Они в просторном телятнике, меж растопыренных густо беленых стропил и бантин - лежаки себе смастерили не хуже пляжных топчанов, сухим сеном устлали, молочко попивают выдоенное из вымени вкусных коров, не мешанину какую-нибудь сгущёнкой сдабривают, перекрикиваются по простору пустого телятника, приключениями несостоявшимися хвастаются.

  А тем временем непоседливые телята загородку толкотнёй приоткрыли, убежали в кукурузное семенное поле, початками объелись и тут же дрыхнущим стадом в круг улеглись.

  Спят, уснули ребята на нарах, необыкновенно весёлая новая смена пионерлагерная им снится, какие-то мутные соображения в мечтах просыпаются.

  Хвала кнуту - он взмахом вечен!

  ...И кнут фуражира, - хромого орденоносца труда, достаёт лежаки на стропилах, по очереди обжигает тесьма жёсткая сонные спины. Спрыгнули, сползли опоздавшие вовремя в твердь ступить ноги, в мочагу говяжью угодили отхлёстанные пионеры, стадо обратно за сплоты загонять спешат, бегают, бьют мётлы и стебли кукурузные им в лицо, тянет у Тоди ушибленная нога, и некому жаловаться.

  Объевшиеся телята лениво подняли морды, и падало их сытое мычание в низины обмелевшей речушки.

  Хромой волк быкам не страшен!

   Одна только группа телят утоптала кукурузу, а всех троих телятников премии лишили, завышенный привес обнаружился на тоннажных весах. То заслуга семенной кукурузы. Обиделись низко-лётные.

  Тит на кусках обоев, на обложках животноводческих журналов, на листах альбома, продолжал рисовать славных телочек, и двух отменных бычков, он сам красной тряпкой приучал их по-боевому бодаться.

  Лань и Лишай имели имена боевые телята, обрат и бражку из ведра пили.

  В воскресный день пришли одноклассники бой быков смотреть.

  Тит в загоне станцевал танец пикадора, поднятыми руками приветствовал публику, вроде сам Мадрид смотрит; для лучшей ярости напоил быков молоком от бродящей по ферме одуревшей коровы с тучным выменем, и начал главное представление.

  Брал крупного Лишая за рога, сворачивал шею, и бык падал на землю.

  Номер не вызвал восторга.

  Тогда Тит ухватил Ланю, и принялся описывать круги борьбы, вдруг резким подрывом свалил гладкого бычка, ударил ногой между рогами и отбежал, играя победившими узорами всего тела.

  Тит кланялся зрителям, а телёнок всё не вставал, мычал лёжа, стонал и пыхтел...

  Ветврач пустил воздух с вздутого желудка, подождал и затем вынужденно прирезал скотину: снял шкуру, изучил вздутый живот, и отправил тушу подводою в колхозную кладовую.

  Тит забрался на лежак, укрылся за полог, молча с тягостной обидой, рисует проигравшего Ланю, наносит угарные карандашные линии по всему трепыхающемуся телу бычка; выгибал ему спину, холодил сердце и свалявшийся ворс, оскаленных зевак ещё дорисовывал.

  Перестал играть в корриду. И лето тоскливо увяло как перезревшая тыква.

  Друзья уехали учиться на дождевальщиков. Тодя на "Волжанках" работать хочет, а Ваха "Фрегаты" выбрал. Орошать землю будут. Нужное дело в засушливой земле.

  Тит рисовальщиком пошёл в художественное училище записываться, привёз комиссий всё стадо нарисованных телят.

  Экзаменационные ПАДАЛи на рисунки смотрят, вопрос ставят: какой язык кроме телячьего знает телятник.

  - Язык у нас один, русский - отвечает пастух, - я рисовать хочу.

  - Русский все знают, ты европу нам давай: английский, французский, немецкий, испанский - наконец.

   - Испанию я люблю, там коррида есть - сказал колхозный тореадор. Могу любую инсценировку боя быков нарисовать.

   - Ты не умничай, слушай, что комиссия хочет, - прикрикнула главная комиссионная ПАДАЛЬ. - Французский знаешь?

  Тит смотрел на оплывшее лицо, которое не вырастило в жизни даже одной просяной метелки, а уверенным стояло, насыщенным живёт по земле мировое лицо.

   - Французы самого русского поэта убили, а убийцу их писатели уже два века славят. Если бы русский офицер их Дюма застрелил, наши бы ПАДАЛИ ещё триста лет выли.