С Прокопием Лупкиным Никита Антонов познакомился в 1715 году в Москве, когда решил нанять для своего сына прилавок для продажи масла. В доме Лупкина Никита с Прокопием разговорились, и оказалось, что Прокопий – последователь того же учения, что передал Тимофей Трофимов Никите. С тех пор Прокопий стал ежегодно заезжать в деревню к Никите по пути на ярмарку.
Кроме Никиты Антонова собрания в своем доме устраивали Никита Васильев (в деревне Ананьиной) и уже упомянутый Еремей Бурдаев (в деревне Харитоновой). В 1716 году к Еремею Бурдаеву пришел ночевать «проезжий человек» крестьянин Никита Антонов, который рассказал, что делается у них «доброе дело». Весной на Николу Вешнего (9 мая) поехал Еремей с женой, сыном, невесткой и двумя дочерьми к Никите. В то время в доме Никиты уже было человек двадцать в рубашках и босиком. Мужчины и женщины «махали руками» и пророчествовали. Никита учил Еремея «не пить вина и пива и не жить с женой блудно» и просил дать обет перед иконой Богоматери, что Еремей с женой и исполнили, сняв икону.
На Покров Богородицы (1 октября) в том же 1716 году семья Бурдаевых вновь приехала к Никите Антонову и «он, Никита, учил его, Еремея, креститься, слагая руки двумя персты, а не тремя, и в церковь ходить, и Святых Таин причащаться велел. И давал ему, Еремею, орешков пряничных и калачи по кусочку… А те калачи и орешки пряничные привозил он, Никита, с Москвы от Прокопья Данилова»[58].
В том же году на Онуфрия семья Бурдаевых приехала в третий раз в деревню Данильцеву в дом Никиты Антонова, где Еремей познакомился с самим Прокопием Лупкиным.
На обратном пути с Онуфриевской ярмарки в девятую пятницу Лупкин с товарищами и Никитой Антоновым заехали к Еремею Бурдаеву и «ночевали одну ночь и быв, пели молитву Исусову, и по избе ходили в рубахах босяками… и говорили стихи». Напоследок Еремей дал Никите Антонову «на милостыню денег по десятку». Видимо, Никита Антонов вызывал у Бурдаева большее доверие, чем Лупкин. Известно, что на собраниях Лупкин и Никита сидели вместе, что Никита был «старик», а Лупкина звали «кривым». Похоже, что даже в Москве Никиту Сахарникова знали больше, чем Лупкина. Так, москвич Иван Васильев Бардин рассказывал, что его вероучитель Иван Онофреев Кувальда, аскетические требования которого были такими же, как у Никиты, в 1716 году перед смертью сказал: «Есть в Ярославском уезде в вотчине Симонова монастыря в деревне Данильцове старик, а зовут его Никитою Онтонов сын – добрый человек»[59].
Прокопий (Прокофей) Данилов Лупкин был отставным стрельцом полка Венедикта Батурина, уволенным со службы по причине «падучей болезни», эпилепсии. Лупкина считают одним из первых лидеров христовщины, главой крупной московской общины христоверов. Согласно его показаниям, в Москву он приехал не раньше 1713 года и только в 1717 году нашел постоянное пристанище «на Москве в Нижних Садовниках у крестьянина боярина Бориса Петровича Шереметева на постоинном дворе», где «промышлял лошадьми»[60]. Лупкин был участником двух Азовских походов, прожил в Азове два года, а после царского указа о роспуске гарнизона записался в Нижний Новгород, откуда и переехал в Москву. Не ясно, где Лупкин познакомился с учением – в Нижнем Новгороде или уже в Москве. Если в Москве, то его учительский стаж гораздо меньше никитиного.
После знакомства с Никитой Антоновым в 1715 году Лупкин ежегодно по дороге на Онуфриевскую ярмарку заезжал в деревню Данильцеву.
У Никиты Антонова в 1716 году Лупкин пробыл три дня (с 9 по 12 июня), в 1717 году – шесть (приехал за три дня до Троицы).
Ночами в доме Никиты Антонова устраивался «съезд», собрание, в позднейшей традиции известное как «радение»[61]. Проходило оно следующим образом. В переднем углу комнаты (под иконами) сидел Лупкин в камзоле, на лавках вдоль стен – около двадцати его согласников босиком, в рубашках и сарафанах. Некоторых из них «подымало с места Духом Святым». В Духе «говорят они, что веруйте в Отца и Сына и Святую Троицу, а ничего не прорицают и не велят вина и пива пить и с женами спать». Аскетическая проповедь не называется здесь пророчеством, но своей лаконичностью, четкостью и ритмом похожа на него.
Сам Лупкин, если верить его показаниям, ни на одном собрании «в духе» не ходил, о пришествии антихриста не проповедовал, книг вслух не читал, а только учил, что, если кто не будет матерно браниться, вина и пива пить и с женами спать, станет святым[62].
В текстах, опубликованных И. Г. Айвазовым, подчеркивается роль Лупкина не как установителя ритуала, но как учителя, проповедника. Согласно показаниям Лупкина в Угличской канцелярии, в деревне уже знали, как петь Исусову молитву «в роспев», но неизвестно, умели ли «ходить вкруг ради труда». Никита Антонов утверждал, что «ходить вкруг» его учили Тимофей Трофимов и Прокопий Лупкин.
В тексте показаний Лупкина встречаем следующий неоднозначный фрагмент: «А в Москве ходит к нему, Прокофею, старец из Симонова монастыря, а зовут его Зосимою, и учил де он, Прокофей, его креститься сложа у руки перст первой с двумя последними, а тремя первыми персты слагая креститься не велел, а он де, Прокофей, оному действу ни от кого не научен, только сошел на него Дух Святый»[63].
Не ясно, зачем было старцу монастыря учиться вере у отставного стрельца. Любопытно, однако, следующее: сразу же за показаниями Лупкина о старце Зосиме следует другой фрагмент, несколько отличающийся от вышеизложенных показаний по стилю и содержанию. Приведем фрагмент целиком, поскольку именно он воспроизводится историографами, когда речь заходит о Лупкине как одном из лидеров зарождающейся христовщины: «Назад тому года с три молился де он, Прокофей, в ночи и оттого времени, умысля сам де собою, творил и других учил он и называл себя учителем, а которые де у него, Прокофея, вышеописанные мужеского и женска полу учение то принимали, и тех де он, Прокофей, называл учениками своими, и когда де у него, Прокофею, бывают в домах действа, и тогда де поднимало ходить в избе в милотях, сиречь в рубашках и босиком,[64] человека по два и по три и по одному, и тогда де он, Прокофей, толкует прочим при себе так:
Христос ходил по морю и по рекам вавилонским со ученики и в корабли плавал, тако же и нам подобает – сие де мои ученики, яко же апостоли, он же, Прокофей, яко же Христос, а расспрос писал подьячий Федор Петров, по его прошению работник Федот Тихонов руку приложил»[65].
Не характерными для лупкинского дискурса кажутся слова «действо» (собрание верущих) и «милоти» (одежда собравшихся). В тексте показаний несколько выше процитированного фрагмента в том же контексте используются слова «съезд» и «рубахи» (два раза) и «сарафаны».
Источником добавлений в текст могут быть вышеупомянутое донесение монаха Антония, в котором дается некая интерпретация учения христоверов: «в церковь де ходить велят и принимать святые тайны ради лица». Антоний же в разговоре со вдовами Капитолиной и Авдотьей спрашивал: «Как де у ваших учителей живет учение?», а также упоминал, что они «в милотях-де ходят и Дух Святый на них сходит». Последний фрагмент, очевидно, восходит к рифмованной речи странников, заимствованной христоверами, однако едва ли можно предполагать нормативность употребления «ходят в милотях» отдельно от второй части высказывания. Однако именно эта формула – «в милотях, сиречь в рубашках босяками» – становится одной из распространенных штампов следственной риторики.
Собрания в доме Лупкина упоминаются только в показаниях работников Лупкина Алексея Сидорова и Федота Тихонова, которые были даны в Угличской канцелярии. В протоколах Духовного приказа о собраниях у Лупкина не упоминается. Нет упоминаний и о том, что Прокопия называли учителем, или о том, что Лупкин называл себя Христом.
