Решаюсь начать с заявления о том, что русская литература прошлого века не только не полностью изучена, но толком еще и не прочтена. Расцвет филологии 1960–1990-х и энтузиазм целого поколения ученых сменился равнодушием. Работа по восстановлению полной и справедливой картины литературной жизни замедлилась. Остались зияющие лакуны.

Центром книги является исследование творчества Надежды Бромлей – совершенно неизвестного интереснейшего прозаика, видной участницы нескольких важнейших литературных движений XX века. Эта лакуна – вопиющий пример современного забвения и равнодушия к литературной истории.

В начале 1910-х Бромлей опубликовала свою первую книгу – сборник стихов, модной тогда стихопрозы и прозы. Лучшие вещи там связаны с петербургскими футуристическими исканиями. Она продолжала писать прозу, пока в ранние 1920-е всецело не отдалась театру. Ее фантастические стихотворные драмы тех лет правомерно будет назвать русским аналогом немецкого экспрессионизма. Вернулась к прозе она в конце 1920-х, но этот ее второй писательский дебют был ошикан критикой. Тем не менее Бромлей издала еще одну прозаическую книгу, прессой вообще не замеченную, – и замолчала. Добровольный уход из литературы повел к полному забвению ее как прозаика. Если ее стихи упоминаются в раннефутуристическом контексте, драма «Архангел Михаил» описывается в истории МХАТ-2, а стихопроза Бромлей изучается как часть истории этого пограничного жанра, то проза конца 1920-х никак не дождется ни читателя, ни историка литературы, хотя она исключительно смела и ярка. В настоящей работе – к сожалению, слишком неполной – делается попытка изучить именно эти тексты и соотнести их с творчеством современников: мы убедимся, в частности, что по поздним новеллам Бромлей рассыпана масса тех мотивов, которыми впоследствии воспользуется Михаил Булгаков.

Зрелая проза Надежды Бромлей отличается богатством фантазии, увлекательностью сюжета, яркостью языка и аппетитом к историческим и бытовым деталям. В своих новеллах она ставит те же философские и моральные проблемы, что и лучшие, наиболее свободомыслящие авторы того времени. Она остроумна – иногда брутально остроумна.

Творчество этой писательницы требовало от читателя литературной чуткости и культуры мышления. На фоне многих современников Бромлей выглядит как подлинник рядом с адаптациями для средней школы. Видно, однако, что она всегда несколько запаздывала, не ожидая, что читатель будет глупеть столь стремительно. Но если одни искренне ее не понимали, то другие предпочитали «не понимать» ее вольномыслия, а ее книг – не замечать.

В целом ее участь выглядит парадоксальным сочетанием житейской удачи и творческого провала. Выйдя из игры и избежав гонений, Бромлей не нуждалась в реабилитации и потому не была удостоена литературного воскрешения. Сегодня нам кажется, что последнее несправедливо.

Вторая часть данной книги посвящена другим пропущенным периодам, произведениям и реалиям. В первой статье изучается рецепция важного театрального события начала 1920-х – спектакля «Гадибук», во второй – неудачное сотрудничество Марка Шагала с Первой студией МХАТ; обе написаны по новым архивным материалам. Отдельная статья посвящена критику Акиму Волынскому, чей очень похожий портрет в образе римского философа, оказывается, изображен на страницах позднего романа Замятина. И наконец, три статьи рассматривают различные аспекты прозы Набокова в интертекстуальном плане: обсуждаются сюжетные совпадения и прямые аллюзии на Александра Грина, литературный материал в новелле «Пасхальный дождь» и лексика Андрея Белого в других набоковских рассказах 1924 года. Статьи частью собраны из разных журналов и академических сборников, изданных в России, Сербии, США, Израиле и других странах, частью публикуются впервые. Две из них даются в переводе с английского. Некоторые работы существенно дополнены для включения в данную книгу.

Приношу свою благодарность всем, кто участвовал в обсуждении отдельных глав этой работы: покойному Юрию Михайловичу Лотману, раскритиковавшему в пух и прах мое выступление на Тартуской студенческой конференции, из которого выросла одна из статей в этой книге; Леоне Токер, Эдуарду Вайсбанду, Нине Рудник, Монике Львовне Спивак, Андрею Борисовичу Шишкину, Марии Наумовне Виролайнен, Давиду Марковичу Фельдману, Леониду Фридовичу Кацису, Вере Борисовне Полищук, Татьяне Олеговне Пономаревой, Ольге Юльевне Сконечной и Сергею Шаргородскому.

Особая благодарность Галине Николаевне Воронцовой за неизменную поддержку и действенную помощь.

Сердечно благодарю Ивана Дмитриевича Шаховского и Юрия Дмитриевича Лонгинова за неоценимые сведения, которыми они щедро делились со мной, и за разрешение использовать иллюстративные материалы.

Я особенно признательна Марине Алхазовой, связавшей меня с людьми, которые смогли мне всячески помочь на последнем этапе работы.

От души благодарю моих друзей Зеева Бар-Селла и Ольгу Полевую за неоценимую помощь на разных стадиях этой многолетней работы.

И наконец, хочу выразить мою бесконечную признательность Михаилу Вайскопфу за постоянное участие и поддержку.

Писатель Надежда Бромлей[1]

Никогда и никто в том Ленинграде ранних 1950-х, когда начинается моя память, не говорил о ней как об авторе, а только как о влиятельном и известном режиссере. Имя ее звучало как удар в гонг, как высшая инстанция. Она приходила к моему отцу, и мне, тогда еще крохотной, она со спины показалась настоящей красавицей: это была очень высокая, изящная дама с нарядными желтыми волосами волной внутрь на плечах, с папиросой. Тут она повернулась, и я увидела накрашенный рот, измученное лицо и страшные, набрякшие мешки под глазами.

Семья. Режиссер, заслуженная артистка РСФСР Надежда Николаевна Бромлей (17 апреля 1884, Москва – 27 мая 1966, Ленинград) родилась в Москве, в богатой семье Николая (Карла) Эдуардовича Бромлея, промышленника из балтийских немцев. Их предок-англичанин застрял в Прибалтике в наполеоновскую кампанию и осел там. Семья Бромлей – три брата – имела ганноверское подданство. Русское подданство они приняли в середине XIX века. Их звали Эдуард, Федор (Фридрих) и Эмилий Ивановичи. В течение 1850–1960-х они записались в купеческое сословие в Москве. Начав с небольшой мастерской, в 1857 году они основали завод братьев Бромлей (ныне завод «Красный пролетарий») недалеко от Калужской заставы (к 1914-му это было огромное предприятие, включавшее тринадцать отдельных строений по Малой Калужской улице и Бахметьеву переулку, близ Донского монастыря). В 1869-м для управления делами было основано товарищество «Братья Э. и Ф. Бромлей», а в 1881-м – торговый дом «Братья Бромлей и Ко», пайщиками которого были сами трое братьев и дети Эдуарда – Наталья, Мария и Егор. В 1889-м Эдуард Бромлей передал значительную часть капитала фирмы младшему сыну Николаю (Карлу, 1862 – около 1929) для организации его собственного дела. В 1896-м фирма стала называться «Общество механических заводов братьев Бромлей». К тому времени у них открылись заводы в Петербурге и других городах. Егор Бромлей получил инженерное образование и занимал в фирме руководящие должности. Сама фамилия Бромлей стала гарантом высокого качества и надежности продукции. Завод выпускал паровые устройства разной мощности. На Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года в Москве фирма показала паровую машину системы «Компаунд» в сто лошадиных сил. Особенно популярны были небольшие паровые машины (4–12 л. с.), использовавшиеся в сельском хозяйстве. Бромлеи также делали станки, водопроводные трубы, железные балки, стропила и прочую арматуру, во время Первой мировой войны – станки для оружейных заводов, а перед революцией – автомобильные двигатели и запчасти. Языком старшего поколения семьи оставался немецкий. В 1883 году Николай Эдуардович Бромлей основал на Крымском валу, возле Крымского моста, новое предприятие, так называемый «малый Бромлей», или «Крымский Бромлей», – механический и судостроительный завод, просуществовавший до пожара и банкротства фирмы в 1904 году. Дом Н. Э. Бромлея и его семьи был построен напротив завода, в Нескучном саду.