Мата-итиро-доно — это старший сын Ёсихиро по имени Хисаясу, который был убит в Корее в 1593 г. Ёсихиса — тот самый, который сражался против Хидэёси на Кюсю. Среди командиров других дивизий также находим немало славных имен. Кобаякава Такакагэ (четвертая дивизия) — победитель при Миядзима (1555), который, несмотря на свои шестьдесят лет, не утратил воинственности. Киккава Хироиэ и Мори Тэрумото (седьмая дивизия) были его племянниками; последний построил замок Хиросима в 1591 г. Очевидно, что состав первых семи дивизий не подтверждает высказанного некоторыми исследователями предположения, что Хидэёси отправил в Корею самых своих опасных соперников попросту для того, чтобы их там убили. Вторжением должны были командовать его самые лучшие и самые преданные командиры, люди, своим положением и богатством целиком обязанные Хидэёси. Если бы он пытался ослабить своих вероятных противников, он позаботился бы, чтобы такие люди, как Датэ Масамунэ и Токугава Иэясу, первыми ступили на вражескую землю. На самом же деле тем, чьи владения были дальше от Кюсю, было легче всего отказаться от участия в экспедиции. Они ограничились пополнением гарнизона в Нагоя, который насчитывал 100 000 человек. Таким образом, в 1592 г. Тоётоми Хидэёси оказался в состоянии выставить армию в 300 000 человек, полностью вооруженных и всем обеспеченных. В сравнении с ними флот, который должен был их перевозить и сопровождать, являл собой печальное зрелище. Мы уже обратили внимание на то, каким образом Хидэёси реквизировал корабли. В результате на континент был послан скороспелый и совершенно неподготовленный флот. Попытка купить два португальских корабля не удалась, а корабли, присланные в ответ на его требования, представляли собой очень странное зрелище. Большинство из них имели один квадратный парус и весла в дополнение к нему, поскольку не могли лавировать. Хидэёси не был моряком и наивно предполагал, что у него получится превосходный флот, если он соберет побольше военных кораблей и погрузит на них побольше солдат. Он к тому же сам подорвал свой морской потенциал в 1587 г., когда расправился с пиратами, что повлекло за собой мгновенный упадок единственной организованной морской силы в Японии.
Собрался огромный и неуклюжий флот, укомплектованный лучшими и благороднейшими самураями в стране. За ним плелись джонки, груженые сакэ, солониной, сушеной рыбой, соевыми бобами, стрелами, мушкетными пулями, военными веерами и прочими бесчисленными военными припасами. Ничего не забыли:
Провизия для этих людей (12 433) на пять месяцев, 10522,9 коку, включая припасы для матросов и их начальников.
272 коня. Провизии для них 816 коку бобов на пять месяцев, из расчета по одной пятидесятой коку в день (на каждого коня).
Риса и бобов вместе, 11438,9 коку.
На то, чтобы собрать эту армаду, ушло семь или восемь месяцев. Теперь они ждали приказа, чтобы двинуться против презренного, но пока еще неизвестного врага. Между тем соперничество между Кониси Юкинага и Като Киёмаса становилось все более жестким. Как мы знаем из предыдущих глав, считалось великой честью первым вступить в сражение, поэтому каждый из двух командиров страстно желал, чтобы именно его дивизия первой высадилась на корейской земле. Раннее утро 24 мая было туманным, и Кониси воспользовался случаем, чтобы избежать и встречи с корейским флотом и в то же время оторваться от Като Киёмаса. Вскоре часовые на южном берегу Кореи заметили транспорты, которые перевозили первую дивизию. К ночи дивизия высадилась, а Като Киёмаса тем временем призывал на помощь буддийских богов, чтобы те наполнили его паруса ветром или, вернее, проклинал своего соперника-католика, который самовольно реквизировал большую часть транспортных судов. Это неожиданное начало вторжения вполне могло закончиться катастрофой, будь на месте корейцев любой другой противник, поскольку Кониси покинул остров Цусима преждевременно, а японская армада все еще продолжала формироваться в Нагоя. Небольшая корейская флотилия могла бы спутать им все карты, однако ни один корейский корабль так и не потревожил ни Кониси, ни Като Киёмаса, который прибыл четыре дня спустя, весьма раздосадованный тем, что его более молодой соперник его обогнал.
Прежде чем описывать кампанию на суше, имеет смысл рассмотреть характер той задачи, с которой пришлось столкнуться японцам. Корея представляет собой полуостров, который протянулся с севера на юг, с востока его омывает Японское море, а с запада — Желтое море. Расстояние от порта Пусан, самой близкой к Японии точки полуострова, до китайской границы — около 550 миль. Сеул, в 1592 г. столица всей Кореи, лежит примерно на середине пути в Китай, так что японцам, прежде чем они достигли бы своей главной цели, предстояло пройти через всю Корею, что дивизия Кониси и
стала осуществлять с поразительной скоростью.
Пусан пал первым после короткого, но мужественного сопротивления, оказанного его губернатором, затем была взята Тоннэ, крепость в нескольких милях к северу от Пусана. Кониси Юкинага принимал активное участие в битвах, а во время штурма Тоннэ он первым взобрался на стену по приставной бамбуковой лестнице. Затем он вывел свою армию на самую прямую, по его расчетам, дорогу на север.
Другие дивизии тоже не сидели без дела. Буддийская бригада Като Киёмаса высадилась около Пусана 28 мая и, брезгуя идти по следам побед соперника, отправилась на север по другой дороге, протянувшейся к востоку от той, которую выбрал Кониси. Еще одна христианская дивизия, третья, под командованием Курода Нагамаса, также не желая ни с кем делить славу, выбрала третью дорогу к северо-востоку от линии наступления других частей. Таким образом, три японских дивизии порознь торили путь к северу Кореи, и гонка, целью которой была столица, началась.
Кониси и Като на короткое время соединили свои силы 5 июня при Мунгёне, и их объединенная армия направилась к проходу Чорюн, потенциальной ловушке для любой вторгшейся армии. Однако, по причине чудовищной бездарности корейского командования, проход никто не защищал, и японцы бодро прошли через него. Корейские полководцы почему-то решили встретить японцев на плоской равнине за проходом, где, как они рассчитывали, корейская кавалерия обрушится на захватчиков со своими цепами. Японцам была предоставлена полная возможность для маневра на поле боя, выбранном корейцами: с одной стороны оно было ограничено рекой Тамгуемда, а с других трех сторон — горами, образуя обширный амфитеатр, выйти из которого можно было только по узким проходам с каждой из сторон. Японцы постепенно поднялись к подножью гор, а затем по команде открыли плотный огонь из фитильных мушкетов. За этим последовала сокрушительная атака, которая заставила корейцев отойти к берегу реки. Вскоре та армия, большую часть которой составлял единственный гарнизон между Пусаном и Сеулом, который еще не бежал или не был разбит, лежала мертвая на берегу, а ее остатки спасались бегством через горный проход на севере.
Дорога за полем битвы расходилась, и две дивизии вновь расстались. Като отклонился к западу, надеясь таким образом выйти к Сеулу раньше Кониси, который продолжал следовать прежним маршрутом. 12 июня Като уже казалось, что ему это удалось, когда его дивизия форсированным маршем вышла к южному берегу реки Ханган, которая образует естественный ров перед Сеулом. Город казался брошенным, и, перейдя реку, Като понял причину царившей в нем тишины. Кониси все-таки прибыл в Сеул на четыре часа раньше! Оба они, вероятно, были еще больше расстроены, когда узнали, что если бы действовали сообща и прибыли на четыре дня раньше, они захватили бы правителя Кореи со
всеми его сокровищами.
16 июня к ним присоединились Курода Нагамаса и Укита Хидэиэ с восьмой дивизией; последнего Хидэёси послал со своим войском, чтобы тот взял на себя функции главнокомандующего, как только падет Сеул. Дивизии прибывали одна за другой, и Укита приступил к выполнению указов Хидэёси, касавшихся приведения страны к повиновению. Эти приказы разграничивали сферу влияния командиров каждой из японских дивизий. Кониси и Като следовало раздельно продолжать продвижение на север, первому — по прежнему маршруту вплоть до китайской границы, там, где она проходит по реке Ялу (Амноккан), второму — к северо-востоку, где Корея граничит с Маньчжурией. Остальные дивизии должны были разойтись из Сеула в разные стороны, а войска Укита остаться в столице в качестве гарнизона. Продвижение Укита, по странной случайности, не обошлось без происшествий, ибо по пути из Пусана его армия была изрядно потрепана одним корейским полководцем, который, однако, сам вскоре пал жертвой завистливого соперника. Соперник обвинил своего коллегу в предательстве и доложил обо всем вану. Таковы уж были перипетии корейской политики, что командир, который с самого начала войны впервые что-то смог сделать для своей страны, предстал перед палачом, и тот выполнил свою «жизненно важную функцию» прежде, чем герой сумел доказать свою невиновность.
