– Почему именно лагашцы? – раздался голос из зала. – Кому известно, что именно они разбили стелу?

– Во-первых, – ответил Алулим. – На месте стелы было воткнуто копье с их знаменем, во-вторых, как вы все знаете у нас с ними давние споры за территорию, а в-третьих – хозяин корчмы некий Шешкала подтвердил, что видел собственными глазами отряд лагашцев у наших границ. Что скажите, почтенные собратья?

Тут начальник гарнизона встал и громогласно заявил:

– А что тут говорить?! Какой может быть разговор с теми, кто нарушил древний завет? Лагашцы за одно с амореями – это всем давно известно. Надо собрать войско и двинуть на Лагаш. Как только энси[7] мятежников попадет в плен, разговор будет окончен. Это послужит хорошим примером – остальные города тоже присмиреют.

– Хочу сказать! – поднял руку Лудингирра. – Многоуважаемый Лумма думает осадить Лагаш и оставить наш город без войска? Так?

Старый вояка скрипнул зубами и скорчил на Лудингирру злобную мину, мол, кабы не публика отвесить бы тебе, хорошенечко и, откашлявшись, произнес:

– Я полагаю, что почтеннейший Лудингирра предлагает сидеть за высокими стенами и ждать, пока лагашцы с амореями возьмут нас в кольцо. Но знайте, кто свою голову прячет, тот ее первым и потеряет!

– Что ты этим хотел сказать, уважаемый?! – закипал Лудингирра. – Что ты храбрее всех нас?

– Ты, купец и сын купца… каким оружием владеешь? – рассвирепел начальник гарнизона. Лудингирра молча сел. – Удел торгашей – базар, а не война!

Один из старейшин поднялся и заявил:

– Хочу сказать! Гарнизон Эреду маловат и без наемников нам не обойтись. Во что встанет нам такой поход? Может разумней договориться с лагашцами?

– О чем говорить с бунтовщиками? – крикнул кто-то с места. И все почтенное собрание начало гудеть кто во что горазд. И поверх этого гвалта Алулим поднял руку и заявил:

– Мое слово! Почтенный Лумма – храбрый воин. Это правда. Он истинный сын Эреду и на его счету много побед.

– Какова цена этих побед? – крикнули с задней скамьи.

Гвалт начал усиливаться. Кто-то спорил, доказывая, что надо идти на Лагаш, кто-то говорил, что уводить солдат из города – верная гибель для Эреду, иные предпочитали отмалчиваться и наблюдать чем дело кончиться.

И вдруг шум утих. Старейшины встали как по команде, а почтенный Алулим поклонился – в зал вошел Утухенгаль – царь Киэнгира[8]. Он был высок, светлая кожа, лишенная морщин, резко контрастировала с короткой темной бородой. Большие зеленые глаза обладали магическим насквозь проникающим взглядом. Этот взгляд… Он любого приводил в трепет может от того, что каждому, кто осмеливался смотреть ему в очи казалось, будто царь знает все его тайные помыслы. А может потому, что сам облик царя мало походил на типичного жителя Киэнгира, кто знает? Его побаивались все, не исключая Лудингирру.

Много времени прошло, со дня появления Утухенгаля в Эреду, но вот что удивительно – старость обошла его стороной. Еще сказывали, что царь любит дорогие ткани, а украшенья не признает. Тиару надел только однажды – по случаю восшествия на престол…

– Великий царь! – сказал Алулим. – Собрание старейшин приветствует тебя!

Утухенгаль долго молчал, вглядываясь в лица, а потом чуть слышно произнес:

– Нам бросили вызов. Не так ли?

И собрание замерло. Все надеялись, что вот сейчас царь скажет нечто такое, что сможет предопределить судьбу всей страны и каждого ее жителя в отдельности. Но вместо этого слово взял Лумма.

– Великий царь! Все знают: лагашцы издревле хотели подчинить себе Киэнгир. Когда Энменлуанна Великий воевал с амореями они не прислали ему подмоги. Они всегда были в стороне. У них самая плодородная земля, но им этого мало… Если их не обуздать это послужит дурным примером остальным городам.

– Ты уверен в своих воинах? – спросил Утухенгаль.

– Да, великий царь. Нынче, как никогда.

– Тогда веди их на Лагаш! – заключил царь.

– Войне быть! – провозгласил Алулим. – Хвала Энлилю!

– Вечная хвала! – отозвалось собрание.

Лудингирра возвращался домой в паланкине в крайне удрученном состоянии. Предстоящая война не сулила ему ничего хорошего. Он с роду не управлял боевой колесницей, да и мечом владел… так себе владел.

В саду его встретила Дамгула.

– Что ж, значит так угодно богам. – сказала она, когда выслушала что решил Утухенгаль. И печаль слегка коснулась ее благородного лица. Но и в этой печали она была хороша. Ухоженная, стройная, в ней чувствовалась порода. Её миндалевидные глаза с поволокой, слегка прикрытые в чувственной неге и бархатистая кожа, что подчеркивала соблазнительные формы – вся она являла собой олицетворение женственности, украшение любого мужчины.

– Мне тоже придется идти в поход. – констатировал Лудингирра.

– Так решил царь. – согласилась Дамгула. – Верь Утухенгалю и не забывай: твой отец тоже был им спасен. Боги выбирают пророков только из самых достойных мужей.

– Да, ты права… волю богов нам не дано познать. Вели подать мне вина.

Дамгула печально улыбнулась и ответила:

– Я сама тебе принесу.

И Лудингирра остался со своими мыслями наедине. Он сидел на гладкой диоритовой скамье смотрел на пруд и рассуждал. Дамгула говорит дело: Утухенгаль не простой человек. В Киэнгире он появился незадолго до Великого потопа, и никто до сего времени не знает откуда он пришел в наши края. Устроился на службу в храм. И как-то раз во время утренней молитвы объявил, что боги открыли ему день грядущий. Через него они сообщили людям: страшное бедствие постигнет весь Киэнгир. Наводнение, равных которому не было во веки, обрушится на наши земли. Над Утухенгалем стали насмехаться. Верховный жрец был взбешен, отстранил Утухенгаля от службы и, обвинив в богохульстве, назначил ему в наказание пятьдесят ударов аморейским кнутом. А поскольку в отличии от обычной плети, амореи традиционно вплетали в кнут острые металлические грузики по всей длине – наказание было весьма тяжким. Но даже когда на базарной площади двое солдат истязали Утухенгаля, боги продолжали говорить его устами: «Кровавая луна принесет Великий потоп. Кто не скроется в горах – погибнет».

В ту пору отец Лудингирры почтенный Тимахта торговал зерном. Он был суровым и набожным человеком; небогатый трудяга от зари до зари. Увидев полумертвого Утухенгаля, сердце его сжалось; он отнес бывшего служителя храма к себе домой в убогую лачугу и оплатил лекаря. Правда, в необходимости последнего Тимахта усомнился. Утухенгаль сам наставлял какие травы нужно взять и как сделать из них целебные мази и отвары.

Там, в отцовском доме Лудингирра впервые и увидел будущего царя. Утухенгаль посмотрел на маленького Лудингирру, приподнялся с ложа, провел тяжелой рукой по детской щеке, улыбнулся сквозь боль и сказал несколько слов, на своем родном языке. Это были резкие лязгающие звуки будто молотом по наковальне…

Отец делил с Утухенгалем свой хлеб и кров. Бывало будущий владыка Киэнгира играл с маленьким Лудингиррой. Он прятал в руке некий предмет и спрашивал: «Угадай что у меня в руке?». За неправильный ответ Утухенгаль тихонечко щелкал паренька по носу. И только раз Лудингирра победил – угадал что спрятал Утухенгаль – это была серебряная монета. И она досталась победителю… Лудингирре нравилось играть с Утухенгалем. Родному отцу, почтенному Тимахте такими пустяками заниматься было некогда.

Поправился Утухенгаль довольно быстро. А потом с теми немногими, кто все же поверил ему ушел в горы. Хорошо, что первым из них был Тимахта.

Те же, кто остался – горько пожалели в свой последний час, ибо все случилось так, как и было сказано в пророчестве: Идиглат и Буранун[9] вышли из берегов и все живое погибло.

В аморейских горах, куда привел людей Утухенгаль, они жили сорок дней и сорок ночей. И Тимахта рассказывал, как будущий царь удивлял всех своими знаниями. Он без труда отыскивал среди камней подземный источник воды и отличал съедобное растение от ядовитого. А когда потоп ушел и надо было заново создавать города, рисовал на глине схемы, исправно зная строительное ремесло и мог в уме складывать и перемножать огромные числа.