- Как у лисицы, - подумал Вася.
- Расписание немецкого сна наша удача. Партизаны воюют умело и тихо, короткий бой, и уже несёшь мешки с колбасой, тушёнкой, шоколадом, и шнапса вволю. Хуже всего, когда широкую плановую зачистку леса делают, - вот гады, - тогда приходилось бежать и ползать, можно и не уцелеть под свистом тысячу пуль, ужасная обстановка. Хорошо, что немцы бережливые, не палили лес, а то как вьетнамцам, пришлось бы без джунглей под оранжевой землёй существовать. То настоящая война! Не то, что твоя книга, а сколько мир продержится, никто не догадается. Ещё в разгар войны было сказано: удержать бы мирное время на пятьдесят лет, потомки может быть поумнеют. Пятьдесят лет прошло, - не поумнели.
- Почему не поумнели? Немцы теперь самый образцовый народ, они больше нас любят камыш, и лучшее нас пиво варят.
- В сорок четвёртом по глупости попал в плен, в концлагерь для советских пленных отправили, в "Шесть - К" закрыли. К концу войны немец обеднел людьми, нас итальянцы мягко охраняли, а хирурги состояли из руководящей нации, каждый день кастрировали по полсотни - сто человек. Сегодня второй фронт нас освободил, завтра приходила бы моя очередь...
- Ужас! - сказал Вася, - лучше я удавлюсь, пусть не дочитаю четвёртую книгу, но камыш спалю весь.
Ночью камышовые плавни горели, Вася Кирик сидел на насыпи, обнимал наступившую действительность, и грелся убегающим огнём. Больше его никто не видел.