Это означало, что Нур стала новым Атоном. О таком я и не мечтала.

Я прижала руку к тому месту, куда меня ранила Зарина, и удивилась, не обнаружив повязки. Раны не было. Не было ни боли, ни каких-либо повреждений. Я осторожно села, сбросила одеяло и пододвинулась так, чтобы свесить ноги с кровати. Я все еще пыталась хотя бы что-то вспомнить. Когда мои ноги коснулись пола, серебристый свет Люмоса со вздохом поцеловал мою кожу.

Я потянула за ткань платья, в которое была одета. Прозрачный наряд был чистым, но не моим. Я не могла вспомнить, как надевала его или как оказалась здесь. Я пощупала затылок, где, как мне снилось, были руки Берона. Где они напряглись, когда он услышал, что у меня есть сын.

В моем сне мои руки, волосы, тело и одежда были пропитаны кровью.

Она текла, как великая река, оросила клинок, которым меня ранили, и сама Сол превратила лезвие в золото.

Покачав головой, я попыталась отогнать этот образ. В конце концов, это всего лишь сон. Сон, который казался таким реальным, что я помнила каждую деталь.

На мне или даже рядом со мной не было крови. Каменный пол под кроватью и за ее пределами был чистым. Если меня перетащили сюда, должен был по крайней мере остаться кровавый след, но мне не удалось обнаружить ни одного темного пятна. Кровь не так легко смыть.

Я вышла на балкон, где серебристый свет мерцал над бурлящей речной водой, а звезды сверкали на каждом дюйме темного неба. Отсюда я не могла видеть храм.

– Ситали? – позвал мужской голос из комнаты.

Я повернулась, когда Киран, жрец, который благоволил моей сестре до того, как она стала Атоном, присоединился ко мне. Бледная занавеска задрожала на прохладном ночном ветерке, мягко касаясь его ног, пока он осматривал меня оценивающим взглядом.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– А почему должно быть иначе? – прохрипела я. На нем был простой белый килт, грудь с оливковой кожей оставалась обнаженной, но все же не была такой скульптурной, как у Келума или Берона.

Киран протянул ко мне руки.

– Атон Нур сказала, что тебе не следует вставать с постели. – Я зашипела, когда его пальцы приблизились к моему плечу. Киран сглотнул. – Я найду ее и скажу, что ты проснулась.

Мои брови поползли вверх.

– С чего бы Атону беспокоиться о таких вещах?

Его губы приоткрылись. Киран облизал их, изо всех сил пытаясь подобрать правильные слова. Почему он вдруг стал таким доброжелательным? Почему Нур из всех людей попросила именно его присмотреть за мной, пока я сплю? И почему она не хотела, чтобы я вставала с постели?

Нежность жреца заставила мое сердце бешено биться.

– Послушай, жрец… – начала я, больше не заботясь о том, кому он служит.

Как раз в этот момент Берон прошел мимо Кирана, и сама ночь, казалось, заколыхалась вокруг него, как жар на горизонте. Она признавала и приветствовала Волка.

– Не мог бы ты, пожалуйста, сообщить Атону, что Ситали проснулась? – попросил он маленького друга Нур, сверкнув доброй улыбкой. Кроткий, безмятежный дурак почтительно склонил голову, а затем побежал делать, как ему велели. – Спасибо, – добавил Берон, повысив голос так, чтобы он достиг ушей Кирана.

Волк стоял со мной на балконе несколько долгих мгновений. Его волосы были цвета ночи, а кожа – бледно-серебристой, как у самого Люмоса. Когда-то я думала, что он выглядит как типичный люминанин, но в этот момент Берон был похож на уроженца Гелиоса, так как Люмос вернулся, чтобы принести успокаивающую, прохладную ночь на нашу землю. Эта мысль привела меня в ярость. Я была уверена, что люминане не считали, что гелиоанцы принадлежат к их драгоценному бледному королевству.

– Как ты себя чувствуешь?

Его грубый тон успокоил меня. Берон был не из тех, кто обращался со мной мягко или пытался мне в чем-то угодить. Он был прямолинеен. Именно так я говорила сама и предпочитала, чтобы говорили со мной другие. Несмотря на то что я возненавидела брата Люмина еще до того, как Нур заняла свое законное место Атона, я знала, – он был честен. Волк не стал бы говорить сладкую ложь вместо горькой правды.

– Растерянно, – призналась я, выпрямив спину и скрещивая руки на груди, чтобы защититься от ночного холода.

– Слабости нет? – спросил он. Его ноги были слегка раздвинуты, как будто он готовился погнаться за мной, если я дам повод. Я знала, что так он и сделает.

«Он только этим и занимался во время моего вынужденного пребывания в Люмине», – подумала я с раздражением.

– Совсем нет. – Вся слабость исчезла, когда мой отец замертво рухнул на вершине храма. – Я была больна? – Это было единственным логичным объяснением. Лихорадка может помутить разум человека настолько, что он не сразу поймет, что реальность, а что вымысел.

– Больна? – переспросил Берон, сдвинув темные брови. – Ты не помнишь, что произошло?

У меня возникали мимолетные воспоминания, но они не имели никакого смысла. Сможет ли Берон объяснить мне? Я решила проверить, насколько далеки мои сновидения от реальности.

– С Зариной? – прохрипела я. Мне нужно срочно попить.

Он кивнул, внимательно наблюдая за мной. Слишком осторожно. Мое сердце внезапно стало большим и неудобным для моей грудной клетки.

– Ты думала, что тебе это приснилось? – тихо спросил Берон.

Я прижала руку к тому месту, где сестра ранила меня, вспоминая острую боль, жизненную силу, просачивающуюся сквозь мои пальцы, иссякающую надежду и чувство полной беспомощности… пока Берон не услышал мой крик и не пришел мне на помощь.

Где же рана, которую нанесла Зарина?

– Как долго я спала?

Должно быть, прошли недели, может быть, месяцы, прежде чем я полностью исцелилась. Я не осматривала кожу, но при прикосновении не почувствовала выступающей полоски шрама на своей плоти. И все же, если я пролежала так долго без сознания, почему я не чувствовала себя такой же слабой, как новорожденный ягненок? Как я могла вести себя, как будто ничего не случилось? Неужели Сол каким-то образом исцелила меня? Или это сделала Нур?

– Берон? – надавила я.

Его губы приоткрылись, когда он провел рукой по волосам. В этот момент моя младшая сестра вышла в лунный свет.

Ее загорелая рука была переплетена с бледной рукой Келума.

– Киран сказал, что ты проснулась, – сообщила Нур.

– Уверена, Берон послал весточку Келуму еще до того, как Киран скрылся из виду, – процедила я сквозь зубы.

Нур не стала отрицать, вместо этого она кивнула. Келум внимательно наблюдал за мной, как за живительным огнем, когда тот начинает потрескивать и мерцать.

Я не была уверена как, но Берон и Келум могли мысленно разговаривать друг с другом. Келум был Люмином, сосудом самого бога луны, правителя Люмины. Если бы Нур просто избрали следующим Атоном, она и Келум были бы равны. Но ничего, что касалось Нур, не было простым. И тот факт, что она была единственной дочерью живого бога, возвышал ее над всеми другими статусами, даже над статусом Келума.

Я не знала, важно ли это для него. Возможно, он никогда об этом даже не задумывался. Келум был влюблен в Нур, а она в него.

Я изучала их манжеты, олицетворяющие обещание вечной любви. Его прохладная, залитая лунным светом манжета сияла на ее руке, а ее – из огня и золота – горела на руке Келума.

Нур оглядела меня с ног до головы.

– Ситали…

– Я бы хотела поговорить с тобой наедине, – перебила я. Возможно, наш разговор не будет конфиденциальным, но я бы предпочла рассказать все только ей.

Нур отпустила руку Келума, который подождал, пока Берон выйдет с балкона. Я не была уверена, что все это значит. Он ненавидел меня, и это чувство, безусловно, было взаимным.

Хотя, если все, что я помнила, и правда произошло, Берон пришел, когда я позвала его. Он спас меня.

Горькая пилюля, которую пришлось проглотить. Я лучше многих знала, что для ненависти к врагу требуется меньше усилий, чем для того, чтобы простить его.

Нур заглянула в комнату, чтобы убедиться, что мы одни.