Поезд останавливается не сразу. Он сначала долго замедляет ход, паровоз выпускает пар из трубы и откуда-то с боков, пыхтит и отфыркивается.

Женя не отходит от окна – какой он, Степнянск?

За окном тянулись сначала маленькие домики в садах, потом какие-то деревянные строения и, наконец, асфальтовые дорожки перрона, и рельсы между ними.

– Приехали, приехали, мама, смотри, какой вокзал! Целых три этажа. Смотри, какая красивая площадь!

С вокзала до дома они ехали несколько кварталов на телеге по широкой главной улице города с цепью бульваров посредине, мимо городского сада, мимо здания райисполкома, где будет работать папа.

Потом телега въехала в большущий двор. Они въехали в одни ворота, а за углом дома, оказывается, были ещё одни. Кроме двухэтажного дома, во дворе ещё флигель, в глубине – какое-то недостроенное здание и серые сараи рядом, и колонка посреди двора.

Как всё это не похоже на их дом в Ростове, самый большой и красивый в городе! Там въезд новых жильцов, наверно, прошел бы незамеченным или почти незамеченным – столько народу было у них в доме! А здесь их приезд привлёк всеобщее внимание Из окон верхнего этажа выглядывают какие-то женщины, детвора стоит поодаль, их человек десять-двенадцать, сразу не сосчитать. Двое мужчин подошли к отцу:

– Давайте поможем! На второй этаж, всё-таки.

– Спасибо!

Они заходят в дом. Деревянная лестница с неокрашенными блестящими перилами ведёт на второй этаж. Коридор по обе стороны лестницы, четыре двери и три столика возле каждой, только возле их, четвёртой, – пусто.

На столиках два примуса и одна керосинка, тарелки какие-то. Две женщины встречают их в коридоре:

– С приездом вас!

– Спасибо, – отвечает мама. – Соседи наши? Будем знакомы, Аня меня зовут.

– Меня Вера, а это Даша.

Папа открывает дверь, и Женя влетает в комнату.

– Папа, смотри, здесь ещё одна комната есть и печка прямо в комнате!

Комнаты пусты, и от этого они кажутся огромными. На плечах мужчин въезжают стол, диван, мама вносит спинки от кроватей, и вот уже знакомый оранжевый абажур висит над столом с белой скатеркой, совсем как в Ростове…

Утром со двора доносится шум и какие-то голоса. Двор уже проснулся и живёт своей, неизвестной Жене, жизнью.

– Коля, выходи! – кричит кто-то снизу.

– Сейчас!

– Слав-ка, Слав-ка!

– Слава не выйдет сегодня, у него дела, – отвечает сердитый женский голос.

– Нина! Нина!

– Мама, я пойду, погуляю! – слышится совсем рядом мальчишеский голос, no коридору проносится кто-то, ещё и ещё, и коридор гулко отзывается всеми своими стенами, дверьми, переплётами, высушенными солнцем и временем, как дерево для хорошего музыкального инструмента.

– И я пойду, погуляю, можно? – просит Женя.

Мама с папой уже на работе.

– Поешь сначала, вот поешь и пойдешь, – говорит тётя Клава.

Она полная, спокойная, у неё добрые мягкие руки, и она совсем не торопится – медленно, слишком медленно идёт в коридор за чайником, нарезает хлеб, ставит сахар, творог на тарелке, масло.

– Не спеши, не спеши, набегаешься ещё!

И вдруг коридор снова дрожит от топота ног – вся ватага вбегает в дом.

– Ни-на, Нина!

– Держи её!

Хлопает какая-то дверь:

– Катитесь отсюда! Шуму от вас!

Женя выскакивает за дверь и бежит по коридору с ребятами, потом вниз по лестнице. И оттого, что она бежит вместе со всеми и смеётся вместе со всеми, она сразу становится своей в этой весёлой шумной компании – от семи до четырнадцати…

В старый, действующий гараж их, разумеется, не пускают. Зато новый, который только строится, целиком в их распоряжении. Это только коробка под крышей, земляной пол внутри, доски, стружки – строителей перевели на какой-то другой объект.

Когда на солнце можно расплавиться от жары, вся ватага забирается сюда. Если доску поставить на кирпичи, получаются отличные качели, девочки на одной стороне, мальчики – на другой.

– Давай, давай, ух!

– Владик, упаду, не держись за меня!

– Ребята, считаю до трёх – прыгаем, – тихо говорит Коля. – Ну, раз, два-а, три!

Девчонки на самом верху, и вдруг ребята соскакивают со своего края доски. Он, освободившись, стремительно летит вверх, а девочки падают вниз, на землю, только пыль столбом!

– Девчонки, бей их! – воинственно кричит Нина, беленькая, голубоглазая, с ямочками на щеках.

Женина мама говорит, она похожа на бабочку. Сейчас эта бабочка первой бросает обломок кирпича!

Гараж просторный, и сражение идёт вовсю. Женя стоит у стенки и смотрит то на одних, то на других.

– Ага! Прячетесь! Так их!

– Ребята, заходи с боков!

– Ой… мама… – тихо говорит Женя и зажимает рукой место на голове, куда только что попал кусок кирпича.

– Ой, кровь!

Все замирают. Кровь – это серьёзно. А кровь течёт по пальцам, по руке, заливает лицо, капает с локтя.

После секундного замешательства все выбегают во двор и бросаются врассыпную. Только Женя и Нина остаются посреди двора.

– Ничего, ничего, не плачь, сейчас мы придем домой. Очень ты тихая, разве можно стоять! Надо увёртываться, увёртываться надо!

– Ах ты, боже мой! Ах, разбойники! Деточка моя! – пугается тётя Клава. – Не пущу больше во двор, дома будешь сидеть, искалечили ребёнка!

Несколько дней Женя ходит с белой повязкой на голове, и ребята относятся к ней с почтением. Впрочем, белой повязка бывает только утром, днём она становится серой, а к вечеру – чёрной от пыли.

Когда спадает жара, они всей гурьбой отправляются бродить по городу. Чуть стемнеет, на улице появляются гуляющие. Девушки идут вдоль бульвара цепочкой, под ручку, щёлкают семечки, а сбоку – парень. А вот парень посредине, потому что у парня гармонь.

Город похож на город только на этой главной улице, а дальше начинаются маленькие домики, кирпичные, побеленные, а то и покрашенные масляной краской. Рядом – совсем покосившиеся мазанки. Зелень, такая яркая в Ростове, здесь к концу лета становится серо-бурой от пыли. Когда по улице проезжает телега, пыль долго стоит серовато-жёлтым облаком, а уж когда проезжает автомобиль!

Хорошо, что есть речка. В Ростове Женя ходила на Дон только с папой и мамой, по воскресеньям, и то не каждое воскресенье. Жди, когда у родителей будет свободное время!

А здесь – целый день полнейшая независимость от взрослых.

Только вечером папа спросит – «Ну, Жека, чем вы сегодня занимались?» Или: «Как поживает ваша автономная республика?»

Когда Женя в первый раз сказала, что была с ребятами на речке, взрослые тревожно переглянулись.

– Ты же плавать не умеешь! – воскликнула тётя Клава. – Они здесь все отчаянные, ты уже забыла, как тебе разбили голову?

– Погоди, Клава, – говорит отец. – Женя, там глубоко, на речке?

– Нет, там мелко! И я уже немного научилась плавать.

А вообще взрослым не до неё Мама сидит на диване и шьёт маленькие чепчики, совсем кукольные, беленькие кофточки с ленточками вместо застёжек. И Женя целыми днями во дворе…

Сегодня ночью Женя проснулась от голосов.

– Мама! Мама!

– Спи, дочка. Мне надо уйти на несколько дней. Будь умницей, слушайся тётю Клаву.

– Куда ты, мамочка?

Оттого, что среди ночи никто не спит и свет горит, и папа стоит одетый, очень тревожно. Очень тревожно и непонятно все это.

– Куда ты, мам?

– За братиком. Братика тебе принесу из больницы. Побуду с ним немного и принесу. А вы с папой меня проведывать будете. Спи, дочка!

Она целует Женю и уходит вместе с папой. Тётя Клава гасит свет.

А Женя ещё долго лежит с открытыми глазами. Как это хорошо – братик. Он будет маленький, как Колин Геночка или Павлик тети Дашин. Как это хорошо!