Элитсемхозов во всём советском сельском хозяйстве можно пересчитать без затруднения памяти, они отборное семенное зерно выращивали, сейчас их упразднили, постаревшие комсорги сами элитой захотели стать, причислили себя к элитному семени нового сословия. Убежали от бывшего народного единения.

  Малоспособные завистники, избранными решили себя назначить.

   Мы элита! - принялись кричать обновленные управленцы.

  Старайтесь не тревожить их, они люди обидчивые. Вы, то точно знаете: какая элита из сорного отсева может зародиться!..

  - Ещё они..., - да ладно тут, - не в коня корм.

   Работники элитсемхозов - это да! Это эли...иита!

  Вот Вася Кулемет, назвал дочку Лилия, а её записали - Лилиана, он раскрошил столы чиновникам в ЗАКСе - сразу видно: элитный человек, не труха - комсорги.

  Или директор совхоза, - кандидат наук, начальник особого союзного хозяйства, - на "Чайке" ездит, цифры госномеров машины - 00 - 01. Брат министром в столице сидит. И элитный совхоз, - одной столице только подчиняется.

  Где директора - на "Чайке" встретишь?.. только в Новосёловке, что возле города Котовского.

   Но самый элитный тут человек - это конечно Борис Ефимович Марока. Если его со злаками отборными сравнивать - он на овёс похожий: рыжий, худой, длинный; уши поперечное преткновение изображают, густо ворсом обросли. Соломенные волосы в вытянутой овсяной голове, похожи на стерню.

  Руки тонкие и длинные, висят, словно потрескавшиеся жёлтые шланги доильного аппарата на молочной ферме.

  Обут он в шиловидные парусиновые туфли, и вислые сзади штаны носит. На блёклом замызганном пиджаке, который летом одевает на голое тело, приколоты вряд четыре октябрятские звёздочки, всем утверждает, что это ордена, и студентом, тоже когда-то был... Он конюх.

  В конюшне на гармане, кроме работных лошадей, под его присмотром элитный четырёхлетний жеребец Макет, он его отборным зерном кормит.

  Копытами, разбивает настил Макет. Неезженый, и давно не прогуливали.

  - А ну, хлопцы - говорит студентам летнего стройотряда Борис Ефимович, - кто из вас Макета объездить желае, прогоните по пахоте, пусть пропотее, ему надоело на привязи на отборном зерне жиреть.

  Конюх вывел Макета из стойла, жеребец ещё не почувствовал, что с цепи сняли: дёргает застоявшимися мышцами, на месте копытами перебирает, не смело морду крутит.

  Первым, Ромазан Зейнетдинов решился коня прокатить, ловко вскочил на спину, и слетел от броска настороженного Макета.

  Затем босоногий Вова Батизат забрался, ухватился за цепь сбруи, снова заиграл Макет, вырвал из рук конюха удила, стал брыкаться, прыгать, неистово кобенится по всему загону, непривычный груз пытается скинуть, рассыпал по всем углам толпу глазеющих стройотрядовцев.

  Борис Ефимович первым трухнул, убежал за ограду, испуганно сгорбился и оттуда кричит: - Макээт! Сгинь Макэт... Гони в оранье, в пахоту гони - показывает он Вове чёрное поле.

  Батизат мёртво ухватился за гриву, прилип животом к спине коня, слился с ним, ногти его босых ног впились в шёлковые бока. Жеребец, обуренный новым состоянием, перепрыгнул ограду, вылетел из загона, почувствовал волю простора, забыл про ненужный вес наездника, неукротимо стал резвиться природным предназначением, топчет копытами рыхлую землю, фыркает, храпит, с тела пузырчатая пена падает. Бежит невзнузданный жеребец и, кажется от красоты его бега, даже ангелы оторвать взор не смогут, - крылья несгибаемые ужали ангелы, псалмы свои забыли.

  Насытился волей Макет, сам обратно в конюшню побежал, неуправляемо понёсся с всею прытью в загон. Несётся жеребец мокрый, а Батизат с ужасом смотрит на приближающийся низкий проём ворот. Двери в хлеву невысокие, - бревно перемычки, спину Макету чешет; когда лошади пролазят в широкие двери обветшалой конюшни, голову в ноги уносят.

   - Вытягивай, вытягивай, - кричит конюх, сам под уличные ясли залез, трусливо присел, машет снизу руками, - в поле, обратно в пар гони, пусть ещё роет храпом оранье рыхлое.

   ... Перед самым входом в конюшню, Макет заржал, резко стал, вскинул передние ноги, задними в землю впился, на миг замер устремив ноздри к ангелам, потерял стойку, скользнул, ловко слетел вбок. Наездник всё ещё носимый неуправляемой ездой, выстрелил из спины коня и покатился вдоль яслей, шагов тридцать крутился, стукнул макушкой об деревянную стойку и распластался возле конюха.

  В мозги, с невероятным грохотом, ударил смех толпы.

  Макет поднялся, струсил бесполезно прилипшую к мокрым мускулам грязь, опустил гриву и вошёл в сытое стойло. Батизат продолжал лежать.