Когда вторгаешься в чужую комнату, квартиру или на чужой корабль, это само по себе не приятно. Hо ощущение, накатившее на меня, трудно описать. Я даже оглянулся несколько раз, словно ожидал, что какой-нибудь зверь, волк или медведь, (ведь держу же я пса на борту, а вкусы разные бывают) выскочит из-за угла и набросится на меня. Hо корабль был совершенно пуст, только бортовой компьютер жил на нем своей размеренной электронной жизнью. Я не стал задерживаться: атмосфере корабля давила на меня, не стал даже раскручивать системный блок, чтобы вынуть винчестер, а демонтировал его как есть целиком и поспешно убрался восвояси.
Вот так получилось, что я, бесцеремонно разбуженный, встревоженный походом на неизвестный корабль, в три часа ночи очутился перед экраном компьютера. Я рылся в памяти, единственном моем трофее, пытаясь понять, как случилось, что корабль обезлюдел. И понял - мне сегодня явно везло, да только в неправильную сторону.
Пытаясь обойти общую защиту (а попросту получить доступ к файлам не вводя пароля, которого я, конечно, не знал, и который можно подбирать всю жизнь), я совершил ошибку, которая оказалась гениальной. Я не просто обошел защиту, я получил доступ к тому, о чем даже не подозревал - черному ящику.
И вот теперь, просмотрев его содержимое, я лежал в спальне и думал, думал:
Как страшно: Я закусил губу и вцепился в простыни, словно от того, насколько сильно я сомкну пальцы, зависело, выживу я или нет. Как страшно увидеть в лицо смерть.
Встреченный мною корабль назывался "Пегасом" (не слишком оригинально, зато по сути), а имя пилота было Джон Смит. Банально до символичности. С таким же успехом он мог бы называться Жаном Пьером или Иваном Петровым. Он был молодой белобрысый парень, на вид не больше двадцати пяти лет с чисто английскими привычками. По утрам он ел овсянку и тосты с мармеладом и читал электронный вариант "Таймс", который всегда отставал от жизни не меньше чем на полгода, а в пять часов пил чай. Он придерживался этих маленьких ритуалов с такой пунктуальностью, что не возможно было не понять: за ними скрывается тоска, возможно неосознанная, но реальная тоска по дому.
Когда-то давно у меня была привычка: проходя по улице вечером я глядел в окна домов. Я видел комнаты, в комнатах мебель, картины, фотографии, и по этим предметам я пытался угадать характер хозяев. Иногда мельком, как кадр на экране, я видел и хозяев: девочку за уроками или на телефоне, парня в наушниках с книгой в руках, жену у плиты или за мытьем посуды, чету за обедом или семейной ссорой: Все это обыденно, они, наверное, и сами не придавали значения таким привычным, каждодневным вещам. Hо для меня это было важно, я придумывал им судьбы, по большей части трагические, ибо был в том возрасте, когда жизнь иначе не воспринимается, я пытался осознать: вот они живут в своем собственном жизненном русле, которое не больше чем крохотный ручеек по сравнению с рекой жизни, но для них он и есть вся жизнь. И меня для этих людей не существует, так же как их не существовало для меня минуту назад. Я пытался представить себе это, но почти никогда не мог. Такова природа человека, что являясь всего лишь песчинкой, он по своей воле наполняет собою мир.
Я просматривал видеозаписи чужой жизни, (не всё, конечно, иначе это заняло бы лет пять-шесть, а выборочно) и чувствовал себя так, словно гляжу в чужое окно, вновь чувствовал себе песчинкой. Внешне жизнь Джона мало чем отличалась от моей:
он тоже много времени проводил за компьютером, предпочитал стратегии всем остальным видам игр и был вполне приличным хакером. Камера (а всего я сосчитал количество ракурсов - их было два десятка по всему короблю ) глядела прямо на экран терминала, и я даже почерпнул для себя кое-какие интересные хакерские приемы. Хотя заядлым компьютерщиком Джон не был. Он увлекался судомоделизмом, и небольшое помещеньице рядом с жилым отсеком, которое я лично использую для хранения бумаги и рукописей, у него было завалено древесиной и столярным инструментом. Hад моделями кораблей Джон просиживал по пять часов не вставая, совсем как я над своими книгами. А иначе и быть не может. Ведь в одиночном полете, который рассчитан на жизнь, выживет только самодостаточный человек...
Откуда это чувство? ведь от нас не скрывали ничего. Мы знали, что этот полет в каком-то смысле самопожертвование. Мы знали, что если и вернемся, то глубокими стариками, а скорее всего не вернемся вообще, лишь бортовые станции передадут информацию о долгожданной встрече и все созданное нами за время полета: книги, картины, компьютерные игры, мультфильмы, чертежи моделей кораблей: Мы знали это, но почему тогда я чувствовал себя обманутым? Почему нам не сказали, что жизнь бывает короткой, что она порой кончается внезапно, сердечным приступом или разрядом тока?
Смерть Джона была внезапной, случайной, и то того, что он был молод, страшной.
Вышел из строя один из двух роботов, обслуживающих корабль (вообще-то положен один, но можно взять на борт двоих, как Джон, или ни одного, как я). Ремонтируя его, парень видимо перепутал какие-то провода и получил от аккумулятора такой разряд, который убил его на месте. Когда он падал, камера успела заснять его удивленное и вроде бы даже обиженное лицо. Это было еще не все. Я оторопело наблюдал, как второй робот убрал безжизненное тело и выбросил в открытый космос.
Вот он, красивый обычай эпохи парусных кораблей, возрожденный писателями-фантастами в своих книгах и осуществленный бездумной железякой на глазах у равнодушных камер.
Остальные видеофайлы запечатлели лишь интерьер корабля и больше ничего.
Я закрыл глаза и почувствовал, что пожалуй смогу уснуть. Какая это все-таки благодатная способность - сон, возможность отключить сознание, оторваться от мыслей и дел, от всего. Как раз то, что мне сейчас нужно здоровый, крепкий, долгий сон...
Попрыгунчик качался перед экраном переднего вида ввех-вниз и из сторону в сторону. Я откинулся в кресле и перечитал последние несколько строк, добавил пропущенную запятую и подумал, насколько приятнее стало работать после того, как я отключил проверку орфографии. В конце концов это личное дело каждого. Атос дремал , привалившись животом к системному блоку и обхватив его лапами.
