Поначалу Уиллу все это чрезвычайно нравилось. Он периодически посещал университетскую библиотеку, гулял по Леопольдштадту – тихому, вытянутому вдоль Дуная району, где он снимал маленькую квартиру. Он ездил в центр и на окраины, ходил по музеям, часто бывал в Венском лесу – сказочно-зеленом мире на краю большого города. Вечера он проводил, работая над заказами – фриланс, связанный с переводами и редактурой, уже давно стал для него обыденным делом, – или выполнял задания, присылаемые ему кураторами программы. Но со временем, когда все знакомые маршруты уже приелись, а новые – перестали вызывать энтузиазм, он начал грустить. Сперва не отдавая себе отчета, считая это отголосками плохого настроения или волнения за очередной заказ, а потом – осознанно, немного пугливо, как грустят молодые люди, уже не понаслышке знающие, что невозможно всегда быть счастливым, но все еще старательно скрывающие проявления таких простых человеческих чувств. В один из дождливых октябрьских дней он признался себе в этом сам, хоть и не вслух, но громко и отчетливо, запив эту мысль большим глотком горького кофе. Он тосковал по дому.
Там, в родном Дорсете, у Уилла всегда было море – живое, дышащее свободой и бесконечным спокойствием. Хотя если бы вы родились таким же дотошным, как некоторые учителя в его школе, вы бы отметили, что пролив Ла-Манш морем совсем не был. Но все жители графства, от стариков до молодежи, звали его именно так. Уильям любил гулять у воды вечером – когда приходили из последнего рейса желтые круизные кораблики, набережная освещалась яркими огнями, а волны разносили окрест звуки веселой музыки из пабов и ресторанов. Он часто оставался допоздна, наблюдая, как гаснет живое веселье и зажигаются первые звезды, принося с собой умиротворение и уверенность в завтрашнем дне. А где-то там, в глубине города, его ждала семья, друзья-приятели, оранжевого цвета футбольный мяч, купленный им на первые серьезно заработанные деньги, и заветный кожаный блокнот с записками и заметками. Все было как должно.
Здесь, в Вене, тоже было море – яркое, колышущееся. Человеческое. Оно полнилось силой, кипело, бурлило, выходило из берегов. Оно давало энергию и жажду жить с бесконечной щедростью – и с такой же бесконечной безжалостностью их забирало. И даже Уилл, уравновешенный и неунывающий молодой человек, порой чувствовал, что тонет. Он тонул глубокими ночами, когда улицы пустели, а квартира внезапно становилась чужой. В такое время не спасали спортивные репортажи, видеозвонки и книги. От этого нужно было бежать, укрываться за толстой стеной сна до тех пор, пока первые утренние лучи не прогоняли прочь липкий холод одиночества.
Тот вечер был из тех, что предшествуют очередной тоскливо-беспокойной ночи: мягкий и безобидный с виду, он таил в себе неизвестность и угрозу. Предчувствие этого не давало Уильяму спокойно сосредоточиться: он ерзал на стуле, ежечасно бегал на кухню, пару раз внезапно вскакивал и начинал ходить по комнате в поисках ускользающих слов для очередного эссе. Текст упорно стоял на месте. После стертого в третий раз вступительного абзаца ноутбук был погашен, учебники закрыты, а Уилл уже стоял в дверях с шапкой в одной руке и связкой ключей в другой. Ведь не зря же говорят, что прогулка – лучшее лекарство, верно?
Вечерняя Вена, шумная и оживленная, звала за собой всех: от случайных прохожих до туристов и искателей приключений. Искателем приключений Уильям не был, но почему-то они в последнее время сыпались на него горой. Спокойная и безмятежная жизнь у него в последнее время как-то не задалась.
Все началось на прошлой неделе, в среду, когда он случайно столкнулся со спешащим на трамвай невысоким прохожим в офисном костюме, да так, что оба рухнули на тротуар, теряя сумки. Мгновенно сцапав свой кожаный рюкзак, пострадавший пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос и умчался, не дав Уильяму даже возможности извиниться. Молодой человек отделался синяком на коленке, парой ссадин и испорченным настроением на последующие несколько часов. Потом был уехавший прямо перед его носом автобус, из-за которого он опоздал в парикмахерскую, купленное молоко оказалось скисшим, а в любимых кроссовках обнаружилась дыра (которая, в свою очередь, проделала незапланированную дыру в бюджете Уилла, ведь ему пришлось в срочном порядке покупать новые). Он искренне надеялся, что после такой полосы невезения он должен по меньшей мере выиграть в лотерею. Ну или хотя бы сдать на высокие баллы все предстоящие экзамены, раз уж он не увлекается азартными играми.
Над головой проплывали фонари. Ярко сияли витрины и окна домов, шаги словно вторили ритму города. Уилл, проведя на улице пару часов, задумался о том, что экзамены еще далеко, а вот если б в булочке, которую он выберет, было в два раза больше джема – это тоже с лихвой покрыло бы все его злоключения на этой неделе.
Маленькая пекарня-кондитерская, в которую он направлялся, располагалась на нижнем этаже торгового центра, коих обязательно найдется хотя бы парочка в любом небольшом городке и несколько десятков – в крупном. На том же этаже работали цветочный, маленькое ателье, чайная лавочка, магазин электроники, аптека, зоотовары и несколько крошечных кафе. Запахи цветов, чая и еды смешивались в один, сладкий и головокружительный, но успевшего проголодаться Уильяма в этом многообразии ароматов интересовал лишь один – запах свежей выпечки.
Очередь оказалась небольшой, и спустя пару минут он уже держал в руках теплую пышную булку. Она оказалась самой обычной, и джема там было не больше, чем и всегда, но Уилл не шибко расстроился по этому поводу и, сев на свободный краешек одной из скамеек, заполненных уставшими от пестрого многообразия вещей и продуктов людьми, принялся увлеченно жевать. Какой-то малыш, завидев его довольную улыбку, попросил у мамы такую же булочку, и, встав, эти двое направились выбирать вожделенный трофей среди целой свежеиспеченной армии. Уилл улыбнулся и, стряхнув крошки, двинулся в магазин электроники – поглазеть на последние модели ноутбуков и опробовать очередную игровую приставку.
Проведя среди технических новинок минут сорок, он решил, что можно отправляться домой. Главная миссия прогулки была выполнена – непонятная грусть отступила. Буквально в эту же минуту, словно в подтверждение его мыслям, приятный женский голос объявил, что до закрытия торгового центра осталось двадцать минут.
Перед выходом, остановившись, чтобы натянуть куртку, он по привычке решил проверить карманы джинсов, начав с левого. Ключи, какой-то скомканный чек, мелкие монетки, стащенная в кафе в понедельник конфета – пока все было на месте. Уилл запустил руку в правый карман, который был немного глубже остальных, ожидая нащупать там телефон и кошелек.
Карман был пуст.
Молодой человек лихорадочно перепроверил его еще раз, видимо, предполагая, что его вещи еще не успели «загрузиться» в предыдущую секунду, но сейчас-то точно материализуются. Безуспешно. Задние карманы тоже не спасли ситуацию, а в куртке нашлась только парочка билетов, которые, судя по их виду, пережили не одну стирку. Он даже потряс ее на всякий случай, но с тем же успехом можно было надеяться, что из нее выпадет потерянный им в четыре года игрушечный тираннозавр или забытое в последних классах школы умение эффективно организовывать свой день. Обшаривание карманов заново тоже упорно не помогало.
И тогда Уильям сделал то, что на его месте, пожалуй, сделали бы многие из нас – ударился в панику.
Ноги сами несли его обратно, вглубь торгового центра – надо было проверить все места, в которых он успел побывать. Сердце колотилось как бешеное, в ушах стучало. В такие моменты кажется, что каждая секунда на счету. А учитывая то, что до закрытия оставалось совсем немного, время было действительно дорого.
Пробежка по уже почти безлюдным верхним этажам, где он еще немного побродил после посещения магазина электроники, не дала никаких результатов. Встреченный уборщик только развел руками и показал пальцем на часы, мол, если найдем – то уже завтра, а вам, молодой человек, пора бы на выход. Раздосадованный Уилл, поблагодарив его, умчался обратно – он не собирался так просто сдаваться. Что-то подсказывало ему, что, если он бросит искать сейчас и вернется с утра, не видать ему телефона с кошельком, как посетителям рок-концертов – конца очереди на вход.
