К юмористике - правда, особого рода - принадлежит и знаменитый цикл рассказов Каттнера о семье мутантов Хогбенов. На сей раз это юмористическая готика. Рассказы о Хогбенах напоминают кельтские сказки с их нелепым гротеском и своеобразным взглядом на мир.
"Мы - Хогбены, других таких нет", - начинается один из рассказов. Поистине других таких нет! Не у всякого, скажем, есть дядя, который больше всего любит летать по воздуху, так, без каких бы то ни было специальных аппаратов. Способность, когда только захочется, становиться невидимым тоже нельзя сказать, что очень распространена. Кроме того, у Хогбенов масса других отличительных черт и способностей. Собственно говоря, они наделены всем, чем от века фантасты и сказочники одаряли своих героев. Работники они тоже неплохие; немного с ленцой, конечно, но зато какие у них прекрасные навыки! Не задумываясь, вроде бы по наитию, строят они атомный котел, лазер или что-то ему подобное и много других чудесных машин, установок, приборов. Все эти изобретения не новы. Они давно запатентованы - частью в жизни, частью в фантастике. Но с какой великолепной непринужденностью относятся к ним Хогбены! Для них это даже не обиход, а так, забава. Никакой торжественности, никакой напыщенности, никакой велеречивости в разговорах обо всем этом. А когда один такой болтун заводится, его, как злого духа в восточных сказках, загоняют в бутылку. Он, конечно, занятен, но больно уж приставуч и докучен. Пусть посидит, ущерба от этого никому не будет.
Кто же они такие, эти Хогбены? Уж не "сверхчеловеки" ли? Что ж, пожалуй. Только Каттнер придает этому слову совсем особый оттенок. Настолько особый, что Хогбены кажутся пародией на распространенное представление о "сверхчеловеке".
В фантастике часто обсуждается вопрос: исчерпал ли человек свои возможности или ему еще предстоит развиваться? Не будут ли люди грядущего долговечнее, не приобретет ли их мозг новых возможностей, не появятся ли у них какие-то неведомые нам способности? Все эти рассуждения имеют в некоторых случаях реальную научную основу. Известно, что человечество еще очень молодо; по мнению многих ученых, ему предстоит развиваться не только в социальном, но и в биологическом смысле.
Однако эти соображения не раз служили аргументами для различных антидемократических построений. Роберт Хайнлайн, например, в романе "Пропасть" показывает своеобразную организацию "сверхчеловеков", которая намеревается захватить власть над миром, а со временем, генетически обособившись, сделаться неким новым биологическим видом человека, правящим другими, низшими видами. Эти "сверхчеловеки" так же отличаются от обычного человека, "как солнце отличается от свечи", и поэтому отношения между ними могут быть только одного рода - отношения между неограниченной властью и покорными подданными. Их разделяет и должна разделять пропасть.
А Хогбены - простые ребята. Им хочется только, чтоб никто их не трогал. Главное для них - быть как все. И если они все-таки не "как все", то лишь в самом хорошем смысле.
Хогбены живут по нескольку тысячелетий. И то, что другим кажется вечным, им - преходящим. То, что другим представляется значительным, им - удивительно мелким. Казалось бы, всех запугал местный босс Гэнди, а вот Сонк, совсем мальчишка для Хогбенов, с ним справился! Он выбрал для этого простейший способ - заставил Гэнди рассказать о себе правду.
Сознание у Хогбенов наивное. Они по-народному непосредственны. И Каттнер любит их за то, что они сохранили эту непосредственность, другими утраченную. Именно эта непосредственность многое помогает разглядеть из того, что другие не замечают. Хогбены живут тысячелетия, а им ничто не примелькалось, им все интересно.
Хотя иногда - порядком противно. Именно в этих рассказах мы на каждом шагу встречаем возмущение конформизмом, корыстью, хамством и тем, что на Западе принято называть "эмоциональным фашизмом". Чего стоит хотя бы это гнусное порождение озверелого собственничества, мистер Енси из рассказа "До скорого!". Когда-то кто-то (он не заметил кто) наступил ему в Нью-Йорке на ногу, и он теперь хочет уничтожить весь свет, чтоб среди прочих пострадал и неизвестный обидчик. А скучно мистеру Енси на обезлюдевшем свете не будет: он и сейчас живет без людей. Вот только разве некому пакости делать.
Вообще-то на свете удивительно интересно - мир такой разнообразный, и они, Хогбены, сами такие разные. Жаль только, что со временем этого разнообразия поубавилось и вокруг появилось столько людей друг на друга похожих, стертых - унифицированных, как сказал бы "прохвессор" (из рассказа "Профессор накрылся"). Сам Сонк Хогбен так не сказал бы. Он этих ученых слов не понимает.
Любопытно, что изобретатель Гэллегер, герой еще одного обширного цикла рассказов Каттнера, тоже не слишком все эти ученые слова понимает. Замечательные изобретения появляются у него по наитию. Тут действует скорее подсознание, чем разум. То, что он делает, относится к естественным способностям человека. Поэтому Гэллегеру и в голову не приходит перед кем-то гордиться, как-то себя выпячивать.
Хогбены, Гэллегер и многие другие герои Каттнера человечны - вот что в них главное.
И это, по мнению Каттнера, главное, в чем нуждается мир. Каттнер верит в прогресс. Не в безликий, а в связанный с человеком и обусловленный его развитием. Причем развитием всесторонним. Никакие успехи разума в ущерб душе его не устраивают. На каком-то этапе развития человечества умственный его уровень будет обусловливаться нравственным уровнем.
В этом отношении особенно примечателен известный рассказ Каттнера "Авессалом". Гениальный мальчик, названный по имени непокорного сына царя Давида, поднимает бунт против отца. Но он бунтует потому, что отец руководствуется формальным законом, а он - более высоким, нравственным, потому что отец "потерял способность удивляться", а он - нет, потому что все, что он говорит, - правда, а то, что говорит отец, - лицемерие. Он способнее отца. Но кроме того - выше и чище. Это самое важное. Физической силе он противопоставил не только умственную, но и нравственную. И победил. Он не просто Отстоял свое право учиться чему хочет, - он отстоял себя как личность. Ему теперь никто не будет заглядывать в мозг, как соседи Хогбенов заглядывают к ним в замочные скважины.
