– Редиска! Это ты? Вот так встреча! – как гром среди ясного неба, раздалось чуть ли не у меня над ухом. От неожиданности я вздрогнула и едва не зажмурилась. Забытое прозвище, появившееся из-за исковерканной фамилии, кольнуло прямо в сердце. Редкина – Редькина – Редиска – такова словообразовательная цепочка, выстроенная «гуманными» одноклассниками. Для них всех я была «черная кость», плебейка, принятая в элитную школу сумасбродным желанием одного из учредителей. Не такое далекое прошлое, которое я всеми силами старалась забыть, нарисовалось передо мной и сказало: «Бу!»

– А как же МГУ? Или там новый факультет открыли? «Технология вытирания детских задниц»? А может «Инновации в сфере смены подгузников»? – Глумилась обладательница этого капризного голоса, звук которого для меня был противней, чем звук трения пенопласта по стеклу.

Я не торопилась отрывать взгляд от компа, где проверяла, кого из детей должны сейчас забрать. Лихорадочно соображала, как быть. Сделать вид, что не услышала – глупо. А что не узнала – еще глупей. Не хочу напоминать страуса, засунувшего голову в песок и с торчащей кверху задницей. Но и разговаривать с той, которая целенаправленно отравляла мне последние четыре года школы, тоже желания не было.

Эльвира Казанцева – некоронованная звезда класса и школы, вокруг которой вращалась вся жизнь. И какого черта она приперлась в наш торговый центр из своего лакшери района? Вдыхаю – выдыхаю и снова проклинаю свою тонкую кожу, которая живет по принципу: «Случилось что непонятное – красней!»

И сейчас я чувствую, что щеки начинают полыхать огнем, отчего мне ужасно хочется провалиться сквозь землю. Но я не обладаю суперсилой или умением телепортации. И, к сожалению, супервыдержкой тоже. Я по-прежнему теряюсь перед хамством и не могу отвечать грубостью на грубость. Но сейчас мне жизненно необходимо, чтобы она отсюда свалила куда подальше и как можно быстрее.

Если она узнает, что тут же, в бассейне с яркими поролоновыми шариками, барахтается мое маленькое сокровище, будет катастрофа.

Поэтому представляю, что передо мной не мой персональный враг, а всего лишь неадекватная мамаша, не умеющая ладить со своим ребенком. Стараюсь спокойно выдержать ее наглый взгляд и придать голосу максимальную нейтральность. И неожиданно для себя возвращаю ей брошенную издевку.

– С какой целью интересуешься? Хочешь получить второе образование? Мозгов прикупила?

Кукольные глаза первой красавицы изумленно распахиваются, будто с ней заговорила ожившая статуя, и несколько мгновений она стоит с раскрытым ртом. Еще бы, в школе она могла превратить в ад жизнь любого, кто скажет слово против. И похоже с тех пор ничего не изменилось. Избалованная стерва с мозгом птички колибри.

Ей не нужно было корпеть над учебниками и изучать тонну литературы, чтоб попасть в институт. Папочка просто заплатил деньги.

– А ты что, смелости прикупила? Хотя нет, дай подумаю…, – она почесала подбородок, изображая работу мысли на лице. – Не-ет! Свой грант обменяла на способность открывать рот. Раньше -то тише воды была, ниже травы…

Я вдруг почувствовала небывалое облегчение. Словно кто-то разрушил наложенное на меня заклятие молчания, и я смогла ответить той же монетой.

– А какой смысл мне было открывать рот, если меня окружали те, у кого вечно отсутствовала связь между мозгом и языком?!

– Ну ты посмотри! Заговорила! – все еще не придя в себя от наглости бывшей тихони, пыталась Элечка оставить за собой последнее слово.

– Ты повторяешься, – сдерживая ликование, спокойно ответила я. Господи, как просто быть счастливым! Хотя бы на несколько минут! Просто не позволить кому-то унижать себя. Вычеркнуть из своей жизни хотя бы одну проблему. Но минута счастья кончилась, потому что моя врагиня тут же взяла верх.

– Ну что ж! Придется тебе напомнить, кто ты такая и откуда. Мне папа подарит этот торговый центр на день рождения. Так что можешь подыскивать себе работу. Хотя нет. Я могу тебя оставить менеджером половой тряпки. Продолжишь семейную традицию.

В глазах Казанцевой адским пламенем вспыхнул мстительный огонек, а у меня все сжалось внутри от предчувствия надвигающейся беды.

Работа детским аниматором хоть и не приносила супердохода, но была единственным выходом из моего бедственного положения. Она позволяла быть все время с моей Улиточкой. Никто и заподозрить не мог, что в куче детворы совершенно бесплатно находится моя дочь. Мы приходили до того, как управляющий появлялся на работе, и уходили намного позже, чем он.

Как мамаше, не имеющей постоянной прописки в городе, садик мне никто не предоставит. И соответственно, чтобы найти другую работу, я должна куда-то на день пристраивать малышку. Родственников, горящих желанием помочь, мы не имеем. А уж про няню и вообще не может быть и речи.

Получается, моя минута торжества над прошлыми обидами обошлась мне слишком дорого. Я сглотнула комок, вставший в горле, и приказала себе достойно выйти из этого токсичного диалога. Будет повод собой гордиться. Я запомню это состояние и смогу его воспроизвести при встрече с очередным хамом или хамкой.

– Поздравляю. Спасибо за предложение. Но я как-нибудь сама.

Элька ехидно хмыкнула, и я поняла, что у нее в кармане припасен еще один козырь.

– Ну как знаешь…Кстати, твой Грин женится. Так что я не зря тебе говорила – не по Сеньке шапка!

Я выдавила еще одну натянутую улыбку и, собрав волю в кулак, почти непринужденно ответила:

– Не могу обсудить с тобой эту новость – мне работать нужно.

Я взяла мячик и на автопилоте пошла организовывать игру для тех, кому уже надоело ползать по канатам и горкам. Как же паршиво быть нищей! Вот сейчас бы самое время заехать в какой-нибудь пансионат, где домики разбросаны по лесу. Закрыться и реветь белугой, пока не выплеснется многолетняя боль. Реветь до икоты. До опухших глаз. До изнеможения.

Потом отлеживаться без сил. И главное – никого не видеть. Кто-то может пить, как не в себя. Кто-то крушить все подряд (если не жалко и есть деньги). Главное – чтобы не было свидетелей твоей боли и слабости.

Но одиночество – это непозволительная роскошь для большинства. И для меня. И для моей Булочки. Хотя нам жаловаться грех. Мы снимаем однушку еще не на самых куличках у рогатого. И даже недалеко от центра, где я работаю. Или скоро уже будет – работала?

И хоть моя единственная подруга меня во всем поддерживает, развешивать сопли и выливать на нее свои страдашки не хочется. Начнет квохтать, строить планы мести и жалеть. Чего мне совсем не хочется. Можно, конечно, попросить, чтоб она посидела с Ульянкой, а самой пойти в дальний угол парка и дать волю слезам… Но искать на свой зад приключения … такое себе. И даже по дороге домой я не могу поплакать – Улиточка испугается. Придется сцепить зубы, пережить эту ломку «всухую». Загнать боль в самый угол, в самый темный чулан души и не позволять ей высовываться. Все прошло. И это рано или поздно должно было случиться.

«Выдаю» последнего карапуза счастливой и довольной мамашке с кучей пакетов, выдавливаю дежурную улыбку и до боли закусываю губу, пытаясь удержать слезы.

– Мамуль! Кто-то книжку забыл…, – Улиточка делает паузу, давая понять, что сама все знает, но вдруг? – Мы же не можем взять ее себе?!

Дочка смотрит с сожалением на великолепно иллюстрированную, дорогую книгу.

Какая же она у меня умница! С того самого момента, когда начала сама, без моей руки топать ножками, она всегда знала, что чужое брать нельзя ни в коем случае. Только посмотрит на игрушку, которую отставил хозяин, занявшись другим делом, потом на меня.

– Нет, Уляшка! Это чужая игрушка.

И никаких «Хочу» и топаний ножкой. Мое сокровище.

Фух! Слезы моментально высохли, как капля дождя, случайно уронненная облаком над пустыней. Их высушила злость. На себя. На жизнь. Я не могу купить такую книжку, которая стоит нашего трехдневного бюджета.