Воспитывала меня одна мама. Вообще, матерей-одиночек в нашем городе было много, и это было некоей нормой, в то время как факт того, что в семье есть мужик, хоть пьющий в три горла, не работающий и тиранящий свою жену, выставлялся местными женщинами с гордостью. За некоторых глупые бабы даже соперничали – заманивали к себе домой бутылкой под предлогом «чего-нибудь починить». Потом обманутые жены громко орали на своих мужей, дрались с роковыми соперницами, таская их за волосы и пиная ногами. Дети рыдали, мужики оставались как бы ни при чем, словом, настоящие любовь и тайны Сансе Бич. Да, имела я удовольствие наблюдать подобные сцены, так как жила с мамой в одном из этих полуразрушенных бараков, где вся жизнь твоих соседей – вся наизнанку, на всеобщее обозрение. И это норма.

С мамой мы жили тихо. Она работала медсестрой в местной больнице, да и вообще, сколько я ее помню, всегда была молчаливой, мягкой женщиной. Ни разу на меня голоса не подняла. Только заплакала, когда я объявила ей что уматываю в Питер, да и то, наверное, от радости. Я искренне не понимала своих одноклассников, которые, закончив школу, оставались в этом гнилом городишке, повторяя судьбу своих матерей и отцов, обреченных на пьянство и нищету.

На каникулах я подрабатывала санитаркой в больнице, за что меня, разумеется, дразнили мои сверстники. Намывая длинные и мрачные больничные коридоры, я мечтала о том, что однажды, когда я буду жить в большом городе, у меня будет все-все-все. Большая квартира с горячей водой и красивым видом из окна, дорогие туфли и платья, колбаса каждый день на завтрак, деньги, которые я буду тратить так, как мне заблагорассудится… Словом, я хочу ехать в красивой спортивной машине, чтобы на мне был длинный алый шарф, а на сиденье рядом магнитофон и маленькая собачка, как говорит одна героиня в фильме Карена Шахназарова.

Зато честно.

Поначалу Питер, мой серонебый, встретил меня неприветливо. С уверенностью могу сказать, что этот город меня не любил. Экзамены в институт я, конечно же, провалила. Не скажу, что я была глупой, но и не слишком умной. Это уж факт, от которого никуда не денешься. Школа, в которой я училась, никак не могла тягаться с тем уровнем образования, который дают школы, пусть даже и самые простые, а не гимназии какие-нибудь, северной столицы. Собственно, к этому я была готова, поэтому заодно подала документы в педагогический колледж, где благополучно прошла по баллам. Получая образование учителя начальных классов, три года я жила в общежитии, милостиво предоставленном учебным заведением иногородним студентам. Ну, что касаемо студенческой юности, могу сказать, что она была как у всех – с зубрежкой накануне сессии, с первыми любовями и разбитыми сердцами, распитием дешевого вина в общаге и курением в туалетах, с подружками, с которыми мы бесконечно менялись шмотками перед дискотекой в субботу (ох, эти неискоренимые общажно-провинциальные замашки!). Если подытожить, то можно сказать, что первый год я училась, второй год куражилась, предаваясь беззаботному студенческому веселью, а третий год сбивалась с ног, совмещая работу с учебой. Так, наверное, было у многих студентов, прибывших из маленьких городишек нашей необъятной родины в города покрупнее. Работать я пошла барменом в ночную смену, и работала, надо сказать, на убой. Ноги нещадно ныли, голова гудела по утрам от недосыпа, когда я брела на пары, но молодость, как известно, все выдержит и все стерпит. Все, что нас не убивает, делает сильнее – это применимо лишь к юному возрасту. Зрелости нужна стабильность, а старости покой.

Моя молодость стерпела и мою первую любовь, оказавшуюся, конечно же, несчастной.

Честно говоря, вспоминать эту историю я не люблю. Не ностальгирую долгими вечерами, погружаясь в романтические дебри воспоминаний, знаете ли.

Он – мальчик из хорошей семьи. Обеспеченный, мажорный, стильный и обаятельный парнишка. Разумеется, смазливый. Мы познакомились в какой-то компании, на чьем-то Дне рождения (я, конечно, прекрасно помню и компанию, и время года, и даже день нашего знакомства, но, повторюсь, лишний раз не люблю вспоминать эту историю). Весь вечер мы болтали, он шутил смешные шутки, а я заворожено, раскрыв рот, глядела на него. Потом он проводил меня до общаги – она закрывалась в двенадцать. Все девчонки завистливо глядели на меня и злобно цокали языками. Он поцеловал меня на крыльце. В тот вечер я почувствовала свою исключительность.

Дима. Спортсмен, студент Санкт-Петербургского горного университета, и, наконец, просто красавец. Боже мой, как я была в него влюблена! Дима занимал все мое сознание, весь мой мир, всю, всю меня! Моей огромной любви хватит нам двоим с головою, как пела Земфира. Если бы я могла писать стихи, я бы написала их сотни, и все об одном – о моей всепоглощающей любви. Ведь юность в сочетании с влюбленностью, и особенно с глупостью, рождает массу плохих стихов, не так ли?

Ах, как я была влюблена! Ах, какой я была дурой!

Ну откуда же мне было знать, что таких девиц, как я, у него еще с десяток? Разве я могла предположить, что, проводив меня в тот самый первый вечер, он вернулся на ту вечеринку и переспал с моей одногруппницей Любой Коломеевой? Как я могла подумать, отдаваясь ему первый раз, с восторгом, трепетом и небольшим страхом (потрясающий микс ощущений – сколько живу, ни разу не удалось мне его повторить), что выйдя из меня и из моей убогой комнаты в общежитии, он позовет в кино Ленку – мою соседку, которую после тоже оприходует?..

А ведь могла. Достаточно лишь было задаться вопросом, что он во мне нашел. Вот скажите, пожалуйста, что мог мальчик-красавчик из обеспеченной семьи, которому уже уготовано блестящее будущее, найти в девочке-провинциалке, не очень умной и, давайте уж будем честными, не самой красивой? Да, в юности меня трудно было назвать красавицей. Скорее, я была девушкой, в которой что-то есть. Это сейчас я выгляжу, как Кейт Мосс в лучшие годы, но вот раньше…

А тогда я была юна и влюблена, и, как следствие того, глупа как пробка.

Тем не менее, слезы, пролитые в подушку и сопли, размазанные по щекам, не помешали мне сдать экзамены, закончить колледж, получить диплом учителя начальных классов и сменить, уже, наконец, работу, уволившись из осточертевшего бара.

Конечно, о том, чтобы идти работать в школу, по специальности, и речи никакой не могло быть. Во-первых, что бы там ни говорили про низкие зарплаты учителей, а вакансий в муниципальных общеобразовательных учреждениях днем с огнем не сыщешь. Ну а если и сыщешь, то опять же – вопрос денег. Зарплата – смех на палочке, а я хотела снимать квартиру. Одна. Без всяких соседок. Общаговская жизнь уже стояла мне поперек горла.

Квартира, мать ее!

Хватаю телефон, новых сообщений нет. Разъяренно набираю текст:

«Андрей! Не вздумай меня игнорить!!!»

Козлина! Чтоб ты импотентом стал!

Так вот. Работать я устроилась официанткой в кофейню на Фонтанке – такая женская профессия, через которую сейчас проходят, наверное, все девочки. Учитывая, что квартиру я сняла на самом отшибе Питера, до работы я добиралась часа два, а приползая с работы с языком на плече, падала без сил и забывалась крепким, богатырским сном. Выходных было мало – я брала себе больше смен с целью заработать, но денег всегда не хватало. Я по-прежнему мечтала о всевозможных материальных благах, но вставала в шесть утра и шуровала на работу под проливным дождем в бесформенном сером пуховике и дермантиновых сапогах с лопнувшей подошвой.

Работала я много. Можно сказать, что я жила в этой кофейне, мечась от столика к столику и разнося заказы. Наверное, я бы и погибла смертью храбрых, ну или вернулась к матери в свой родной город, что, кстати, еще хуже, если бы не Алексей Сергеевич. Ну как Алексей Сергеевич. Да просто Леша.

Леше было тридцать пять лет, Леша был директором сети кофеен, в одной из которых я и работала. Он был улыбчивым, смешливым, можно сказать даже добрым полноватым мужичком. Не сказать, что у Леши особо водились деньги, но, по слухам, свою жену и двоих детей он содержал вполне достойно. В меру строгий, в меру понимающий. Такой, знаете, начальник, но вроде свой в доску.