Очнулся я лежа на холодном, в полной темноте. Ощупал пространство вокруг себя, скользкие, ровные булыжники брусчатки. Значит в городе.

Щеке было холодно, оторвал голову от камней и начал потихоньку подниматься. Сел, оперевшись спиной на стену. В нос ударил резкий запах ссанья. Значит рядом с тем местом, куда ходят часто и много. Похоже на «заугол» кабака. Следующий, не менее мерзкий запах серного дыма дал мне догадку. Отдыхал я в подворотне, на задворках питейки в районе, с милым названием Сеттельмент Белых Роз. Районе с единственной мощенной мостовой, где с одной стороны всевозможные фабрики, мануфактуры, от текстильной до пороховой, напирали друг на друга. А напротив расположились плотным рядком кабаки, один грязней другого, с ночлежками на два этажа сверху. В этих убогих комнатках жили тысячи работников этих фабрик. Отбросы Общества, склонные лишь к физическому труду и заливанию глодок дешевым пойлом в свободные часы. Которые все свои гроши, заработанные на мануфактуре, тут же просаживали в кабаках.

Прислушался. Глухой свист паровых и дизельных турбин, лязгание тяжелых механизмов и редкие, под утро, пьяные вскрики.

Захотелось курить. Но, естественно, карманы мои были пусты. Ни портсигара, ни монет. Ну и ладно. Хорошо хоть карманы на месте, значит не голый. И очнулся в подворотне, а не в сливном колодце.

И тут появилось сияние справа. Желтое, дрожащее. Кто то шел в мою сторону с керосиновым фонарем. Неуверенно двигался, словно крался.

Разбойник? Вряд ли. Все местные грабители были выходцами из одной среды с работягами, и такая роскошь, как керосиновый фонарь была им недоступна. По ночам для них было только фабричное освещение, ну или, тусклое кабачное.

Жандарм? Тоже маловероятно. В этот сеттельмент они ходят, только при свете дня. По ночам у них нет желания охранять порядок в трущобах, хоть и носят с собой длинные, в рост, ружья.

Фонарь, слегка покачиваясь от стены к стене, приближался. Я уже мог различить высокий силуэт.

– О!-фитиль, с жёлтым огоньком, уже у моего лица

– Осмо, ты ли это?– я узнал этот насмешливый голос. Друг, уже бывший, и коллега, скорее всего, скоро бывший.

Я начал медленно вставать на ноги, ползя спиной по стене.

– Так и знал, что найду тебя в этом убогом месте.– из под модной кепи выглядывал нос с хищной горбинкой. Бесцветные глаза, в которых плясало отражение керосинового фонаря, с отвращением, или жалостью, смотрели на меня.

– И я рад тебя видеть, Иван.

Тут из-за угла вывалил бородатый дамх. Самый несчастный и бесправный народ Империи. Появившийся несколько сотен лет назад, как плод любви человека и бергина, сурового народа, живущего в те времена в глубинах гор, как и их предки гномы. Слышал, что в горах Карадэбор, на Юго-Западе Империи, до сих пор живут древние кланы гномов, в окружении несметных сокровищ. Эти, поросшие мхом, шиханы так и называли, Гномьи Горы, но самих хранителей богатств никто не видел. Сказки.

Рост дамхи взяли от человека, а силу и неутомимость, от горных предков. Люди к ним относились еще лояльно, но в Общество не пускали, виной тому лобби знатных бергинов. Поэтому дамхи оседали в Белых Розах. Но сам горный народ презирал полукровок до такой степени, что не брал их работниками на свои мануфактуры, несмотря на способность работать без сна. Поэтому они пахали на самых грязных фабриках, принадлежащих людям и эльфурам.

Дамх начал справлять нужду на стену. Ноги были чуть согнуты в коленях и его так сильно кренило назад, что казалось упадет. И вот уже его лицо смотрит в пасмурное, рассветное небо, и его повело. Несколько коротких шагов назад, ударился спиной о противоположную стену. Мгновение передохнул и рванул вперед, широким зигзагом.

– Ты, видимо, так же здесь оказался.– ехидно заметил Иван.

– Зайдем?– спросил я, кивая вслед за скрывшемся дамхом.

– Полагаю, в карманах у тебя пусто?– его лицо скривила презрительная усмешка.

– Забыл кошель в кабаке.– ответил я

– Не собираюсь за тебя платить.

– Я думал, ты мне друг, Иван.

– Я перестал быть твоим другом, когда ты поменял свою жизнь, и нашу дружбу, кстати, на штоф с марсалыгой. Пошли.

Поменял! Да что ты знаешь о причинах?! О том что произошло, и толкнуло меня в омут! Что сподвигло меня влюбиться в штоф с марсалыгой?!

Да ничего! Просто я начал спиваться, вот и все. И нечего себя обманывать.

– Куда?– спросил я. Мне здесь было уютно, не смотря на зловонье. Гораздо спокойней, чем там, за границей Белых Роз.

Он уже отвернулся от меня и пошел, подсвечивая фонарем.

– Сначала отвезу тебя в твою комнату, приведем тебя в порядок.

Я поплелся следом, ноги слегка подгибались.

– Потом отвезу в редакцию, где Шеф выпишет тебе штраф за то, что ты не написал статью.

– У меня есть статья.– соврал я. Вспомнил, что в комнате-ночлежке должен быть штофик с марсалыгой. Настроение поднялось.

– А так как, форинтов у тебя нет.– Он меня не слушал, или не поверил. Да плевать. Главное штоф!

– Ты поедешь на Серные Рудники.– продолжал бывший друг.

– Бесплатная еда и ночлег, то же неплохо.– огрызнулся я, хотя знал, что на Серных Рудниках на еду и сон есть пару часов в сутки. Писал статью как то о плохом, на грани рабства, отношении к работникам. На рудники отправляли в основном должников и штрафников. На работы, не как преступника, а на отработку долга, на небольшие сроки. По итогам моего расследования оказалось, что это обычная каторга. Шум, конечно, я поднял, но сильно сомневаюсь в изменениях.

– Помнишь ведь, это был последний шанс.– Не поворачиваясь добавил Иван.

Последний шанс…

Мы работали репортерами в Имперской Газете. Часть издания отводилась новостям, новым указам, новым достижениям, а часть жизни Общества. У меня была своя колонка, которую я заполнял расследованиями громких происшествий и социальных несправедливостей. Иван вел колонку достижений науки, и её верховенства над магией.

Нашу газету читал сам Император, и Шеф, главный редактор, был вписан в Сиятельный круг общения. Нашу газету читал Канцлер, глава Порядка, в основном его интересовала моя колонка и каждым героем моих репортажей уже интересовались Власти. Иногда, даже результативно. Нашу газету читал Верховный Маг и Министр Просвещения, все статьи Ивана вызывали широкий резонанс. Шеф называл нас двумя слитками золота на куче окисленной меди.

В рабочую неделю мы с Иваном выбирали какой-нибудь шедевр виноделия для дегустации в общем, семейном кругу, по выходным, называя это «культура пития». Играли в настольные игры, шутя мусолили городские сплетни, мечтали… Их дети, Маша и Витя, играли с нашим Дракулом. У нас с детьми как то не задалось, поэтому завели огромного кота. Откуда взялось его прозвище уже и не помню.

Идеальная работа, с уважаемым положением, квартира в квартале Феерия, добрая жена, суетной пушистый кот…

Потом я начал дегустировать и среди рабочей недели, особенно когда заканчивал очередной репортаж. К выходным советовал Ивану, что брать для «культуры пития».

Всё чаще и чаще.

Сначала как то перестали встречаться в общем кругу, потому что к выходным я уже был задегустирован так, что о настольных играх можно и не вспоминать.

И однажды жена собрала мой саквояж с панталонами и зубным порошком и поставила его у входа. Правда, на дорожку, положила бутыль с крепким, смородиновым вином. Золотая женщина, хоть и не совсем человек.

К тому времени Иван стал помощником редактора, квартиру ему дали побольше и поближе к редакции. И у него нашелся лишний чулан для меня, с условием трезвого проживания.

Которое я не выполнил.

Пришлось съехать на Страдальческую Площадь, рядышком с сеттельментом Белые Розы. Которая отличалась от трущоб отсутствием дыма и копоти от фабрик и ночлежками с газовым освещением. Было ещё одно отличие, трехэтажные дома, с маленькими комнатками, были разноцветные. Розовые, синие, зеленые. Разные. В отличии от убогой серости сеттельмента. И небольшой, но шумный, базарчик с овощами и молочкой, по центру площади. Местечко для нижесреднего класса, которому до отребья пару шагов.