Конечно, та, предварительная, победа, о которой рассказано в тексте о воскрешении Лазаря, не столько предваряет повествование о смерти и воскресении Самого Иисуса Христа, сколько противопоставляется этому повествованию: Иисус возвращает Лазаря к прежней жизни – подобно тому, как сегодня возвращается к ней с операционного стола человек, переживший клиническую смерть, – чтобы, как и раньше, есть и пить, временами впадать в грехи, проявлять слабости, а затем умереть, как умирают все остальные. Не случайно, согласно церковному преданию, Лазарь позднее стал епископом в одном из городов на Кипре, а потом почил, причем его гробница сохранилась до наших дней.
А Сам Иисус? Он Сам, воскреснув из мертвых на заре третьего дня после Своей смерти, уже не возвращается к тому, что было раньше, до Его смерти на Кресте, но восстает к какой-то новой, пока никем другим не испробованной, или вечной жизни. Поэтому, собираясь ежегодно в Пасхальную ночь в храме, чтобы вместе со всеми, кто сюда пришел, знакомыми и незнакомыми, возрадоваться воскресению Христа из мертвых, мы, в сущности, не знаем, что это такое, ибо с нами ничего подобного пока не было. И даже если мы порой переживаем нечто такое, что соединяет нас с воскресением и открывает нам его тайну, то выразить это словами мы всё же оказываемся не в силах.
Что Христос воистину (ὄντως) воскрес (Лк 24: 34), как говорили об этом апостолы, как мы сами возвещаем об этом друг другу в пасхальные дни словами «Воистину воскресе», понять мы можем только одним путем – почувствовав, что Он сегодня действительно, хотя незримо, но реально присутствует среди нас и участвует в нашей жизни. Не случайно и апостолы соглашались с тем, что Он воистину воскрес только после того, как узнавали об этом от Самого являвшегося им Иисуса.
Слово «вечная» – редкий случай употребления в Евангелии от Иоанна имени прилагательного. Но и в данном случае оно также дает не внешнюю, пространственно-временную, а внутреннюю, качественную характеристику такому понятию, как «жизнь». «Вечная» – это всё же не временная, а какая-то совсем другая характеристика новой жизни. Жизнь вечная – это вовсе не та жизнь, которая простирается на бесконечное время – через века и тысячелетия. Это не физическое бессмертие, о котором мечтали ученые-материалисты в начале XX века.
Это – жизнь вне времени, когда время побеждено вместе со смертью, это жизнь иная не количественно, но именно качественно.
В юности я был знаком с очень старым человеком, ученым и замечательным педагогом, настоящим профессором былых времен, который в возрасте восьмидесяти с лишним лет предпринял попытку самоубийства, поскольку ему было трудно смириться со старостью, с тем, что ослабевают его физические силы, память и, как ему казалось, умственные возможности. Дочь спасла его в последний момент. Возвращение к жизни стало для него каким-то рубежом. Получив после своей, к счастью неудавшейся, попытки уйти из жизни еще два или три года жизни, он в чем-то стал абсолютно другим человеком – просветленным и радостным, почувствовавшим в жизни что-то такое, что не связано с физическими возможностями человека, но нечто во много раз большее.
Жизнь, приобретенная нами через Воскресение Спасителя, – это уже не просто существование в условиях времени и места, но жизнь на фоне побежденного времени, когда время над нами не властно. «Смерть и время царят на земле, но владыками их не зови», – наверное, именно об этом писал Владимир Соловьёв. Понять это очень важно. В противном случае мы начинаем представлять себе Воскресение очень грубо, физически, материально; тогда оно перестает быть тайной, становится какой-то сверхфизической демонстрацией всемогущества Божия для нашего ума. А наша задача заключается в том, чтобы, созерцая Воскресение Спасителя, каким-то образом участвуя в нем, понять, что мы прикасаемся к тайне, которую человеческий ум понять не в силах. Понять и то, что, даже если когда-то мы узнáем, что это такое, мы не сможем об этом никому рассказать, потому что слова здесь бессильны. Здесь мы имеем дело с чем-то, что неизмеримо больше слов, – с тайной.
Воскрешением Лазаря заканчивается «Книга знамений». Основную часть «Книги часа» – часа славы, смерти и воскресения – составляет прощальная беседа Иисуса, или, как нередко говорят библеисты, «завещание Иисуса». Этот текст, который обычно читается на утрене в Страстную пятницу в качестве первого из двенадцати Евангелий, начинается словами: «Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем». В Евангелии от Иоанна это такой же большой и единственный в своем роде блок прямой речи Самого Иисуса, как Нагорная проповедь в Евангелии от Матфея. Других мест такого типа в Евангелии нет.
Но что такое Нагорная проповедь? Это тоже своего рода завещание Иисуса, в котором Он говорит, как жить, чтобы стяжать главное блаженство – нищету в Духе. Этой же теме посвящена и Его прощальная беседа. Только в Нагорной проповеди речь идет о «наружных» правилах, следование которым вводит человека в Царство Божие, а в прощальной беседе говорится о том же самом, но с точки зрения сердца и его глубин, – здесь раскрывается смысл той дороги, что ведет в жизнь вечную изнутри.
Прощальная беседа (как и Нагорная проповедь) от начала до конца выдержана в стилистике Ветхого Завета и полна прямых параллелей с разными местами Пятикнижия и почти прямых цитат из самых разных книг Писания. Так, конец 47-й, 48-я и 49-я главы книги Бытия посвящены словесному завещанию Иакова, которое он, почувствовав приближение смерти, оставляет Иосифу. В главах 31–33 Второзакония говорится о предчувствии Моисеем смерти и его завещании народу Израилеву. Книга Иисуса Навина – главы 23–24, 12-я глава Первой книги Самуила, 14-я глава книги Товита также содержат завещания ветхозаветных проповедников своим потомкам. И подобных завещаний в Ветхом Завете довольно много. Свою прощальную беседу Иисус адресует ученикам, а вместе с ними и нам (в Деяниях святых апостолов мы встретимся с аналогичной прощальной беседой Павла – глава 20-я). С Нагорной проповеди начинается проповедническое служение Иисуса, Прощальной беседой оно завершается, но оба текста (именно как первый и последний шаги Иисуса в его деле по разъяснению того, что такое Царство Небесное и жизнь вечная) теснейшим образом связаны друг с другом.
Есть в Евангелии от Иоанна и небольшой по объему, но чрезвычайно важный по смыслу рассказ об умовении Иисусом ног ученикам. Он занимает в этом Евангелии то же место, что и повествование о Тайной Вечере у синоптиков. Там, где в тексте Матфея, Марка и Луки находится рассказ о Тайной Вечере, у Иоанна говорится об умовении ног. И не случайно в литургии Великого четверга эти два рассказа соединены, причем повествование об умовении ног включено в составное Евангелие таким, которое читается именно в момент особого воспоминания Тайной Вечери.
Необходимо обратить внимание на два следующих стиха: «Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин 13: 14–15). Здесь употребляется греческое слово παράδειγμα, то есть «пример»; пример, что Иисус дает нам как Своим ученикам. Пример любви, которая выражается в служении ученикам, когда Иисус, из учителя становясь слугой для каждого, объединяет их, а следовательно, и нас, Своим служением в единое целое. Торжеством любви можно назвать и Тайную Вечерю, ибо тут Иисус через причащение от единого хлеба и одной чаши также объединяет Своих учеников в единое целое. «Один хлеб, и мы, многие, одно тело, – говорит об этом апостол Павел, – ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор 10: 17). Об этом же говорится в одной из молитв литургии святого Василия Великого: «Нас же всех от единого хлеба и чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единого Духа Святаго причастие»…
Омывая ноги апостолам, Иисус об этой любви пока не говорит, но только намекает на нее. Говорит же Он о ней в прощальной беседе, тон которой задается 34-м и 35-м стихами 13-й главы: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою».
