Через неделю я привыкла. И привычно утром сидела на подоконнике. Светало, я ждала собачников. Каждый день по утрам за ними следила.
Если они появлялись, значит я точно из окна кухни увижу не то, что на самом деле – можно не рыпаться, не делать лишние движения и не выходить на балкон. Всю неделю, пока шлифовала рамы, я поглядывала на улицу.
− Да расслабься, хватит пялиться, − услышала я знакомую хрипотцу. –Мужички твои выходят в шесть-сорок пять, неужели непонятно?
– Они не мои! – я обрадовалась старому другу. Ну конечно: тролль соизволил меня навестить, когда всё страшное позади, когда я прижилась и привыкла.
− А ты, я смотрю, здесь как у себя дома, − тролль − троллит, ничего удивительного.
− Так я и есть у себя дома.
− Здрасьте приехали. Это я у себя дома. И если туго с мебелью, Кроль захватывает свою. Не диван, но кресло-диван! − Мой тролль уселся в кресло, даже улёгся и свернулся колечком как пёс. Тролль имел неприятную привычку, он не отвечал, если не хотел, и твоя реплика улетала в пустоту. В ответ я проигнорила его пассаж о ветхозаветном кресле-диване.
− Не ветхозаветный, а из усадьбы. – Он читал мысли.
− Откуда-откуда?
– Оттуда-оттуда, – бурчал он. – Из усадьбы. А догадываешься ли о последствиях ты? − Он всегда общался несколько странно, но так напряжненько-авангардненько, как сказала бы моя мама
− Ты впервые пришёл на рассвете. – Я тоже вела свою беседу.
− Утром. Я пришёл утром.
− Ну поболтаем.
− Не болтать пришёл. Кому ты хочешь что-то доказать? Или ты такая смелая и наплевать на последствия, и рискуешь попасть в мои кровожадненькие лапки… − он сложил волосатые щупальца на животе; пальцы у него оказались в перстнях как у бабушки, ну… похоже − что-то новое, однако.
− Троллик-Кролик,− это я так шутя к нему обращалась. Ему нравилось сама музыка слова, он повторял нараспев так «кро-о-о-лик», и резкий обрыв: финишное касание на опережение. – Ты мне зубы не заговаривай, на испуг не бери. Откуда у тебя на пальцах столько драгоценностей, а то «последствия», «последствия», а сам – ограбил кого-то? И, пока ты не заговорил меня, у меня цель, а не последствия. У меня – начало. А ты со своими несуществующими креслами можешь идти хоть лесом, хоть чем.
− Послушай, Мальва. – Он был странно серьёзен, без кривляний и выделываний. – Я же не шучу, ты знаешь. Ты не думаешь о последствиях. Ты даже не знаешь, что тебя ожидает.
− Послушай, Кроль. Что меня тут может ожидать? Неровная стена, потолок с разводами или отклеивающиеся обои? Ну ок.
− Не надо «ок». Говори «ко-ко».
− Почему «ко-ко»?
− Мозги у тебя куриные.
− Догнался, не пойму? Почему куриные-то?
− Ряба-баба, потому что. Забыла Рябкову? Как весь класс, ко-ко-кал, когда её к доске вызывали?
− У… у тебя мозги… − Я стала задыхаться от возмущения. – У тебя мозги троллиные.
− Очень содержательный ответ. Десять из десяти, как говорится. Зачтён, как пишется. За неделю отупела окончательно. Вот что значит оказаться в ненужном месте в неверный момент.
− Сам неверный. − Я никогда не обижалась на его оскорбления, ведь он единственный, кто знал о моей тайной любви к Киряну. Ну обижусь я. А он больше не придёт. И что тогда мне делать? − Если уж на то пошло, то у меня русалочьи мозги, а не куриные, ясно?
− Рыбьи, у тебя рыбьи безмозглые мозги.
Обыкновенно он передразнивал, как детский сад, и тут должен бы был сморозить что-нибудь типа «ясно-колбасно». Но он был серьёзен, он не шутил совершенно! Он прав. Рыбий мозг – моё состояние по жизни, я сломалась, я опустила руки, я − тряпка.
– Ты мне зубы заговариваешь. Даром, что сам с шамкающим… − я не договорила. Тролль улыбнулся во все свои здоровые тридцать два зуба, или сколько их там у троллей…
− Издеваться? Вали. Я тебя не ждала.
− Ждала, ждала, − тролль заскакал на своём кресле-диване, запрыгал, как бесятся дети. − Я древний премудрый тролль Кроль. – Бахвальства и самомнения моему троллю было не занимать. Он всегда такой на приколе, совсем не зазнавался − больше игра, бравада, чтобы меня развеселить, мне так казалось…
− Тренировок пока всё равно нет, вот я и…
− «Пока»! Ключевое слово «пока».
− Это «пока» три месяца продолжается. Не забывай!
− Три будет через пять дней…
− Я знаю, что ты самый точный и умный. Можешь не выпрыгивать из своих кружевных панталон.
− «Панталоны» по-французски «брюки». Дружила бы с Рябковой, знала бы не только это.
− Ничего стыдного в панталонах нет. Вали!
Он не бил меня по больному. Вот это было ценно. Он ни разу за карантин не напомнил мне о мастере спорта, и я ему за это была благодарна, пусть хоть сто раз Рябу-бабу припомнит. Я была не права и признаю это, я не доказываю ж, что Рябкова сама виновата, тролль в полном праве мне напоминать мою подлость с юбкой. Он любил и дома надо мной подшучивать, когда я заканчивала подход например к отжиманиям и приседаниям, и у меня уже тряслись ноги или руки. Он часто приходил поддержать меня в Москве, но никогда по утрам. И сейчас он напоминал о некрасивом в началке – далеко не самом некрасивом, что случалось в моей никчёмной жизни.
− Вали!
− Здесь наша территория, − отозвался тролль. – А лишняя здесь ты, ты вали.
− Я собственник вообще-то…
− Что за надменные слова. Наследница − что есть, то есть.
− Считай, что я учусь на маляра.
− Все люди немного маляры. Они красят и перекрашивают, красят и пере… − Тролль с размаха грохнулся на пол, и пол в этом месте провалился.
Я испугалась и смотрела во все глаза, ведь получалось, что тролль провалился к соседям снизу! Что сейчас будет! Они и так названивали маме и даже пытались шантажировать, жаловались везде, где только можно на нас. Но странно за эту неделю шума (они жаловались всегда на шум от жильцов, даже если их не было дома. Наших жильцов-то) ни разу меня не беспокоили. Что сейчас будет!
− Ты перестала делать силовую! – Кроль подтянулся и вылез из дыры, локти его кафтана побелели. – Это что-то запредельное, тут вся квартира в белилах каких-то. Ты хоть прибирайся что ли. − Он стал отряхиваться, как ни в чём не бывало.
Я не смела подойти ближе, солнце как назло в этот самый момент стало бликовать на пол, и я не видела, что там с дырой в полу.
− Два дня не мыла всего-то, это пыль от шлифовки рам, − сказала я медленно подбирая слова.
− Два дня. Потом три дня. Ты ку-ку. Кукухой поехала. Уезжай.
− И не совращай.
− Когда я тебя совращал. Я ж не твой Кирян.
− Я не в том смысле.
− А в каком же ты смысле? – тролль снова сверкнул камнями на волосатых пальцами, что было неудивительно при ярком солнце.
− А в каком ты подумал?
− Ну уж не в том, в котором ты.
− Я имела в виду, что… − я запнулась. Почему я должна оправдываться? Он пришёл, проломил пол, советует уехать. Да я бы и сама с удовольствием уехала, но надо же сделать ремонт, раз задумали, надо теперь с полом что-то решить в конце концов, с дырой: – … я имела в виду, что не привыкла отступать.
− Да всё понятно, что ты имела в виду, не оправдывайся, − тролль махнул лапой, и снова искра от камня на волосатом пальце, хотя солнце уже не попадало в окно кроткосрочными лучами.
Интересно, подумала я тогда, откуда свет, откуда блики?
Но Кроль не стал отвечать на мои мысли.
− В дальнем бассике тоже пока не плавают, − сказал он и так хитренько глянули на меня его чёрные мышиные глазки. − Если откроется бассейн, уедешь?
− Сразу, без разговоров.
− Всё бросишь?
− Слушай, − я взбесилась. – Ты пол проломил, теперь пытаешь меня самым болезненным. Когда откроется бассейн, тогда и будем на эту тему говорить, ясно?
− Всё бросишь: грязь и пыль, всё начатое и недоделанное, и уедешь? Присвою тебе звание мастера по недовведенному до конца.
− По больному бьёшь? Бей-бей!
− Тут по больному так аукнется. Я же агнец в морщинистой плоти, просто агнец-безобидка.
