Так происходило всегда, за что бы я ни бралась. Дело увлекало меня всецело. Иногда я выбирала и более тонкие дела, подчас незаметные обыденному взору. Рефлексии. Так было и с Глебом. Какую значимость имели наши отношения на фоне общего беспредела? Эти мысли, тем не менее, отлетали, стоило мне только взглянуть на него или заговорить с ним о чем-то.

Однажды мы пошли с ним на открытие фотовыставки. Собралось общество людей, которые так или иначе были связаны с фотографией, художником, чьи работы выставляясь. Друзья, родственники, творческие люди и гости, пришедшие поглазеть на них. Это была теплая встреча, на ней были еще и модели, позировавшие фотографу. Люди вели беседы, выпивали и закусывали, смотрели работы, а имя фотографа чудным превращением становилось брендом. Наткнувшись на эту прискорбную мысль, я пожаловалась Глебу:

– Откуда нам взять уверенность, что Гоша Кузнецов лучше, чем Владимир Смирнов, и что их вообще можно сравнивать как камеры Nixon и Canon? Какое отношение бренды имеют к искусству, а искусство к реальности?

Глеб понял, что я имею в виду, подумал и ответил:

– Я думаю, можно сравнивать двух фотографов по технике и мастерству, влиянию на публику. Можно оценивать их субъективно, если ты хочешь, но тогда нужно стать чистой доской, без предрассудков. Если фотограф понравился публике, то его будут приглашать и на другие выставки.

– А если он не захочет, то он недостойный грубиян.

– Да, как правило, они хотят показать всем свои работы. Ван Гог, например, тоже бренд. И еще какой! – Глеб сделал скромный, но уверенный жест рукой для передачи важности своей реплики, – Однако это не умоляет его достоинств. Если бы художники не хотели кем-то становиться, они бы не подписывали своих работ, как это делали раньше иконописцы.

– А ты подписываешь?

– Да, признаю авторство.

– А почему не поступаешь как иконописцы?

– Это вопрос веры: о том, кто является автором.

-А ты как считаешь, они это пишут или Господь Бог?

Глеб был непоколебим:

– Они, конечно. Нельзя ведь на Бога такую ответственность перекладывать. Земные работы в его ведомство не входят, человек должен сам думать.

Иногда по утрам я просто выбрасывалась во двор. Когда скучно или нечего делать или соберется какой-то запас, вываливаешь думы и грузы, разгоняешься и впитываешь энергию новых стремлений. Так получилось и в тот день, когда у меня в глазах двоилось. Вместо одной улицы было две, вместо одного джипа на углу стояло два. Я шла и веселилась неожиданным эффектам. Набрела на рынок с кучей одежды, украшений и сумок. Играла музыка, и продавались чесалки для головы. Я еще больше обалдела от разноцветных шапок и ботинок. Апофеозом происходящего стали четыре одинаковых девушки, которые рылись одновременно среди вешалок в поисках обновок. Я подошла к ним, и они стали в двух экземплярах. Были близняшками. Оказывается, это из-за них у меня весь день в глазах двоилось. Я вздохнула с облегчением и говорю:

– Привет! Как дела? Наконец-то я вас нашла!

Девушки заулыбались, похлопали глазками и стали говорить на перебой:

– Да, а теперь помоги нам, пожалуйста, найти нужные цвета комбинезонов.

– Ну, вы классные, – отвечала я.

Мы стали рыться везде и всюду. Перебрали весь рынок от начала и до конца несколько раз, мучили продавцов, залезли в их сумки и коробки с запасными товарами и нашли бесценные модели. Совершив вынужденные покупки, мы переоделись в машине у приятеля близнецов и собирались было пойти на неделю моды, но тут меня окрикнул знакомый голос:

– Елизавета! Елизавета! Куда же ты? Не признаешь? Это же я! Вадим Федышин.

– А-а, здравствуй-здравствуй. Вот это déjà vu! Какими судьбами?

– Мы тут нашу последнюю коллекцию представили. А тебя я хотел пригласить на наш показ, причем, не просто так, а в качестве модели.

– Дай подумать… несколько секунд на размышление и… да, я согласна. Говори, что нужно, где и когда.

Вадим мне все объяснил. Не много ли дел для скромного одного дня? Ладно. Это впереди, а пока неделя моды ждет меня и моих симпатичных подруг. Я вдруг поняла, что устала от бесконечных платьев, к тому же нужно было еще морально подготовиться к дефилированию по подиуму.

– Давайте лучше сходим на показы в другой раз, – предложила девушкам я. – Либо по магазинам вместе.

Они были милые, не против.

Придя домой, залегла в ванну с книжкой. Люблю я это дело. Истинное удовольствие погрузиться одновременно в воду и в чтение. Тело греется и расслабляется, а в голове заплетаются разные литературные образы, оживают в воображении. В тот раз читала «Диалоги» Платона, важное в них было. Я осознавала смысл, значение, вес его знаков, которого так часто нет в окружающих вещах, которые выдают себя за самое лучшее. Но ведь время-то уже другое, что было хорошо тогда, никуда не годится сегодня. Если я создаю что-то нужное, где гарантии того, что это лучшее? Если нет уверенности, значит, нужно подумать. Сегодня, допустим, эта горячая ванна и древняя книга в переводе – мои последние жизненные планы. Но и в ближайшем будущем меня ждет лучшее, иначе, зачем вообще что-то делать. И как могу я предлагать кому-то стиль, если сама не знаю, где счастье? Быть может, эти сомненья, укореняющиеся в моей голове, чего-то да стоят, быть может, разворачивается передо мной не просто моя личная трагедия, а выходят на поверхность значения стиля как такового. Вектор успеха для современного человека направлен в сторону получения удовольствий из тех благ, которые он сегодня может себе предложить. Но что же происходит с ним, когда он оказывается на вершине своей пирамиды?

Показ arinovиfedyshin, где мне была отведена скромная роль модели, был назначен на субботу. Я смутно помню события того дня: все промелькнуло, едва успев начаться. В памяти сохранились яркие краски одежд и косметики, геометрические фигуры, вспышки света. Для выходов была подобрана сопровождающая музыка. Нужно было уверенно идти в ритм, и я волновалась. Туфли, очки, застежки – все было на своем месте. Моя помада была яркой как никогда. Хотелось заметить наивность на безразличие, чувственность на асексуальность. Мне казалось, это было бы лучше для одежды. Нельзя же, чтобы нравилась больше я, а не она. Вот такое вот искусство.

Я вышла на подиум, и мне показалось, что все застыло в восхищении. Я перестала быть собой, а в один миг превратилась в образ, в идеал, предмет подражания. Такая сильная эмоция действует как наркотик. Ощущения подобны тем, что получает популярный музыкальный исполнитель во время концерта. Я прошла до конца, меня осветили фотоаппараты, который с каждым нажатием кнопки вводили меня в абсолютную экзальтацию и напрочь лишали чувства времени. Что-то помогло мне развернуться и продефилировать обратно за кулисы. После того, как все прошло, я была в первую очередь рада, что у меня получилось, я помогла ребятам. Но в глубине душе остался осадок – стремление в реальную жизнь добавить больше такого дефилирования, стиля, восхищения.