- Ну, ничего себе, - Мормонт, похоже, передумал отдавать находку, когда случайно взглянул на страницы. Он бросил на нее короткий взгляд. – Тебе только «Игру престолов» иллюстрировать. Отправь их Мартину.
Дени с негодованием выхватила тетрадку, чуть не оторвав обложку.
- Я серьезно! – воскликнул Мормонт, облокачиваясь на подоконник рядом с ней. – Я даже в голливудских мультиках не видел такого количества разнообразных драконов. Даже у Миядзаки.
Дени недоверчиво уставилась на него. На темно-малиновую рубашку под серым пиджаком и голубой платок.
- Почему вы носите эти платочки?
- Потому что платочки – это круто.
Дени усмехнулась.
- Я не смотрю «Доктора кто».
- А как насчет галстуков из занавесок?
Дени рассмеялась.
- Вам вовсе необязательно косить под Даарио, чтобы я с вами разговаривала.
- Правда? Прям гора с плеч. А я думал, со мной не-Даарио ты разговаривать боишься.
Дени чуть не выронила сумку.
- Правда? С чего вы взяли? – она изобразила меланхолично-спокойный взгляд в окно. – Ничего подобного.
- Вторая гора с плеч. Ни день, а чудо. Тогда скажи вот что: почему свои шедевры ты рисуешь в рабочих тетрадях, а мне сдаешь бесконечные зеленые холмы? Знаешь, я уже начал думать, что это что-то по Фрейду.
- Ничего не по Фрейду! Просто это… Это личное. У одного человека была татуировка с драконом.
Даже тут она лгала. Именно из-за Дени тот человек выбрал этот рисунок. А драконы были с ней гораздо дольше.
- И где он сейчас?
- Его больше нет, - пустой школьный двор за окном засыпало снегом. – Он увлекался мотоциклами, у него даже был свой байк-клуб. Он разбился этим летом, - Дени размазывала слезы по щекам, а они все не останавливались.
- И тебе легче, когда ты рисуешь драконов?
Она кивнула. Это была правда, странная правда. Ей и правда было легче, когда она чешуйку к чешуйке выводила новый рисунок.
- Не сочти за наглость, - Мормонт стоял рядом, очень близко, но не трогал ее и не предпринимал попыток успокоить, - но я бы хотел видеть их, твоих новых драконов. Можешь рисовать дома, а я зачту за работу в классе, - пожал он плечами. – Просто мне кажется, на белых листах им было бы куда комфортнее. А в краске они бы и вовсе смотрелись как живые. Особенно в той нежной зелени, которую ты тратишь на клонированные холмы.
Дени силилась не разреветься и не рассмеяться, потому что смех необратимо бы перешел во всхлипы, в рыдания, в завывания, в крики, в форменную истерику. Да, она знала, что такое градация, знала другие художественные приемы, но ей было чертовски сложно объяснить, как последняя его фраза умудрилась сорвать все плотины и замки. От слез малиновый цвет становился черным. Она прижалась к нему сильнее, чтобы не видеть этого.
***
Девочка не выдержала и сдалась, наконец, своему горю; это было ожидаемо. И все же Джорах едва не шагнул назад, когда ее руки доверчиво нырнули ему под пиджак. Когда они говорили с Визерисом – без него Мормонт едва бы нашел работу после того увольнения, - то задача казалась ясной. Приглядывать за его младшей сестрой и без того не вызывающей серьезных проблем. Теперь ему выпал случай подружиться с ней, но вместо радости Джорах испытал смятение. В конце концов, он решил, что Визерису рассказывать пока не о чем.
Тем более что Дени вновь была в хорошем настроении. Пару раз она приходила после уроков со стопкой новых рисунков. Она все еще рисовала ручкой, но, к счастью, использовала для этого чистые листы. Некоторые драконы получали имена. Впрочем, настолько заковыристые, что Джорах при необходимости мог назвать их лишь по паре первых слогов. Она смеялась, искренне и увлеченно, и в фиалковых глазах он видел благодарность. Она росла без родителей, а Визерис был занят. С кем ей оставалось говорить?…
Дени рассказывала ему про одноклассников и про других учителей, про фильмы и книги, которые она читала, про услышанные новости, про все вокруг. В ней кипела энергия, она была прирожденным лидером, но отчего-то не стремилась занять это место в классе. Однажды она, смущаясь и запинаясь, призналась, что верит, будто после смерти сможет встретить драконов. Она попадет в новый мир, в свой настоящий мир, где ей суждена другая судьба. Когда он спросил, какая, Дени не ответила, отвернувшись к окну.
Декабрьский день угасал, надвигались каникулы. В свете сумерек ее плечи казались острыми, и от хрупкой ее фигуры веяло невыносимым одиночеством. Мормонт едва удержался от того, чтобы обнять ее. Вместо этого он вытащил из ящика стола запасной ключ от кабинета и положил перед ней.
- Вряд ли мы увидимся до следующей четверти, у меня осталось всего несколько уроков, - произнес он. Дени не спускала глаз с ключа. – Я бываю здесь не всегда, но ты можешь приходить в любое время и рисовать.
Дени медленно подняла голову. В ее взгляде было столько тоски и разочарования, что у него защемило сердце. Присматривать за ней, только присматривать, - напомнил себе Мормонт, одновременно впитывая взглядом, выжигая в памяти тонкую ключицу над вырезом платья небесного цвета, приоткрытые розовые губы и белоснежный локон, упавший на спинку стула. Он сказал ей, что должен идти, еще раз коснулся оставленного ключа и покинул кабинет.
А в следующей четверти вместо Дени вернулся сущий дьявол. Больше с ним она не говорила. Вернее, не говорила словами. Зато выдавала такие поступки, что они могли заменить самые драматичные монологи. Джорах держался до последнего, не выдавая ее ни брату, ни директору школы, и вскоре его дозор был бы окончен – после выпускного он бы никогда больше не увидел Дени. Но все было сложнее.
Она всегда выбирала оттенки цвета неба: от бледно-голубого до глубокого индиго, и для него она оставалась такой же недосягаемой, как небеса. Все созданные ей драконы имели крылья, будто сама Дени жаждала улететь, вырваться отсюда, и он, Джорах Мормонт, знакомый ее брата, учитель рисования, старше ее на чертово столетие, не имел никакого права на эту свободу покушаться.
Он только присматривал за ней по просьбе Визериса, только присматривал, напоминал он себе ежечасно. И, чтобы отвлечься от предательских мыслей о Дени, он старался максимально усердно исполнить свой долг. Весь вечер он не спускал с нее глаз, и если у него возникало предположение о том, что Дени собирается сделать что-то, что не понравится Визерису, Мормонт тут же вырастал рядом и с неизменной улыбкой одергивал ее.
Дени бесилась.
И было отчего.
Правда была в том, что сегодня ни о какой свободе Дени и речи быть не могло. Он шагал по суверенной, святой территории, отсекая кусок за куском, и испытывая при этом мстительное, темное удовольствие.
Джорах плеснул себе в лицо ледяной воды из умывальника и выпрямился. Отражение старика встретило его. С подбородка на синюю рубашку капала вода, расплываясь уродливыми пятнами.
Смотри… Смотри же, как ты жалок.
***
- А что – без света никак? – мысль, что она совершает ошибку, заставила Дени остаться на пороге класса.
- Два часа ночи, все внизу, а мы на третьем этаже, - Даарио бродил между партами. - Боишься, что инопланетяне просекут, какой у тебя лифчик? Да всем и так понятно, что синий. Ты ж другой цвет не носишь.
У Дени задрожали руки от желания схватить что-нибудь тяжелое, но кроме стульев под это определение ничего не подходило. Да и спор не входил в ее планы. Поэтому она решительно подошла к однокласснику, развернула к себе и прижалась губами к его губам. Даарио поднял ее, усаживая на парту. Дени медленно опускалась назад, утягивая парня за собой. Он покрывал ее шею и ключицы торопливыми поцелуями. Ей вспомнились прикосновения Дрого, и Дени вздрогнула от отвращения к тому, что она делала сейчас. Она зажмурила глаза, когда мальчишка принялся жадно мять ее грудь. Вестерос, Кхалиси, Меерин, Безупречные, Балерион… Да, она знала множество загадочных волшебных слов, но они не имели ничего общего с ее жизнью, и ни чьим прикосновениям не было дано вытянуть их из нее. В горле застрял ком.