгую деловую жизнь Мелех не раз бывал на грани разорения и два раза даже переступал его черту, но всякий раз возвращался. С его опытом, сметкой и, главное, связями это было трудно, но вполне реально. И хотя сейчас дело зашло дальше, чем когда-либо, Мелех не утратил присутствия духа, а только с большей тщательностью принялся озираться по сторонам в поисках спасительной сделки.

И был с ним Бог, пришла возможность, жирная, точно наваристый чолнт. Осталось лишь добыть восемьсот червонцев и закрутить в обратную сторону колесо удачи. Мелех не сомневался, что быстро добудет нужную сумму, и был страшно удивлен, когда бывшие партнеры, старые друзья и хорошие знакомые под разными предлогами отказались ссудить его деньгами. Он никак не мог взять в толк, что происходит, пока один из приятелей, видимо пожалев состарившегося короля, выложил все как есть:

– Дряхлый ты конь, кто на тебя поставит? Отбегал ты свое, пора на отдых.

Мелех ничего не понял. Он чувствовал себя точно так же, как десять, двадцать, тридцать лет назад: полным сил и куража. Но приятель не согласился:

– К зеркалу, к зеркалу подойди.

По привычке религиозных евреев Мелех действительно избегал смотреться в зеркало. Не мужское это занятие – себя изучать, оно больше пристало невестам на выданье да молодящимся вдовам. Но на сей раз он решил последовать совету приятеля. У Мелех было маленькое круглое зеркальце из полированного металла, которое он использовал для проверки накладывания головного тфиллина.

Из глубины холодной блестящей поверхности на него глянул седой старик.

«Неужели этот морщинистый дед – я?» – с удивлением подумал Мелех. Его представление о себе никак не вязалось с тем, что показало зеркало. Постояв еще несколько минут, он понял, почему никто не дает ему денег. Старик из зеркала мог помереть в любую минуту, протянуть ноги от боли и безысходности, начертанных на его лице.

И тогда он пошел к дочерям. Мелех намеренно не хотел их тревожить, ведь у каждой были большие семьи, и дел невпроворот. Дочери растили его внуков, продолжение Мелеха на этой суетливой земле, и отрывать от них по кусочку он ни за что не хотел. Однако деваться было некуда.

О, лучше бы он воздержался этого шага. Лучше бы до смерти заблуждался, думая, что уж кто-кто, а дети его всегда поддержат. Увы, ни Гони, ни Рива не дали ему ни гроша. Гони выложила весь список расходов и доходов, доказав, что она сама еле сводит концы с концами. А Рива со слезами на глазах объявила любимому папочке, что денег нет. Нет, и все.

Да, он понял, да, он согласился поискать другой выход, да, разумеется, деньгами распоряжаются мужья и говорить надо с ними, но, вернувшись в каморку, где теперь жил, и усевшись за пустой, голодный стол, он заплакал, прижимая пальцами саднящую переносицу.

На следующий день группа хасидов отправлялась в Садигуру, к ребе Исроэлю, Ружинеру. Еще год назад Мелех нанимал балагулу с большой телегой, запряженной двумя битюгами, усаживал в нее десяток хасидов, а сам гордо возглавлял процессию, развалившись в своей крытой лаком коляске. Теперь же его взяли из милости по старой памяти, потому что заплатить за проезд он не мог.

– Значит, никто в тебя уже не верит, – подвел итог Ружинер, выслушав прерываемый горестными вздохами рассказ бывшего короля Лимны. – Ладно, ладно. Я дам тебе письмо для моих хасидов во Львове. Они помогут. И вот еще что, как только вернешься в Лимну, немедленно отыщи богобоязненную, добродетельную вдову и женись. Плохо человеку быть одному.

– Ребе, кому я нужен, старик без гроша за душой?

– А вот это уже не твои расчеты. Ты делай то, что тебе полагается делать, а не решай за Того, Кто устраивает браки.

И было, хасиды в три дня собрали пятьсот червонцев, а габай центральной синагоги Лимны, услышав, что Мелех хочет жениться, тут же предложил достойную женщину. Дальше все как-то само собой сложилось, спустя две недели Мелех был уже женатым человеком. Он перебрался в скромный, но уютный домик жены, она вручила ему свои сбережения, триста червонцев, и пошло, затрещало, двинулось в обратную сторону колесо фортуны.

Не прошло и полгода, как Мелех выкупил свой дом, лошадей, обстановку, драгоценности и вернулся к прежнему образу жизни, только с другой женой. И если честно, с Крейной ему было и проще, и легче, и спокойнее, чем с предыдущей супругой, да упокоится та в мире.

Узнав, что отец вернулся к прежнему богатству, дочери наперебой стали уговаривать Мелеха развестись с Крейной.

– Посуди сам, – утверждала Гони. – Ты уже не молод, разве не разумнее будет продать дом, свернуть дело и перебраться жить ко мне? Провести спокойную старость под моей неусыпной заботой, не думать ни о чем, кроме ежедневной страницы Талмуда? Далась тебе эта чужая женщина? Дай ей денег и отправь восвояси!

– Папочка, – вторила Рива. – Чем плохо тебе будет у меня, рядом с внуками и внучками, а вскорости с правнуками и правнучками? Под силу ли незнакомой женщине заменить тепло семьи, свет домашнего очага? Она, возможно, и хорошая, но мы то лучше!

Поначалу Мелех и слышать об этом не хотел.

– Крейна – моя жена, то есть часть моего тела, моей души. Разве я могу выбросить ее из своей жизни, точно использованную тряпку?

Мягкая вода точит самый твердый камень, а от постоянного повторения даже глупость начинает казаться мудрым изречением. Нет, пока Мелех вовсе не собирался дать развод Крейне, но в плотине его сопротивления возникла небольшая, однако с каждым днем растущая щель. Осенью, сразу после завершения праздников, выпала ему дорога по делам в Садигуру.

«Всевышний посылает меня к ребе Исроэлю, – решил Мелех. – По его совету я женился, по его совету и поступлю дальше. Сделаю, как ребе скажет. Конечно, главные вещи в своей жизни человек должен решать сам, но если можно посоветоваться с праведником, зачем упускать такую возможность?»

Дело, по которому он отправился в Садигуру, на первый взгляд казалось невсамделишным, даже надуманным. При обычном стечении обстоятельств он бы просто написал несколько писем или, в крайнем случае, отрядил доверенного работника. Мелех использовал это дело как повод для поездки к ребе, боясь признаться себе самому, насколько слова дочерей завладели его мыслями.

– А может, они правы? – думал Мелех. – Семейное тепло, забота близких… у этого нет подмены.