- Хорошо, - беззаботно, будто бы ничего не было, улыбнулась Ида, обменивая у продавца деньги на сладость.
- До свидания! – крикнула, захлопывая дверь, девушка.
- Скатертью дорожка, - сам себе буркнул под нос недовольный продавец.
Рождество
Двадцать пятого декабря приехавшие из Германии гости в лице всех представителей семьи Краузе: родителей – Вольфганга и Натальи, а также многочисленных детей - Герды, Феликса, Артура, Людвига, Озетты, Петры и даже годовалый Отто. Ида радостно встречала родных у порога поместья Крузенштерн, чуточку припорошенного пушистым снегом.
Вольфганг – отец Иды – единственный сохранял хладнокровие, будучи суровым и молчаливым человеком. Наталья была полной противоположностью мужу: она с радостью дарила положительные эмоции своему окружению. Ида, и внешне, и внутренне похожая на Наталью, продолжала заданную матерью традицию.
Белокурая, двадцатитрехлетняя девушка Герда, будучи старшей, войдя в дом, мгновенно принялась за готовку. Петра – пятнадцатилетняя брюнетка – последовала за сестрой. Артур и Людвиг – одиннадцатилетние мальчики-близнецы, любимчики матери – скорее побежали к крепкой и высокой, тщательно украшенной милыми новогодними игрушками, ели, восторгаясь её нарядом, а после поспешили играть, бросаясь друг в друга мягкими клубочками снега. Озетта, семнадцатилетняя, стройная леди с ледяным снобистским взглядом отца, после длительных поисков по обширной библиотеке развалилась в травяного цвета кресле с томиком отечественной литературы. Феликс – двадцатилетний студент Гёттингенского университета, элегантный юноша в умбровом56 пиджаке – бродил по скрупулезно обставленной тётушкиной усадьбе, оценивая красоту и практичность её убранства. Тем временем маленький Отто сладко сопел в чёрной ажурной люльке.
Семья Краузе ежегодно приезжала на католическое Рождество к родственникам из Петербурга, весело проводя время в российской столице, готовой к празднованию Нового года. Не забывали они и о бабушке Тоне, матери Натальи и Лиды, несколько лет проживающей во Вдовьем доме. Бабушка со спокойным довольствием встречала внуков, внимательно рассматривая каждого из-под круглых очков в черепаховой оправе. Как только семейство начинало выпроваживаться, бабушка, печально смотря вслед родне, уже мечтала о следующем её посещении.
Навестив одинокую старушку, Краузе отправлялись по неизменному плану мероприятий, составленному лет тридцать назад, глядеть на те же достопримечательности и захаживать в те же музеи. Только малыш Отто вместе с мамой ещё не дорос для столь продолжительных прогулах, а потому проводил время под кровом дружественного поместья, в котором ненадолго обосновалась его семья.
Вечером уставшие взрослые и раззадоренные дети собирались за одним большим столом, педантично накрытом Гердой, совсем юной и послушной Петрой и заявившейся в последний момент Озеттой, прозванной в семье Лавлейс, ввиду увлечения фрейлейн алгебраическими вычислениями.
Взрослые делились планами и обсуждали последние новости, происходящие в жизни обеих стран и всего мирового сообщества. Младшие дети, толком не поев, выпрыгивали из-за стола и носились по дому, играя и веселясь. Девушки, отужинав направлялись в комнату, где проживала Ида. Там они общались, придумывали разные забавы и, в общем, приятно проводили часы до празднования. Феликс, явно скучающий, сидел в стороне, изредка поглядывая на остальных оставшихся сидеть за столом.
Поздним вечером, когда мрак улицы озаряли лишь высокие солдаты-фонари, семейство вновь собиралось на первом этаже, у огромным дубовым столом, накрытым теперь более скромно, и принималось праздновать рождение Христа. Дети восхищались полученным подаркам, взрослые же больше относились к презентам, как к вынужденной обязанности, а потому их реакция не могла сравниться с детским, непосредственным удивлением и радостью от приобретения новой и оттого необычной штуковины.
Ближе к ночи юнцы угомонялись и, кутаясь и обнимая мягкие одеяла, засыпали в специально приготовленных для них заранее тётей Лидой чистых, белых постелях. Взрослые, следуя примеру детей, тоже быстро ложились спать, обсудив всё волнующее и высказав неуёмные мысли, частенько мешающие здоровому засыпанию. Одна Ида не могла уподобиться мирно спящим родственникам: внезапно взявшиеся из ниоткуда тревоги не отпускали её.
Не спал, вопреки всему, и Алексей. Он не появлялся ни в момент встречи гостей, ни во время празднования. Мужчина тихо сидел в тёмном, освещаемом одним светом лампы, кабинете, что-то читая и ища в пыльных страницах вековых архивов. Он не любил, когда Краузе приезжали в его дом. Сам не зная причину немого конфликта, он сторонился общения с ними. Только Иду он принимал и, казалось, понимал с полуслова.
На следующий день семья Краузе, за исключением Иды, рано утром собравшись и распрощавшись с тётей Лидой и расстроенной дочерью и сестрой, скучающей по теплу близких, находясь вдали от дома, возвращалась на родину, в Трир,
«Шоколадный поцелуй»
Близилась середина января, и Ида, проведя последний месяц в беспутном существовании: новинки беллетристики и бездумные прогулки сменялись пустыми разговорами с подругами и катанием на коньках. В конце концов девушка, изголодавшись по настоящему труду, направилась искать незамысловатую работу, достойную её незаконченного образования.
Тяжёлый физический труд леди автоматически отвергала, но и к лёгкому не лежала душа.
Позже Ида вспомнила о «Шоколадном поцелуе» и тонком liebesknochen`е. «Вряд ли этот мужчина захочет меня вновь видеть, не говоря уже о работе на него,» - думала девушка.
Но, отбросив сомнения и набравшись уверенности, Ида всё же вернулась в злосчастную лавку на углу. Это было маленькое помещение прямоугольной формы. Стена с входной дверью с правого края далее была полностью занята витриной. Вся площадь от витрины до противоположной стены была занята сильно вытянутым столом, длина которого равнялась примерно трём обычным столам, с угощениями, которые оканчивались маленьким столиком продавца. Напротив входной двери имелась такая же дверь, только, вероятно, более прочная и надёжная (с какой целью – неизвестно). Параллельная стойке со сладостями стена была пустой. Лишь маленькие картинки и карточки с изображениями Германии и немецкими надписями украшали её (или закрывали неприятные глазу трещины).
- Здравствуйте, - робко приоткрыла дверь самозванка.
Продавец сидел, откинувшись на стуле и погружённый в размышления. Голос, показавшийся знакомым, вернул его в ненавистную реальность.
- Здравствуйте, - пробурчал он, узнав в лице девы ту раздражающую покупательницу, что наведалась к нему незадолго до Нового года.
Ида, спустя пару нереализованных попыток начать разговор о сути своего прихода, продолжила, нервно перебирая пальцами:
- Господин продавец, я хотела бы узнать, не нуждаетесь ли вы в помощниках?.. Понимаете, мне нужна работа. Я могла бы подменять вас… Или вы могли бы только готовить, а я – продавать, или наоборот… Что скажете?.. Только не прогоняйте меня. Я буду честно работать.
Глаза продавца пугающе блеснули исподлобья.
- Поплачь ещё, - прервал он речь молодой девушки и, помолчав, добавил, - Откуда я знаю, как ты будешь работать? Приходили такие же. Плакались, просили работы, а то и приюта. Проститутки, в основном. И что? Поначалу всё хорошо: работают, а после – опоздания, прогулы. Бывало и хуже – претензии, споры, крики. Одному всегда спокойнее.
- Но пожалуйста! Я не многого прошу!
- Да, и так тоже говорили.
Ида капризно надула губы, но мигом опустила голову, дабы мужчина не заметил этого.
- Работать больше не кем, что ли? – ехидно усмехнулся лавочник.
В ответ – тишина.
- А готовить-то умеешь? – более серьёзно спросил господин.
- Да, - в несвойственной ей манере проговорила Ида.
- Продавщицей раньше работала?
