С одной стороны сделали "Пиццерию", с другой большой "Магазин электроники", дальше бар "Бессарабские вина", напротив ресторан "Открытие" открыли, за ним новый супермаркет - "Шум дождя". Книготорговлю бабушки новый строй зажал у старой аптеки на проспекте, который носит имя дважды героя труда, конструктора ракетных двигателей и мотопилы "Дружба" академика Глушко. Большой бюст на высоком постаменте в самом начале широкой улицы всегда ухожен. Прежний бюст коммунистического борца, в честь которого была названа построенная улица, находился в сквере, за средним дорожным кольцом проспекта; усечённую скульптуру сломали из-за ненависти к прошлому строю. На том месте американскую столовую построили.
Падение людей начинается с падения памятников.
На отливах длинных и высоких окон под надписью "36,6 градусов": на ящиках, картонных коробках, прямо на застланной земле - уйма всяких книг выложено. Тут старенькая женщина продаёт старые книги, раскладывать и увозить тележками книжный товар с асфальта помогает внучка, - рыжая девушка лет двадцати, похожая внешне на свою бабушку, если конечно, не замечать её частую неряшливость. По усталому выражению видно, что привыкла не иметь занятие без принуждения, носит испорченную мечту. Кажется, кроме бабушкиной платы, у неё нет другого дохода.
- Бабушка! Я ещё не пила своё коффье...
Бабушка даёт ей на кофе, и она уходит в пиццерию. Иногда вскакивает, пытается приторговывать, - а не знает содержание ни одного стиха. Говорит и растягивает запорошенную речь, - как будто морозная осень забралась в словах.
Все книги совершенно сохранившиеся, только государство, которое издавало эти книги, не сохранилось, пропало навсегда. Бабушка, тому пропавшему государству родня. Никто не убедит её, что может быть лучшее время чем, время в котором она влюблялась. Знает все советские книжные произведения которыми увлекался коммунистический строй, даже сверхсовременные телефоны не докажут, что произведения те не вечные. На витринном окне она приклеивает список собрания сочинений классиков, список в два листа, изданий не меньше полсотни. Стопки этих отобранных томов не вывозит из квартиры, они у неё в коридоре сложены, цены указаны небольшие, желающим купить даёт номер своего дома, адрес по-старому пишет: - проспект Димитрова.
Много людей проходит мимо, не многие останавливаются, кому нужна переплетённая бумага, - она хлеб и водку не подаст; без книг можно бумажные деньги накопить. Бабушка деньги не копит, продаёт книги и тут же покупает другие. Их приносят в мешках, в чемоданах, в кульках, - много молодых людей, которым прежняя печать мешает иметь удовольствие. Внуки тех. кто владел классическими томами, избавляются от предыдущих предпочтений. Сдают книги по равнозначной стоимости принесенного веса, - сопоставления несут условное содержание. Продавщица напечатанного ума имеет подобающий оборот, превосходно разбирается в состоянии выраженного расчёта; перечитала всех авторов, которые желали признаться в уважении к людям, потому берёт умеренную плату. Есть у неё и цветастые переплёты мягких издания, их можно десятками в одной ладони удерживать, цена увлечения - копейка. Убийство людей, - самое доходное открытие западающей литературы. По страницам беспрерывно бегают сыщики и преступники, - придумываются увлекательные приключения исключительно для глупости людей и личной выгоды. Новые пишущие граждане и гражданки бывшего союзного строя, - удачной выгоде подражают, - зачеркнули всех предыдущих писателей. Книгопродавщица лощёные корки выбраковывает, уценённые мысли мешают успеху. Она уважает вдумчиво читающих людей, бывает, всмотрится в иного книголюба, - своим читателем назовет, а он приобретённые книги и вовсе не читает.
Книги попадаются такие что, после прочитанной одной страницы корки навсегда закрываются. Иногда приходится прилагать усилия, чтобы до конца перелистать все страницы. Другие произведения легко чтению даются. Есть содержательные, их можно много раз перечитывать. Но самая хорошая та книга, без которой невозможно прожить, - именно её охота приобрести.
Бабушка улыбается всем, кто носит целостное понимание неподражаемому слову; всегда чистые мысли держит для воодушевлённых книгочеев. Всех кто приобретает полное собрание сочинений, с порога своей квартиры убаюкивает напутствиями, - говорит, что читать хорошо, а владеть книгами которые читаешь, - совершенное богатство.
Частый, самый давний тут гость, - Верстальщик. Когда проезжает мимо, всегда останавливается показывать улыбку хозяйке, и обложкам, обязательно покупает хоть одну книгу. Возмущает необыкновенная дешевизна бесценных творений. У него "Мёртвые души" и "Тарас Бульба",- в две стопки сложены. Цена - два рубля.
Зовут бабушку: Тамара Ивановна Булгакова, Верстальщик с молодых издательских времён знаком её правками, приходит сюда, чтобы вернуть время, в котором печатались только проверенные тексты. Бывшие корректорские годы Тамары Ивановны помнят плюгавого юношу, когда-то влюбившегося в замужнюю женщину. Недаром ей беспрерывно нравится запах типографской краски. Верстальщик тоже не забывает типографию, литературу слабо знает, потому всегда советуется с хозяйкой книг, если хочет чего-то интересного почитать, расспрашивает об авторах романов.
Она даёт преимущество русской классике, современных писателей тоже ценит. Говорит, что "Назначенные Стокгольмские лауреаты" давно забыты, недаром Толстой прогнал комитет, который премию пришёл ему вручить. Отобранного в "Назначенные" - поэта Бродского всем советует, он обрызганные Никитой четыре "совести народа", - заячьим навозом назвал. Сказал, уставшим от серебряных клинков и золотых пуль американцам, что если они вздумают перевести Платонова, - это будет конец их литературы. Человек знал, кого следует читать!
Верстальщик тут же схватил сборник его стихотворений.
Бабушка Тамара Булгакова, излагает молодёжи кучу несопоставимых устремлений, говорит, что пора в русской литературе Сталинскую премию возобновить, - семьдесят лет уже прошло, скоро последние награждённые умрут. Как мы будем жить без Сталинской премии? Она никак не определится: лучше кого-то назвать первым Сталинским лауреатом нового культурного времени, или 1707-го продолжить по счёту, наградить с перерывом в 70 лет. Именно это и удивительно! Она совершенно недолюбливает бывшего Вождя, не довольна свирепыми верховными указами, - он советским солдатам, потерявшим свои семьи, запрещал мстить за родных. Её отца расстреляли в Германии, - трибунал прервал его слёзы и личную победу. Не смог герой до конца рассчитаться: за её сиротство, за погибшую мать, за убитых бомбой братьев и сестёр; одна из большой семьи выжила. Без радости росла в детдоме.
Давно установлено мирными людьми: гражданское население не отвечает за преступления своих военных. Зачем тогда Красные генералы камни западных городов берегли, солдат посылали без артиллерии здания штурмовать, многих могли упреждёнными авиа-ударами защитить; теперь те освобождённые города, скупятся малыми камушками могилы погибших укрыть. Она говорит и слёзы глотает, плачет об безмогильном отце, которого плохо помнит, обо всех четырёх тысячах красноармейцев расстрелянных фронтовыми трибуналами горюет. Четыре года несли солдаты победу, а им не дали видеть мир, не простили месть молодой обиды.
