Литмир - Электронная Библиотека

Мирон Высота

Пельменная номер восемь

Солнце настойчиво ломилось в пыльные витрины. Огромная кастрюля исходила жарким паром. Вода в ней клокотала и бурлила. Вокруг стоял тяжелый пельменный дух.

– Двойную, – сказал Завьялов и утер со лба пот.

Крепкая, широкая тетка в косынке и белом халате отмерила двойную. Завьялов ухватил покрепче тарелку и направился в самый угол, где были стоячие места. Подошвы неприятно липли к драному линолеуму.

Завьялов аккуратно приземлил тарелку на столешницу, сам облокотился локтями, навалился, и высокий стол дрогнул, а Завьяловская тарелка поехала, ударившись бортом о соседнюю.

– Да, блин. Че опять шатается? – недовольно спросил Завьялов Едакова.

Едаков молчал и протирал салфеткой очки. Очки были старые, большие, одна душка перетянута лейкопластырем. Едаков шевелил пальцами осторожно. Словно боялся выдавить стекла.

Завьялов цыкнул зубом, взял последнюю чистую салфетку, сложил пополам, потом еще, и еще, и еще. У него были сильные пальцы – черные, с въевшейся в кожу сажей, которую не брало никакое мыло, поэтому он, казалось, мог складывать салфетку до бесконечности, но добившись от салфетки идеального квадрата, Завьялов нагнулся и сунул ее под ножку стола. Подергал – тот стоял, как влитой.

– Подвиньтесь–ка, – подошел Туманский и последовательно выставил шесть стаканов – три со сметаной, три с водкой.

– Идеальное, безусловно, место, – сказал Туманский, выудив из кармана россыпь вилок и ложек. – Идеальное. Заметь, ничего лишнего. Стульев нет, что способствует мобильности трафика. В окно ниче не видно из–за слоя пыли и грязи. Еще это солнце поганое. Люди тут не задерживаются. Съел, выпил, ушел. Вернее выпил, съел, ушел, да. И потом, пельмени сами по себе супереда. Сытно, просто, понятно.

– Патриотично, – заметил Завьялов.

– Да, – продолжал Туманский. – Хочешь, бери их с бульоном. Вот тебе и суп. Раз в сутки, как известно, суп должен быть в желудке. Лепят тут же, варят в общем котле, сорт всего один. Пельмень обыкновенный. Тесто и фарш с мясом. Из мяса. Это, между прочим, объединяет, потому как не дает нам выбора. Что такое выбор? Обособление. Мелкотравчатый изоляционизм. И эгоизм к тому же. Распад и расслоение. А тут все вместе, все как один.

– Проходили, – сказал Едаков. Он уже протер очки, водрузил их на нос и теперь мазал горчицей пельмени в тарелке. Подразумевалась, что горчица должна была быть в баночке, стоящей тут же на столе. Вилка Едакова скоблила по дну, засохшая горчичная корка по краям крошилась. Едаков старался, как мог, но горчицы осталось кот наплакал.

Туманский небрежно отмахнулся.

– Не про то речь! Простота! К пельменям ты можешь взять только сметану и водку. Даже чая нет – и это верное маркетинговое решение, скажу я тебе! Зачем, спрашивается, занимать кастрюлю под чай или место на плите, тратить усилия на производство никому не нужного, копеечного чая, когда здесь такой конвейер.

Туманский обвел рукой пространство. В наполненном солнцем зале стояло две очереди мужиков. Одна на кассу, другая к раздаче. Редкие мухи липли к бумажным полоскам, что серпантином свисали с потолка.

– Вот, – Туманский ткнул пальцем на соседний столик. Стоявший там плюгавенький мужичок в клетчатой рубахе вздрогнул и интуитивно укрыл кургузой рукой тарелку. – Двойная, двести сметаны, сто водки. Так?

– Еще хлеб. Два куска, – прохрипел мужичок.

– Хлеба–то мы и не взяли, – сказал Едаков.

– Давайте уже начнем? А то мне на смену еще. – Завьялов наколол на вилку первый пельмень и отправил его в рот. Пельмень взорвался горячим бульоном – обжег и провалился по пищеводу внутрь.

– Ну, давай! – воскликнул Туманский.

Товарищи подняли стаканы, чокнулись, дружно ополовинили и начали закусывать. Едаков тщательно дул на выбранный пельмень прежде, чем съесть. Туманский сначала перчил красным перцем, потом черным, потом с ожесточением совал пельмень в сметану, как будто это был не пельмень вовсе, а, например, меч, и только потом откусывал от него, отстраняясь и поливая соком, выливающимся из пельменя тарелку и все вокруг нее. Завьялов же просто колол вилкой первый попавшийся пельмень и совал его в рот. Колол и совал.

– Фух, – сказал через какое–то время Едаков. И промокнул смятой салфеткой выступивший на лбу пот.

– Ну–с, что у нас на повестке? Какое такое слово? – спросил Туманский.

– Я предлагаю умереть, – сообщил Едаков.

Туманский откусил от очередного пельменя и стал тщательно жевать.

– А что? Хорошо, – сказал он наконец. – Есть возражения?

Завьялов отрицательно покачал головой.

– Кто у нас начинает?

Завьялов ткнул пальцем в Едакова.

– Собственно, умереть, – сказал Едаков.

– Давайте, сначала допьем, – предложил Туманский. Товарищи допили остававшуюся в стаканах водку.

– Вспомнил, – сказал вдруг Завьялов. Он сосредоточенно рассматривал солнечную стену на месте витрины. Пыль на стеклах давала странный эффект, улицу было не видно – только яркое, бьющее по глазам пятно во всю ширь витрины. – Не идеальное место. Хреновины нет. Пельмени лучше всего с хреновиной идут.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1
{"b":"777773","o":1}