-- С приездом вас, Петр Иванович! Рад познакомится. Вы уж извините, что так сразу: у Ирочки все в порядке?
-- Нормально, Наум Аронович.
-- Ну, и слава Богу. Присаживайтесь...
Они сидели с Наумом Ароновичем на краю голубого бассейна, отделанного мрамором, и вели неспешную беседу -- два солидных, умудренных жизнью человека. Пашка все еще бултыхался в бассейне. Наум Аронович уселся под грибком от солнца в удобном пластмассовом белом креслице, Петр Иванович расположился радом, только не под грибком, а на солнышке. На столике перед ними стояли пиво, орешки, еще какая-то дребедень. Как в кино. Благодать!..
-- ...Ну, какой я ей был муж, Петр Иванович, посудите сами?.. -продолжал Наум Аронович свой рассказ об ихней Ириной Васильевной молодости. Хороший старикан, это Петр Иванович сразу усек. А что разоткровенничался так сразу с незнакомым человеком, тоже понятно-- из Москвы человек, от Ирочки, с кем еще поделиться? Не с этими же, как их... хасидами. Да и осталось уж ему, видно, недолго...
-- Я Ирочку-то практически и не видел: днем на работе, по ночам все сижу печатаю. Почерк у меня ужасный, машинистки не разбирали, приходилось самому, -- пояснил Наум Аронович. -- Допечатался до того, что пальцы стер до крови. Ходили с Ирочкой в "Галантерею", наперсток покупали. В наперстке и печатал. Какая ж это семейная жизнь?.. -- Старик вздохнул. -- А потом она на гастроли уезжать стала...
Помолчали.
-- А как у Ирочки с ногами? Когда сюда приезжала, я, заметил, бинтует?
-- Бинтует, -- подтвердил Петр Иванович. -- На концертах стоять тяжело... Но не смертельно.
-- Это у нее давно, еще после родов... А Наташенька, я слышал, второго ребенка ждет?.. Я еще и первого-то не видел, Машеньку... Как она?
-- Красивая, -- пробасил Петр Иванович. -- В бабку. И на пацана похожа. Хомяк вот у нее помер. Я ей петуха подарил, правда. Достойного, не клювачего...
-- Значит, в доме все более или менее?
-- Нормально... А ведь мы с вами тоже, выходит, родня, Наум Аронович? -- Петр Иванович подмигнул старику. -- Родственники непосредственно...
-- Самые натуральные, -- кивнул тот. -- Сваты, -- он прикрыл глаза. Долгая дорога сюда сильно, видать, его утомила. Хоть и ехал он не в автобусе, как они, а в такси. Прямо из больницы. Самое главное -- сидела в нем страшная болезнь, о которой он все знал по ихним израильским врачебным правилам. Скоро он, по всему видать, и правда то... С крыльца двинется... Да...
Петр Иванович поднялся, постоял, выпил пива. -- Пойти что ли еще купнуться?.. -- подумал он вслух негромка Но Наум Аронович услышал.
-- Конечно, купайтесь, не обращайте на меня никакого внимания! -сказал он, открывая глаза. -- Мне так приятно смотреть на вас с Павликом...
Петр Иванович поставил стакан на столик и присоединился к Павлу, который так и не вылезал из бассейна. Не вылез и когда Петр Иванович, всласть накупавшись уже по второму разу, стал выбираться на берег, чтобы опять присоединиться к Науму Ароновичу. Неудобно все-таки.
Но тут он неожиданно столкнулся нос к носу с павлином, невесть откуда возникшим.
-- Цып-цып... -- Петр Иванович протянул нерусской куре сложенную в щепоть мокрую ладонь.
Павлин закричал благим матом, с негодованием отвергая такое обращение, и с легким шелковистым треском распустил хвост опахалом. Петр Иванович испуганно отдернул руку.
Старик в кресле согнулся пополам.
-- Наум Аронович! -- заорал Петр Иванович. -- Плохо тебе? Лекарство?
Наум Аронович распрямился, лицо его было в слезах.
-- Смешно, не могу!.. -- дохохатывал он, по-стариковски мешая смех с кашлем.
-- Ну ты, Ароныч, ей-Богу, -- одним махом выдохнул испуг, Петр Иванович подошел к столику и налил себе ледяного пива. -- Напугал.
-- Вот так бы и помереть от смеха, -- сказал старик. -- Как вы говорите, непосредственно. Это же счастье.
Павлин тем временем наорался и важно отступил к забору, в колючие кусты. Петр Иванович за ним -- посмотреть, -- чего у него там, гнездо? Гнезда не было. Павлин не торопясь, сквозь решетку пролез на соседний участок; оставив на земле нежное волнистое перо. Петр Иванович подобрал его...
Петр Иванович стоял со стаканом ледяного пива в руках на краю голубого бассейна. Солнце палило вовсю, на небе не было ни облачка, вдали виднелся Кинерет. Пол-- Евангелия, объяснили Петру Ивановичу, провел там, Иисус Христос...
-- Хорошо здесь, -- сказал он раздумчиво. -- Лучше всякого Крыма.
-- Да, это так, -- откликнулся Наум Аронович. Он сидел в своем креслице, ковырял палочкой кирпичный песок. -- Мы с Ирочкой и отдыхали-то один-единственный раз вместе в Пицунде, а я весь отпуск только и думал, как бы поработать... Так уж получилось, вечно времени не хватало. Так вот, были мы в Пицунде. Тридцать пять лет назад... Да, тридцать пять. Представляете себе Ирочку?
-- Тут и представлять нечего, хм, -- сказал Петр Иванович
-- ...И вот я ее спрашиваю, чего б ты, Ирочка, хотела? -- Дом, говорит, на море и яхту. А ты, думал, мороженое? -- И смеется. Вот, через тридцать пять лет и купил ей дом и яхту...
-- С мотором? -- с повышенным интересом спросил Петр Иванович.
-- Разумеется.
-- Дизель?
-- Этого я вам не могу сказать... Да сами все увидите. Ключи у вас. Яхта там... -- Он указал на озеро ветхой незагорелой рукой.
-- А у меня катер бандиты сожгли, -- вздохнул Пе Иванович, -- Узнаю кто, персонально, -- а уж я узнаю! -- бить буду беспощадно. Око за око!..
-- А зуб за зуб?.. -- тихо продолжил Наум Аронович. -- А знаете ли вы, Петр Иванович, что это значит? Этим законом Моисей много тысяч лет назад хотел освободить людей от мести неправедной. Ведь за обиду тогда убивали. Вот он и решил, что, грубо говоря, за выбитый зуб обидчик отвечает только одним выбитым зубом. Это -- справедливость. За два -- двумя. Не более того. Это потом люди из формулы Моисея закон мести выдумали. Так им удобнее кажется. А катер вы себе новый купите, Петр Иванович.
-- Ароныч! Извини, конечно, что я так называю...
-- Да не волнуйтесь вы, Петр Иванович, называйте, как нравится. Меня тридцать лет никто не называл по отчеству... Соскучился.
-- Вот ты говоришь -- новый! -- усмехнулся Петр Иванович. -- Это нереальное явление. Я ж его десять лет строил сам. Своими руками, понимаешь. А купить?.. На какие шиши?
