Литмир - Электронная Библиотека

Анастасия Графеева

Сонное село

Часть I

Глава 1

Я сказала мужу:

– Вов, люби меня, как человека.

– А я как?

Его руки, блуждающие под моей ночной рубашкой, замерли.

– Как человека, понимаешь?

Вовка не понимал, но руки убрал.

– Я ведь хорошая, правда? Меня есть за что любить?

– Ну, да…

Замолчали.

И тут меня осенило! Я начала хватать ртом воздух, и сбивчиво ему объяснять:

– Блин, Вова! Ты, наверное, неправильно меня понял! Я не отказываюсь от секса с тобой!

Вовка глупо хихикнул и выдохнул: «фуф…»

– А то ты сейчас подумаешь, что я тебя не люблю. А я тебя очень люблю! Люблю так, как возможно, еще никогда не любила. Я не отказываюсь от секса с тобой. Я отказываюсь от него в целом. То есть – в общем. То есть – пока. Понимаешь?

«Понимаешь» вышло шепотом.

Вова сел в кровати.

– Это что сейчас было?

А я лежу и думаю – не он ли тот человек, которому я могу честно сказать: «Устала. Я хочу очиститься. Переродиться. Хочу опустошить себя, выскрести все скверное, грязное, больное. И наполниться любовью – светлой и доброй. Любить тебя, простить себя…»

И понимаю – не тот.

– Да глупости, Вов. Давай спать.

Он еще какое-то время сидел, смотрел куда-то, наверное, на меня. Потом лег лицом к стене.

Как-то не так я представляла себе свое «перерождение».

Пару последующих ночей Вова на близость не напрашивался. Днем был молчалив, поглядывал на меня исподлобья. На третью ночь все началось с массажа. Он клал поочередно мои ноги себе на колени, медленно массировал стопы. Я отложила книгу, откинулась на спинку кровати. Закрыла глаза.

– М-м…

– Вот видишь?

Массирующими движениями он стал подниматься по моей ноге все выше и выше, и уже перемахнул через колено. Там было ни так приятно, и я спросила:

– Что «видишь»?

И вот он уже сверху. Навис надо мной.

Я лежу, руки по швам.

Приближает лицо к моему.

– Да наговорила тогда фигню какую-то.

Очень быстро, буквально пару движений, и мы поменялись местами. Мы часто делали так. Он это любит.

Вовка поднял руки, будто сдается, а я придавила их к подушке. Наши губы так близко, будто готовы встретиться в поцелуе.

– Я хочу очиститься…

Вовка прыснул со смеху.

– А я думал, ты хочешь побыть для меня грязной девчонкой.

Видимо он расценил это как любовную игру. Хотя раньше мы с ним никогда в ролевые не играли. Стеснялись что ли…

Последняя попытка. Слезла с него. Села рядом.

– Я хочу большего.

Вовка приподнялся. Сел, облокотившись о спинку кровати.

– Ты опять об этом? Ну сколько можно, кнопик? Ну не директор я, и не министр. И вряд ли им буду. И честно, не стремлюсь. Ну что плохо живем что ли? Квартира своя.

– Нет, Вов, ты не понял…

И уже про себя – я не от тебя хочу.

– Я про свободу.

– Развестись, что ли хочешь?

Вовка прямо-таки опешил.

– Нет.

– А как? Типа свободные отношения? Типа ты с кем хочешь, я с кем хочу?

Я недоумевала – я так плохо объясняю?

– Развестись.

Сама в шоке. За два года совместной жизни ни разу такое в голову не приходило.

Хотелось кинуться ему на шею, сказать, что я молодец, что так все по-честному. Ведь сбежать, пока он спит, было бы предательством. А с меня предательств предостаточно.

Но Вовке уже не было. Ушел в гостиную, на диван.

– Помнишь, я рассказывала тебе про Кирюху? – спрашиваю Вовку, а сама иду к автобусной остановке.

– Мы встречались с ним целых два месяца. Мне было пятнадцать, а ему, если ничего не путаю, восемнадцать. Я тебе рассказывала, что он просто был, и что он ничего не значил. Кирюха однажды сделал мне больно – не поздравил на день рождения. Тогда мне было это важно. Через несколько дней он заявился с огромным букетом роз (красных!), встал на колени прямо в подъезде, и сказал это никчемное, пустое, самое глупое на свете слово «прости». Мне хотелось разрыдаться. Какая пошлость! Розы – красные(!) и «прости». Я жутко боялась, что в этот момент кто-нибудь может войти в подъезд или выйти из своей квартиры, и увидеть все это постыдное безобразие. А Кирюха, кстати говоря, по-моему, был совсем не против случайных свидетелей. Понимаешь, уже тогда мне показалась, что он избрал слишком легкий путь. Бабуля мне все детство говорила: «Не надо «прости», просто больше так не делай». Потому что сказать – легко, не повторять ошибок – сложно, и обычно как-то лень.

Ведь ты не ждешь от меня «прости»?

Сошла с тротуара. Прислонилась к первому попавшемуся дереву. Запустила руку в рюкзак в поисках бутылки с водой. С удивлением обнаружила там Тотошкину расческу. Наверное, положила ее вместо своей (не зря Вовка ругал меня, чтобы я не клала их рядом на комоде).

Тотошка… Я достала расчёску и долго вертела в руках. Выковыривала рыжую собачью шерстку меж жестких щетинок. Скатывала мохнатые комочки, бросала на траву. Тотошку я предала намерено. Принесла нашу любовь в жертву.

Тотошка не был «дамской» собачкой. Он был без башенной дворнягой – веселой, доброй, заводной и ужасно любимой. Именно поэтому он должен был остаться с Вовкой. Конечно, он бы перенес все тяготы и лишения дороги, не зря же он прожил большую часть своей жизни под вольным небом, не принадлежа никому. Но ведь это только мое испытание. Моя дорога. Мое искупление…

Наша с Тотошкой любовь, без условий и условностей – это, несомненно, тот свет, которым я стану наполнять себя по возвращению. Но если бы сейчас Тотошка был со мной, то весь предстоящий путь превратился бы в прошлогоднюю поездку к подружке в деревню, когда Вовке не дали отпуск.

Рыжие комочки остались лежать на траве, а я продолжила идти к остановке.

Это не по неряшливости я их перепутала, думала я про расческу, это сработало подсознание. Я ведь пообещала себе наполнить рюкзак только необходимыми вещами…

Обычно собираясь с Вовкой в отпуск, я металась по квартире как сумасшедшая, хватала все, что попадется на глаза, и уже по дороге к чемодану размышляла, пригодятся или нет. А тут сидела у раскрытого рюкзака в полном недоумении. За дверью, в соседней комнате, скребся и скулил Тотошка. Конечно, в тот момент сплетенная Вовкой из бересты шкатулка казалась мне более необходимой, чем запасная пара трусов. Мне хотелось положить в рюкзак свою единственную грамоту за третье место в математической олимпиаде, золотые сережки, которые подарила мне бабуля на шестнадцатилетние, яркие расписные тарелочки, привезенные из наших с Вовкой незамысловатых путешествий. Мне хотелось скидать туда все свои книги. Я долго убеждала себя, что они все уже во мне, и нет смысла возить с собой такую тяжесть. Я им так и сказала – вы во мне. Особенно ты – улыбнулась я отважной девочки Элли…

А за дверью все скребся и скулил Тотошка.

Сунула расческу обратно в рюкзак, и побежала к отъезжавшему автобусу.

В автобусе душно. На юге в сентябре еще жарит. А я в джинсах.

Тучная бабулька на соседнем сидении обмахивается пестрым веером. До меня долетает его ветерок с запахом взмокшей от жары старушки.

– Конечно, вы скажите, что я начала с самого простого, – говорю я ей, отворачиваясь к окну, – ведь секс и без того уже стал обыденностью. Он уже как.., как еда.

Старушка ворчит, сетует на жару. Вопрошает невидимого водителя, долго ли еще будем стоять.

– Иногда она вкусная, иногда не очень. Иногда от голода, иногда от скуки. А аппетита нет. Но не одному же Вовке есть, при живой-то жене. Начинает пичкать. В общем, ем регулярно, но без особого удовольствия. За теми редкими исключениями, когда вкусняшка подпадает под настроение.

На радость старушке двери наконец-то закрываются.

Автобус тронулся.

Теперь ей кажется тесным сидение. А может я слишком вольготно расселась?

1
{"b":"776702","o":1}