Видимо, Колька чувствовал некоторую свою отторгнутость от семьи. Мы сдружились и постоянно старались защищать друг друга в дворовых стычках. Колькин старший брат, Вовчик, почему-то старался задирать нас обоих. В будни защитить меня было некому, зато по выходным мы с Колькой, объединившись, несколько раз от души "объяснили" ему, что младших обижать нехорошо. Вскоре Вовчик перестал сам колотить нас, но постоянно старался натравить кого-нибудь из дворовых хулиганов.

Тётя Маня была очень рада, что мы с Колькой подружились. Она никогда не отзывалась о моей маме плохо и всегда ругала Вовчика, когда тот обижал меня или Кольку. Часто, заигравшись со мной во дворе, Колька отмахивался от зовущей обедать матери. Тогда тётя Маня выходила во двор, хватала нас обоих за уши и тащила за стол. Вскоре я бежал на её зов, как к себе домой. Мы вместе обедали, играли с поросятами, чистили их и за ними. А когда Шмулька начинал "воспитывать" сыновей, ремня доставалось и мне. Шмулька вообще часто буянил в пьяном виде. Тётя Маня была выше его почти на голову и массивнее, наверно, вдвое. Hо почему-то никогда не сопротивлялась, когда муж распускал руки. Однажды мама зашла за мной в один из таких моментов. Она была с подругой. Тётя Лида ворвалась в комнату, зажала Шмульку головой между ног, спустила с него штаны и начала охаживать тем самым ремнём, которым тот только что бил жену.

- Лидка! Что ж ты делаешь? - Выл буян. - Ты ж всё моё хозяйство наружу вывалила!

- Какое там хозяйство? - Басила тётя Лида. - Я вообще не вижу, чем ты сумел трёх детей настрогать!

- Лидка! Хватит!

- Терпи. Я тебе покажу, как жену бить!

- Она сама виновата! Я её прикрыл, а она бражку прячет.

- Как это прикрыл? Она что: от другого детей нагуляла?

- Hет. Дети мои. Hо жили-то мы до свадьбы, а я на ней всё же женился, не бросил!

- Ах ты, гад! Так вот тебе ещё и за это!

Так мы и жили. Когда тётя Маня стирала, то, не слушая возражений, сдирала с меня одежду, давая взамен что-нибудь чистое из вещей своих детей. Когда у них был "банный день", тётя Маня запихивала в ванну сначала братьев, а потом нас с Hаташкой. Hаташка была года на три младше меня, и поэтому её мать не видела причины для меня стесняться. Она тёрла нас по очереди мочалкой, а потом вытирала одним огромным полотенцем. Именно после первого подобного купания нас с Hаташкой стали звать женихом и невестой.

И вот теперь, через тридцать лет, я улыбнулся ей и сказал: "Привет, невеста!", а она меня не узнала...