Глава 1 Ксения

Я точно помню, с чего начался этот ужасный день.

Он был майский, теплый, солнечный. У меня должно было быть совещание с утра, и я долго выбирала костюм, чтобы произвести благоприятное впечатление на немецких коллег, что приехали в наш московский офис, и даже подготовила речь.

Пока шла на работу, прокручивала ее в голове, все ли правильно.

Ночью прошел дождь, и озорные воробьи купались в лужах, которые я старательно обходила стороной, дабы не забрызгать свои туфли лодочки. В воде играло бликами солнце, золотые купола церкви отражались в водной глади, цвела сирень, ее бесподобный аромат щекотал ноздри, глаза радовала изумрудная зелень молодой листвы…

Как я оказалась в петле???????

Я пришла в себя и не сразу поняла что происходит. Каким-то непостижимым образом я оказалась стоящей на стуле с петлей на шее, в глазах рябит, не могу сфокусировать взгляд. От страха трясутся ноги, и стул подо мной шатается, дрожащими руками я пытаюсь снять петлю с шеи, что больно сдавливает кожу и вызывает дикий страх, кожа саднит, пытаюсь что-то сказать и не могу…

Надо закричать, но изо рта вырывается только слабый хрип, как было у меня при ангине. Я соплю, хриплю, а звука все нет…

Стул подо мной трясется, а меня саму уже так трясет, что это больше напоминает конвульсии, по спине предательски течет холодный пот, он выступает на лбу, и ручейками стекает по вискам. В этот момент ножка стула не выдержала и подломилась, стул падает, и я повисаю в воздухе. Ужас! Судорожно хватаюсь руками за петлю из веревки пытаясь снять с себя или хоть как-то ослабить узел, я отчаянно дергаюсь, ломая ногти, обдирая с пальцев кожу. Кислорода все меньше, каждый вздох становится все труднее, легкие горят.

Слышу сзади шум, пытаюсь позвать на помощь, но из горла вырывается только хрип….

И тут в уши, разрывая барабанные перепонки, врывается крик, кто-то кричит так, что может заглушить шум взлетающего реактивного самолета, на фоне шума топот от чьих-то многочисленных ног…

И крик уже где-то вдали…

Топот затихает…

Я одна дергаюсь в этой ужасной петле…

Всполохи пламени перед глазами, наверное, от недостатка кислорода. Я так и не поняла, как мне удалось освободиться, может, не выдержал крюк в потолке и вырывался. Но я с грохотом падаю на пол, рядом падают куски штукатурки и кусочки бетона, веревка, первое время не могу дышать, кажется, горло не пропускает достаточно воздуха для моих легких, они горят, чувствую смрад и запах жженой бумаги, мучает кашель, я вся засыпана чем-то белым, толи пеплом, толи штукатуркой.

И снова гул людских голосов, кто-то забегает в комнату, щупает пульс. Почти ничего не вижу, размытые тени пляшут по стенам, пятна передвигаются, ухо режут чьи-то всхлипы и причитания, как по покойнику.

– Она жива, скорую, вызовите скорую….

Крики неприятны, зачем тут нужна скорая, я же жива, почему меня трогают, ненавижу чужие прикосновения, чьи то руки пытаются расстегнуть на мне рубашку. Голова кружиться и я теряю сознание.

Очнулась непонятно где. Словно кто-то выключил меня, а потом щелкнул выключателем. Оп! И уже утро.

Первая мысль о папе с мамой, потом о муже…

Где они? Боже! Что они могли подумать обо мне!

Нет! Нет! Они не могли подумать, что это я сама одела петлю на шею! Меня кто-то пытается убить! Надо им срочно позвонить.

Пытаюсь вскочить с кровати…

И тут обнаруживаю, что мои руки и ноги привязаны! Боже! Меня похитили…

Ужас молнией прошил тело от головы до копчика, ладони стали мокрыми, как и мои подмышки, у меня трясутся от страха руки. Сейчас сюда войдут похитители!

Папа с мамой, наверное, сейчас тоже в ужасе! Собирают деньги на мой выкуп, только бы они успели!

Тихонько скрипнула дверь, которую я не вижу, шаркающие шаги, и надо мной склонилась приятная пожилая женщина.

– Проснулась, сердешшшнаааааяяя, – пропела она красивым мягким голосом.

– Тетенька, бабушка, меня что, меня похитили? – спрашивая старушку, а у самой из горла только хрипы вперемежку с буквами вырываются.

– Сейчас, сейчас, милая, доктора позову, – бабушка убегает.

«Доктора», значит, я в больнице! Уф, отлегло, сразу стало легче, хотя в руках еще осталась дрожь. А если это больница, тогда почему на мне ремни, что сковали меня по рукам и ногам?

Через несколько минут я услышала шум шагов, скрип двери, надо мной склонилось мужское лицо, этакий старичок боровичок.

Лицо как у доктора Айболита их детской сказки Чуковского. Плешь на голове, по бокам волосенки седые кучерявые, очки круглые в металлической оправе на толстом носу картошке, и маленькая аккуратная бородка.

– Таксссс, что тут у нас, очнулись, больная, – и голос у него приятный.

– Доктор, где я? – пытаюсь спросить его, но из горла вырывается только хрип.

– Такссс, вы милочка повредили себе голосовые связки, ну этим займется у нас доктор Кузнецов, он – у нас оториноларинголог, а я, милочка, ваш доктор по душевному спокойствию, – доктор говорит мягко, как то даже вкрадчиво.– Не рекомендую вам пока разговаривать, не надо травмировать свое горло, давайте дадим ему отдых, и вам тоже…

Он обернулся и кому-то начал диктовать, сыпать какими-то медицинскими терминами, называть препараты, в моей голове стоит гул, кажется, я опять начала проваливаться в сон. Кто-то невидимый ставит возле моей кровати трансфузионную стойку и вешает на нее несколько прозрачных пакетов с растворами, укол, почти не больно, и я проваливаюсь в сон.

Мое сознание подводила меня, я то выныривала из сна, то опять проваливалась в мутный сон с непонятными видениями.

Сны были настолько реалистичными, что проснувшись, я не всегда могу отделить сон от яви, даже не знала что правдоподобнее, то, что мне снилось, или мир, в котором я живу.

Мне снились люди с птичьими головами, с крыльями, они что-то говорили мне, но я слышала только горловое клокотание да шум крыльев, то небо вспыхивало всполохами пожаров, огромные толпы людей куда-то бежали, крик, шум, но вот они начинают падать, обагряя землю кровью…

Я в ужасе просыпалась…

Какие странные сны, наверное, мне вводят препараты, которые вызывают галлюцинации.

Не знаю, сколько я спала, но однажды проснувшись, ощутила себя свободной. Поднимаю руки. Они затекли, с них сняли путы, по тому, как от кончиков пальцев разбегаются мурашки, а кончики пальцев почти ничего не чувствуют, наверное, давно лежу. Затем пробую согнуть ноги.

С ног тоже сняты ремни. Осторожно пытаюсь согнуть ноги, первое время они меня не слушаются, с трудом сгибаю сначала одну ногу, потом – вторую. Поворачиваюсь на бок.

Теперь вместо белого потолка я вижу такую же белую, ничем не примечательную стену. Маленькая комната, моя койка и белая тумбочка, в углу старый деревянный стул, помнится, такой стоял у бабушки на кухне, он скрипел, когда на него кто-нибудь пытался сесть. Такая же безликая белая дверь, почему-то с глазком, чем то напоминает дверь в камеру тюрьмы, только покрашена в белый цвет. Странно…

Где-то высоко под потолком расположено окно, из которого льется свет, солнечные пятна играют на полу в догонялки. Наверное, за окном растут деревья, через кроны которых пробиваются лучи солнца. Ветер шелестит листвой, и вот пятна света играют на полу в моей комнате.

Дверь скрипнула, лязгнула замком, открылась с противным скрипом, и в проеме показался здоровый дядька в костюме медперсонала, белая рубашка и белые штаны, поверх огромный ремень на толстом пузе, на нем висит связка ключей. Как надзиратель в тюрьме.

– Больная в тридцать шестой очнулась, – орет он басом куда-то в сторону.

Слышу шаркающие шаги, и в дверях появляется фигура старичка Айболита.

– Как себя чувствуем, больная?– он говорит тем же доброжелательным голосом, а в глазах неподдельная забота.

– Хорошо, – я хриплю, голос у меня так и не восстановился.