Имеет смысл сначала проанализировать обоснование происхождения стыда с точки зрения, согласно которой «почва», на которой формируется «рельеф стыдесной земли» – религиозная вера/неверие и религиозные чувства человека, источником которых является Бог. При этом сосредоточимся на библейской, в большей степени, христианской традиции, а понимание стыда с точки зрения иудаизма и ислама проанализируем позже отдельно – уже в монографии, посвященной анализу культурных аспектов стыда.

Итак, для многих античных мыслителей стыд – от богов. Но боги мифов – часть Космоса, т. е. часть того, что позже стало пониматься как природа. И вот как Н. А. Бердяев определяет главное отличие христианской антропологии от антропологии мифа: «Христианство освободило человека от власти космической бесконечности, в которую он был погружен в древнем мире, от власти духов и демонов природы. Оно поставило его на ноги, укрепило его, поставило его в зависимость от Бога, а не от природы»[129]. Рассмотрим с позиций данной идеи Бердяева два ключевых (для ветхозаветной традиции понимания стыда) момента библейской версии человеческой истории.

Согласно библейскому варианту понимания истории людей земная жизнь человечества началась после грехопадения перволюдей – Адама и Евы. Чистые и невинные, не знающие страха и стыда, они, вкусив плодов от древа познания добра и зла, нарушили заповедь Божью и сотворили (т. е. совершив его впервые) грех. При этом они устыдились (после того, как перволюди съели плоды с дерева познания добра и зла, «узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания»[130], что косвенно указывает на переживание ими стыда) и устрашились (Адам сказал Богу, воззвавшему к нему после того, как тот нарушил его заповедь: «Голос Твой я услышал в раю, и убоялся»[131]). Таким образом, страх и стыд имеют непосредственное отношение к греху. Но первый признак грехопадения всё же – это ощущение стыда, как утверждает православное богословие (да и хронологически, согласно библейскому преданию, страх у Адама возник позже стыда). Понятие греха – одно из важнейших при характеристике человека с точки зрения христианства, ибо именно греховный поступок изменил перволюдей: Адам и Ева обрели после этого поступка сугубо человеческий взгляд на себя и друг друга, так как они самостоятельно совершили познавательный акт – «узнали они, что наги» (перед грехопадением Адам давал имена животным и птицам[132], т. е., вроде бы, сам узнавал их суть и назначение, но очень важно, что при этом присутствовал Бог, который своим присутствием (а, может, и прямым вмешательством в процесс поименования) направлял человеческое познание тварного мира). Грехопадение привело и к возникновению сознания человека – как co-знания, совместного знания, ибо вдвоем, вместе, Адам и Ева узнали о своей наготе и осознали ее.

Этот эпизод библейской истории – момент общения перволюдей с Богом – по мнению В. С. Соловьева, можно рассматривать как момент возникновения нравственности и религии: «В момент грехопадения в глубине человеческой души раздается высший голос, спрашивающий: где ты? Где твое нравственное достоинство? Человек, владыка природы и образ Божий, существуешь ли ты еще?»[133]. После свершения греховного деяния человек, впервые убоявшись, пишет В. С. Соловьев, убоялся именно перед Богом, что говорит о появлении такого важного элемента религиозного мирочувствования как страх Божий. Человек, испытывающий страх Божий и стыдящийся, вправе дать утвердительный ответ на вопрос Бога: да, я еще существую как человек.

Архиепископ Амвросий (Ключарев) учит, как можно сохранить невинность детских душ и заблаговременно подавить в них всякое проявление дурных склонностей, указывая именно на эти два чувства: «Не наставлениями и рассуждениями, которых малые дети не понимают, а простым пробуждением в них естественного чувства стыда, простым и коротким словом: „Стыдно“. Это краткое указание на естественную потребность хранить чистоту нравственного чувства, соединяемое с христианским, столь же кратким указанием: „грех“, пробуждающим в невинной душе чувство страха Божия, – составляет самый верный способ первоначального нравственного воспитания» [134].

Б. И. Берман выражает иную идею относительно поведения Адама, когда тот в момент грехопадения «скрылся» от Бога, говорит: «Господь призывал его вернуться, Он звал его: „Где ты?“ и ждал от него услышания. Но Адам спрятался от лица Господа, потому что: „Голос Твой я услыхал в Саду и испугался...“ Таков его ответ на зов „Где ты?“. И вот – молчание Бога и сокрытие Его лица стало нашей жизнью на Земле. „Стала мне слеза моя хлебам днем и ночью, говорят мне весь день: Где Господь твой?“ (Пс 42:4). Эта жажда услышать тот Голос, который Адам испугался услышать. Призыв слышать „Где ты?“ – собственно, призыв к пробуждению, призыв исправить то, что причинило преступление заповеди человеку, то есть преодолеть удаление и сокрытие человека от Бога и Бога от человека. День разлучения Голоса и слышащего и остался в круговороте времен для нашего сознания днем сокрытия (Пс 81:4), днем духовного одиночества человека, лишившегося слуха и потому испугавшегося встречи с Богом (выделено мною. – М. Б.)… Голос Всевышнего давал Адаму в Саду ориентир в жизни. Теперь человек потерял его, не знает „где он“ и „где Он“, не ощущает цели и смысла своей жизни, не понимает своего истинного места в Саду Эдена. Он сбился с Пути, спрятался от Бога в убежище, ушел в безнадежность духовного одиночества, и теперь должен покинуть Сад Эдена»[135].

Вот и протоиерей Г. Нефедов также отмечает, что Адам неверно отозвался на проявление стыда в своей душе, когда в момент грехопадения «скрылся» от Бога: «для него стыд не послужил к принятию спасительной благодати покаяния, а утвердил его в непослушании Богу. По мудрому замечанию Иисуса, сына Сирахова, каждому человеку следует наблюдать время и хранить себя от зла, чтобы не постыдиться за душу свою, ибо «есть стыд, ведущий ко греху, и есть стыд – слава и благодать» (Сир 4: 23–25). Согласно этому замечанию, при появлении стыда нам следует не прятаться от Бога, а идти к Нему за прощением (выделено мною. – М. Б.) и благодатью для исправления» [136].

А. Кураев связывает историю грехопадения с возникновением такого важного феномена в жизни каждого человека, как познание наличия в мире Чужого, т. е. раскола единого бытия человека на Я и Другой (Ты). С грехопадением связано отпадение (раскол) человека от Бога: Бог становится для него Ты: именно после грехопадения Бог впервые обращается к человеку на Ты[137], отделяя его тем самым от себя. Человек перестал жить в Боге и Богом. И это проявляется в ситуации стыда, последовавшей за грехопадением: «Адам, доселе в сердце своем слышавший Божий голос, теперь воспринимает его как нечто идущее извне, снаружи»[138]. Бог обращается из глубины сада, в котором он ходит, а это значит, что Бог в восприятии человека пространственно локализуется как нечто внешнее по отношению к человеку (как нам кажется, интерпретация А. Кураева ближе букве Писания, чем интерпретация В. С. Соловьева, писавшего, что в момент обнаружения Богом деяния перволюдей Его голос раздается в душе человека, а не извне).

П. С. Гуревич отмечает особое значение грехопадения Адама и Евы для понимания того влияния, которое оказали их взаимоотношения с Богом на взаимоотношения между ними самими, т. е. между людьми: «Грех – это не однократное безнравственное деяние, а состояние или условие бытия человечества. Это состояние экзистенциально можно описать как удаление или отчуждение от Бога. Данное понятие фиксирует степень человеческой связи с Богом. Греховен человек в целом. Это экзистенциалистическое понимание греха отражено в библейском представлении о „стыде“. Грех вызывает стыд, искажая даже наиболее интимное из всех человеческих отношений – отношение между мужем и женой. Нарушена связь с Богом – нарушены и отношения между людьми (выделено мною. – М. Б.). Универсальность человеческого греха была концептуализирована церковью в доктрине первородного греха, который выступает первопричиной всех земных грехов: каждый человек грешен и никто не может перестать быть грешным. Спасение от греха не в самом человеке, а в Боге, вера в благость и милосердие которого открывает к нему путь» [139].