Аверин прилёг на землю и его взгляд упёрся в небо. Оно напомнило ему глаза Ирилан…кристально чистые, голубые глаза, отдающие своей добротой и теплом. Он задумался над тем, какой теперь станет его жизнь. Постоянные путешествия по миру, новые знакомства, новые знания. А может, она будет учить его петь, и они будут проводить выступления вместе? Но юноша понимал, что это не совсем то, чего бы ему хотелось. «Хотя в таком случае у меня будут популярность, богатство и влияние. Но мне это и не нужно. Это требуется только правителям государств, а что они с этого имеют? Уйму забот и огромную трату нервов?» – размышлял Аверин. Но он также понимал, что и к спокойной жизни он не расположен. Если только в глубокой старости, а сейчас… Сейчас ему хотелось приключений, как и любому другому парню его возраста.
– О чём задумался? – прервал размышления Марли.
– Да так, ничего особенного. О жизни.
– Ха-ха-ха! Да, действительно, ничего особенного, – рассмеялся Марли, – А может оно и к лучшему? Мамка тебе поможет быстрее освоиться в этом мире. А то куда ты один? Другое дело, если бы с тобой был Морган. А так…
При воспоминании о Моргане его взгляд помрачнел. Хоть он и надеялся на лучшее, но переживания за друга никуда не исчезли.
– Ну что грустим!? – наконец явился Брий, – Сейчас мы зажарим миток и полакомимся превосходным мясцом этих прелестных животных!
– А ты не думал податься в барды, Брий, вместо того, чтобы слоняться, как неприкаянный? – похоже этот вопрос Марли задавал уже не раз, так как Брий только встал в позу «руки в боки» и грозно поглядел на товарища. Дескать, «ты уже достал»
– Слушай-ка! – внезапно Марли как будто осенило, – А может тебе сбежать от неё и путешествовать вместе с нами!? Мы бы устраивали засады на караваны, грабили нечестных торговцев и разгружали корабли в порту.
– В-общем, – продолжил Брий, – занимались бы тем, чем занимаемся уже десять лет. На ничего нового тебя не хватило?
– Ну а что ты предлагаешь? Открыть своё дело?
– Да не знаю я…
Аверин задумался над их предложением. Эта перспектива выглядела действительно привлекательной, но Ирилан. Так поступить с девушкой, которая решила усыновить его? Аверин понимал, что так делать нельзя. Даже если он до сих пор не понимал, почему Ирилан вообще решила его усыновить.
– Если ты сейчас думаешь, что ты перед ней в долгу, – как будто прочитал его мысли Марли, – то ты ошибаешься. Мог бы и сам сбежать из этого приюта.
– Ну не скажи, – опроверг его мнение Брий, – Я видел, какой там забор, и круглосуточную стражу у ворот. Даже не знаю, что они там так стерегут. Его бы потом всё равно нашли, а там и до тюрьмы недалеко.
– Нет, извините, я не могу уйти от Ирилан сейчас. Всё-таки она захотела быть матерью и выбрала почему-то именно меня. А теперь, если я сбегу, она подумает, что не справилась.
– Ну, хорошо, я просто предложил. В общем-то, по правде сказать, третий человек здесь был бы лишним. А наша команда уже хорошо срослась.
Некоторое время товарищи ещё провели за душевной беседой. Хотя больше говорили Марли и Брий, пока Аверин молча, вглядывался в безоблачное небо, надеясь, наконец, понять, что же его ожидает. Вскоре митки были готовы, и троица не стала откладывать обед. Когда их желудки наполнились, а от птиц не осталось и следа, Брий вспомнил о том, что время не резиновое.
– Ой, а тебя ведь, наверное, уже мамка ищет!
– Да, кстати, – подытожил Марли, – Тебе пора. Проводить?
– Не нужно, я знаю дорогу. Спасибо вам за прекрасно проведённое время.
– Да нет, это тебе спасибо. Мы были рады тебя увидеть. Очень. Честно, – друзья обнялись на прощание, и когда юноша уже сделал шагов пять, Брий воскликнул, – Ах, да! Пароль ко входу: «Мирта».
– Мирта? – обернувшись, спросил Аверин с недоумением, – Как и имя той девушки?
– Ха-ха-ха, нет, – в очередной раз рассмеялся Марли, – Она отказалась назвать ему своё имя, и тогда Брий решил называть её так, по паролю.
В этот момент жители города могли услышать заливистый смех трёх человек, доносящийся из лесу, если бы в городе не было так шумно.
Аверин направился в Ирвин и, уже почти подошёл к двери, когда издалека послышался крик Марли:
– Если что, ищи Дороти в Тедене! Обычно мы останавливаемся у неё!
Юноша постучался в дверь и произнёс пароль. За ней послышалась возня, вскоре прозвучало щёлканье засова, и дверь открылась. Лицо Мирты выглядело строгим и не выражало совершенно никаких эмоций. И Аверину вдруг стало абсолютно ясно, в связи с чем было заключено то пари между Марли и Брием.
До таверны Горина парень добрался всего за несколько минут той же дорогой, которой уходил. Толпы на улицах поредели, а шум на базаре стих и сюда доносились только обрывки зазываний торговцев. Видимо, некоторые торговцы уже распродали весь свой товар, и ушли с базара.
Когда Аверин вошёл в таверну к нему вдруг подскочил тавернщик:
– Ты где был!? Ты хоть знаешь, как испугалась твой мать, недоносок!?
– Аверин! – тут же появилась и сама мать, – Аверин, Этиса свет, знаешь, как я испугалась!?
Она подошла и обняла парня.
– Я просто гулял.
– Хоть бы записку оставил! Я не знала, что думать. Даже думала, что ты сбежал от меня.
Если бы она узнала о предложении Марли и о том, что оно, хоть и немного, но привлекло Аверина. Юноше даже стало жаль её. Но вообще он был счастлив. Теперь он ощущал новое для него чувство. Чувство, которого раньше у него никогда не было. Чувство того, что он кому-то нужен.
Глава вторая. Горин.
День близился к концу. Ирилан должна была исполнять свою балладу ровно в полночь. Аверин сидел в комнате и смотрел, как она репетирует. Сами движения рук девушки по струнам арфы завораживали не меньше, чем божественное звучание музыкального инструмента. Сейчас Ирилан не пела, а только повторяла музыку. Вскоре в комнату постучались, и Аверин бросился открыть дверь, за которой стоял всё тот же светловолосый слуга, которого он уже видел прежде.
– Там всё готово, зал переполнен зрителями. Я даже не думал, что в таверне столько поместится. Они ждут вас, госпожа менестрель.
– Хорошо, дайте мне пару минут, пожалуйста, – тихо ответила девушка. Аверин заметил, как изменилось состояние девушки с тех пор, как она взяла в руки арфу. Она была сосредоточена и в то же время выглядела крайне спокойной. Слуга ушёл, а Ирилан сразу начала переодеваться, готовясь предстал перед публикой во всей красе. Аверин почувствовал себя неуютно и сразу отвернулся.
– Что с тобой? – спросила Ирилан, заметив его неудобство, – А-а-а, прости. В этих военных походах привыкаешь ко всякому. И переодеваться при мужчине – самое малое.
Ничуть не стесняясь девушка сбросила свою походную одежду и, достав из чемодана, начала надевать прекрасное полупрозрачное зелёное платье с большим вырезом до груди. У него были короткие рукава, которые заканчивались оборками, создавая красивую пышность. Это подчёркивало красоту нежной кожи рук менестреля и не мешало игре на арфе.
Через какое-то время Ирилан вышла к зрителям во всей своей красе. По залу прошёлся гул, кто-то присвистывал. Аверин пробирался сквозь толпу к дальнему столу, ближе к выходу, чтобы не привлекать внимания и при этом иметь возможность следить за происходящим со стороны. Гул в таверне разрядился одним громким голосом. Голосом хозяина таверны.
– Итак, господа! Позвольте представить вам, дорогие мои! Наша гостья, странствующий менестрель – Ирилан Элмер! – зал раздался рукоплесканиями, и когда шум поутих, Горин смог продолжить, – Она принимала участие в бою за крепость Грот. И позже собственноручно описала славу наших воинов в своей балладе! Я прошу вас всех сохранять тишину во время выступления и вслушаться в эти превосходные слова, восхваляющие воинов Авира! Слава!
Весь зал раздался криками, они повторяли вновь и вновь:
– Слава! Слава Авиру!
Через какое-то время люди стали постепенно умолкать, пока не утихомирился последний из зрителей. Тогда в таверне наступила полнейшая тишина. Это было знаком, знаком к началу работы профессионального менестреля. Руки Ирилан еле коснулись струн арфы, и тихий напряжённый гул пронесся по всему залу, проникая в самые души людей, и резонируя в них, заставляя вскипать кровь и трепетать от нетерпения. Волосы вставали дыбом от этого небесного звучания. Глаза менестреля закрыты, а голова наклонена вниз, она была похожа на мать, которая потеряла сына на войне, как вдруг девушка подняла голову, устремив взгляд в толпу. И этот взгляд уже был жёстким, пронзающим насквозь. В этот момент она начала петь. И голос её не был больше переливчатым. Он скорее отдавал металлом, скрежетом мечей и щитов. Она исполняла военную песню, балладу о героях, многие из которых остались лежать в сырой холодной земле. Все слушатели молчали, боясь даже шелохнуться, чтобы не нарушать создавшуюся атмосферу.
