Источник таковых – случайные записи в дневниковых тетрадях (некоторые из них, в частности, ранние, были забыты мной где-то в электричках, библиотеках и т.д.), а также картины, всплывающие в памяти, неизбежно преувеличивающие роль воспоминателя. Я не буду классифицировать их по рубрикам, а предоставлю прошлое течению времени, отображенного порой хронологически неточно.

1 января

Звонил Сережа Аверинцев, помимо поздравлений с Новолетием, рассказывал о своем выступлении на редколлегии журнала «Иностранная литература». Не лучше ли, сказал он, не печатать левых неприличных вещей, а вместо них – классические консервативные, но мало известные у нас вещи – Пеги и Клоделя, например? Солидарным с ним оказался П.В. Палиевский (двусмысленный союзник). Пожелал мне, «чтобы в каждый момент я знала, какой удар нужно нанести шпагой». «И мне того же пожелай». И еще: «Чтобы Катя1 нас по возможности радовала».

8 марта

Что слово «успех» – от слова «успеть», это я вчера до конца осознала, пробежав мысленно по десятке пунктов: сдача сборника в библиографию, звонки в «Знамя», бассейн и т.д. «Арьергард» («Эон») сдала (на пределе времени), в последний момент успела-таки пройти: библиографический контроль, проверить машинную подпечатку, собрать подписи и т.д.

И всё-таки ИНИОН – alma mater: и синих чернил дали и оборотиков хорошей бумаги…

С «Записками прихожанки» в «Новой газете» – почти то же, что с моим куратором замдиректором М.П. Гапочкой; тут я должна иметь дело с боязливым и в то же время упрямым М. Шевченко (боязливым, потому что он – не без влияния шаргуновского популярного фундаментализма). А не с любезным и единомысленным сотрудником газеты О. Мраморновым, который меня и призвал печататься на религиозной странице. Но ее отобрал у него тот же Шевченко. И в редакции часами и еще, в процессе длиннейшего телефонного «беличьего колеса», я несколько раз повторяла ему, что во мне говорит преданность логике, а не некий подозреваемый им во мне критицизм. Взаимоисключающие аргументы, высказываемые Шевченко, всегда бывают у тех, кто желает брать верх, но не противоречить господствующей силе (в данном случае церковному мейнстриму). «Записки» будут читать фундаменталисты, и «как бы чего не вышло». Я: «Раз так, то, желая избавить Вас от неприятностей, забираю свои записки», – на что он возмущенно: «Ни в коем случае! Мы будем печатать»… Я сказала тут, что наши с ним изнуряющие дебаты по церковным и конфессиональным вопросам подобны моим полемикам с марксистским начальством на историко-идеологические темы. И далее я следила за трудным движением текстов… А тексты вообще, как малые дети, до выхода в свет их надо водить за ручку.

14-е марта, пятница

Умер Женя Бибихин, нежная душа. И вот постепенно выступают перед умственным взором мои вины перед ним. А последняя, – что обещала с ним повидаться и не успела. Валя, его брат, рассказывал: «Два дня назад, когда вошла в палату оживленная и шумная сестра, Женя, который никого не узнавал, вдруг тут же оживился: «Это Рената, это Рената?!». А я по совету его сестры Инны ждала два дня, когда его из загорода переведут в более близкую, московскую больницу… Завтра поеду прощаться в Хамовники. Одна буду с ним. Он был в тысячу раз мягче, чувствительней, милостивей меня. Если бы не одно распространенное пристрастие, то был бы блаженным.

16-го марта вечером в Хамовниках на отпевании у Жени было удивительное лицо – улыбка чуть с лукавинкой.

На вечерне меня угнетали также недавно обнаружившиеся фундаменталистские настроения у одной моей хорошей знакомой; тут же вышла книга «Обновленчество», книга, которую, только взяв в руки, я прониклась ужасом. На обороте дагерротипы обвиняемых церковных «либералов», расположенных вокруг прот. А. Введенского, «митрополита-апологета», на манер «Их ищет полиция», или «Не проходите мимо!», – чтобы каждый знал в лицо врагов Церкви. Что же так угнетает меня теперь, знавшей об этих «учениках антихриста» (как написал мне на бумажном листке во время одной соловьёвской конференции Аверинцев) и раньше? А то, что не высказанная впрямую и публично не сформулированная, не заявленная раньше раскольниками их позиция, еще не раскол. Только вместе с объявленным словом вещь получает свое оформление. Как в любви: пока мужчина любит молча, он еще не любит.

Помню, как в скверике у Никитских ворот, на моей родине, напротив храма Большое Вознесенье, где венчался Пушкин, мы сидели с Аверинцевым, обсуждая огорчительные факты нашей жизни. Проблемы с духовником, как найти его. Пока расскажешь, сетовал Сережа, свои бумажно-идеологические хитросплетения пройдет день. При этом все равно во все судьбоносные тонкости не посвятишь (Ирмос, 1 стих). Трагическим мы одинаково с ним считали выход у нас «Лолиты»; Сережа сказал запомнившиеся мне навсегда слова: «Это – книга, которая не должна быть написана».

Ира2 в ответ на жажду «молодых» скорее занять «наши» места в энциклопедиях и словарях сказала: «Я не претендую на пребывание в вечности». Звонил В.М. Ошеров (из Чикаго) и сообщил: говорят в № 1 «Знамени» Г. Померанц критически высказался об Аверинцеве и о нем, Ошерове. Я говорю: Понятно, ведь у Померанца идея абстрактного, сверхстатистического Бога (даже самой понравилось).

31 марта

«Свободна, свободна!», не разгибалась над поэтическим творчеством Б. Поплавского, по-моему человеческой патологией; наглоталась, чтобы освежиться, снега на лоджии, слегла. Расплата за психическую топику поэта («вода летает», «дождь валится»)…

15 апреля

«Записки прихожанки» вышли с нарушением нашего договора с Шевченко: он присвоил мое название очередных «Записок» всей своей религиозной странице, я заявила протест и снова сказала, при таких условиях я «без гнева и пристрастия» тихо ретируюсь «с руко́писью в руках». Он снова: «Что Вы! Мы Вас очень ценим!».

Да, каждый час уносит частичку бытия, которое у меня еще продолжается, но идет, как я ежевечерне замечаю, еще и на то, что надо что-нибудь зашить или заклеить (подошву), иначе не выйти из дома. А дома, где у всех стоит компьютер, у меня непроливашка и ручка со школьным 86-м пером. Чернила кончаются, надо часто макать. Тот же – кеносис.

22 апреля

К вопросу о двух культурах: сегодня в детском саду у моей родной девочки, Марины, был показательный вечер. Она очень осмысленно читала стихи и грациозно и по-режиссерски продуманно танцевала вокруг массы детей, с подскоками топчущихся на месте. Когда, во время чая, какая-то родительница завела на магнитофоне что-то из «металлолома», Марина подошла ко мне и сказала: «Пойдем, не будем же мы такую музыку слушать!». Были в храме минут сорок, после елеопомазания ушли. Ей было все интересно, и стояла она впереди. Как печально, что обстоятельства мне так мало давали с ней видеться…

5 августа

С конференции в честь В. Максимова и журнала «Континент». «Россия должна перестать считать себя великой страной» (Ж. Нива); «она обязательно должна быть слабым государством» (накануне Г. Явлинский), и вообще никакой национальной идеи не нужно, а сверху по заказу Ельцина ее выработать нельзя (это правда, выработать нельзя, но задуматься над ней можно). И прежде всего надо скинуть наличествующую сейчас власть, т.е. того же Ельцина, а потом все отрегулируется, и мы заживем достойно (и в свои животишки, по Достоевскому). (Однако, по М. Веберу, без идеального мотива, хоть бы «отложенного вознаграждения», – никакого расцвета не бывает.)