Самое ласковое поле в степи - созревающий баштан, местами заросший высокой травой, куда любят прятаться большие полосатые кавуны; и нежный ветер шевелит тишину пахучими соцветиями. Это когда выстрелы одностволки осыпают искрами и дробями наглых ворон, выклёвывающих воронки в спелых арбузах.

  Вооружённый караульщик всем забредшим отвечает:

  - Нет арбузов, зелёные ещё, ого...оо, позже, позже, через недели две будут... - и добавляет тихо. - Жена моя ещё кавуны не ела, тебе кавун давать буду.

  Сам щёлкает, царапает ногтями большую, блестящую под пробравшимися сквозь траву лучами, выпуклую кору, - определяет, где поспевший арбуз. Под мышку и в шалаш, под топчан во влажную прохладу земли; с хрустом нарежет искры степи.

  Старый сторож и зелёный как кавун экономист, - оба Юлианы, третий человек меж ними бродячий археолог края, обросший Родион, рыжие толстые усы его свисают, - будто лиса, - только задавленный хорёк в клыках держит.

   Все, за вбитым в землю столиком сидят, грызут первый арбуз, самое сладкое начало в созревшей бахче. Пришёл наследственный хозяин нюхать новые экономические отношения, вычитывает торговый вес набухших земных глобусов. Охранники бахчи не всегда щедрые люди. Косточки ножом отделяют, которые на семена идут; те, что выплёвывают, не годны для будущего урожая. Чёрные косточки изо рта сторожа, лениво оседают на выступающий живот; эконом, свой плоский живот оглядывает, не задерживаются семечки, падают прямо на землю; смотрит на копателя, озабоченно выгадывает: сколько ещё арбузов нарежет дед Юлиан за всю вегетацию.

  Когда пестики вянуть начнут охранник, не срывая корень с тяжёлого плода, достаёт ножом один только искристый гребешок; экономно давит нёбами сок, усталым умом думает: я не для того караульщиком тут нанимался, чтобы косточками плеваться.

   Рассуждают Юлианы о космических полётах двуглавых орлов.

  Высокое время у златоустов, как побывавшее во рту семя, - не даст в будущем, богатство урожаю. Старый Юлиан медленно своё излагает, вроде сто лет прожил, и ещё сто будущих видеть собирается.

  Молодой палит выученными доводами, не сравнить устаревшую грамоту бывшего колхозника, и установку нового землепользователя при новом режиме.

  - Вы прожили как измотанное поколение, не владеете достижениями современности, и ваш прошлый строй, одно сплошное уныние, - молодой Юлиан, бережливо отделяет ножом скользкие косточки от мякоти, семенной материал запасает.

  Сторож медленно сжал в наполненном рту сладкие красные искры, по нему видно, что он один хочет владеть тишью всего баштана. Археолог грызёт корку арбуза до травянистой белизны, мешает вызревшему в эту весну земельному наследнику выгоду сосчитывать. Много пороков упрятали прошлые слои веков в курганы степи. А баштаны были и будут, они наименование своё, - от создания света образовали.

  - Не люблю, когда даже об плохих родителях, вытирают лощеные постолы, - твердит Родион, отрезал большой кусок арбузного гребешка и кончиком ножа вставил в челюсть. - Оставьте, наконец, Советский Союз в покое, дайте ему отстояться, тогда всякий поймёт, каким он широким стоял до наступившей земельной тесноты. Чувствую, по простору, в котором много тысяч лет дико бегала конница и собиралась воля предков, - проволоку жгучую протянуть хотят, упутывают шаги, не пройдешь где надо. Посмотри хотя бы на широкую вольность прошлых улиц, и теперешние проезды меж домами в высоких и низких строениях, - узость ума обнаруживается, внедрённое сжатие мысли теперешние люди мостят.

  - А что толку от ваших просторов, трухлеющие развалины во дворах со свиньями, и одни камышовые кровли.

  - Мой шалаш тоже камышом крытый, - дед Юлиан показывает на шалаш, - в жару дня, он прохладу бережёт; уж совсем ужато ходят те, кто не шагал по просторам империи, а прошлый строй мне, для улучшения общественной значимости целенаправленное образование дал. Я не учётчик, и не копатель, но среднюю вечернюю школу окончил, четыре вечерних года добавил к шести дневным; шесть директоров менялись каждое лето и в весну. Даже не знаю, откуда их брали. Всех приходилось спаивать, иначе выучиться невозможно. Не думайте, Юлиан Шатра тоже со всякими людьми образованными общался.

  Последний директор пришёл в вечёрку, с жёсткими намерениями поднять уровень посещаемости. Человек невысокий, костюм потёртый, шляпа с маслянистыми отпечатками пальцев, выбритый как убранная рожь, рассуждает толково, принялся утверждать: что не совсем каждому аттестат выдаст. Чувствуется! - потомственный наставник пришёл. Наконец и его удалось запоить, почти год не давали человеку вытрезвиться, не мог опомниться вечерний директор, - пора аттестаты выписывать, он авторучку роняет, коряво удерживает. У всех выпускников сияют в памяти размахи его удлинённой подписи. Больше других директоров продержался любезный Христофор Пантелеевич, - аж воспоминаниям сладко.

  Да...а..., послали потом желающих нас, кто хочет заочно учиться, - в Заводовский зоотехникум, и меня тоже. Шатра знает - как надо образование поднимать! Учебное здание спрятано в лесу, в усадьбе какого-то бывшего заводовского магната. Широкие ворота портала встречают огромной аркой при въезде, два льва прежде стояли, их революция заменили мощными хряками, одни клыки, что стоят для потомства.

  На экзамене вступительном, помню, мне задача попалась про: сливы, яблоки и груши. Говорю: - Я садом не заведую, вон Миша Ржавый, он бригадир садоводческой бригады, его и спрашивайте.

  Потом спрашивают, по вопросу билета, какие дроби бывают?