– Стало быть, сороковые, конец Второй мировой…

Маклин задумался, жив ли еще кто-то из участников убийства.

На входе в участок инспектора остановил дежурный сержант.

– Вы знаете Джонаса Карстайрса?

Маклин порылся в памяти. Имя было знакомым.

– Он вам весь день звонит.

– Чего хотел, не сказал?

– Что-то про вашу бабушку. Кстати, как старушка, не лучше?

Инспектор побледнел. Он так долго загонял вглубь мысли о болезни бабушки, что не успел привыкнуть к мысли о ее смерти. От вопроса Дженни Спирс Маклин уклонился, но в полицейском участке секреты долго не держатся. И конечно, проще всего известить всех, рассказав дежурному сержанту. Если добавить, что это секрет, новость разлетится еще быстрее.

– Вчера ночью скончалась.

– Господи, зачем же вы на работу вышли?

– Не знаю. Наверное, больше нечем было заняться. Это ведь не внезапно случилось.

Хотя в каком-то смысле, внезапно. Маклин привык, что бабушка в коме, в больнице, осознавал, что рано или поздно умрет, и иногда даже хотел, чтоб скорее. Но ждал, что будут какие-то предвестья ухода. Думал, ему дадут время подготовиться. – Он свой номер оставил? Карстайрс?

– Да, и просил, чтобы вы как можно скорее перезвонили. Знаете, не вредно бы вам время от времени включать мобильник.

Маклин полез в карман за телефоном. По-прежнему мертвый.

– Я включаю, он все время садится.

– А как насчет рации? Не понимаю, почему, вы, следователи, считаете, будто она не для вас.

– Рация у меня где-то есть, Пит, но с ней еще хуже. Совсем не держит заряда, как будто соревнуется с мобильником.

– Ну-ну. Заведите себе что-нибудь, чтоб работало, а?

Сержант подал Маклину клочок бумаги с именем и номером и открыл ему турникет.

У Маклина имелся личный кабинет – одно из преимуществ инспекторского чина. Захудалая комнатушка с окошком, затемненным стеной соседнего здания, так что света почти не было. Шкафы, забитые делами предшественника, занимали почти все место, но какой-то гений геометрии умудрился втиснуть сюда еще и стол. На столе громоздилась груда бумаг. На самую верхнюю папку приклеили желтый листочек с надписью «Срочно», подчеркнутой трижды. Инспектор и не взглянул на нее, протискиваясь на свое место. Он снял трубку, набрал номер, заодно глянул на часы. Рабочий день закончился, но неизвестно, служебный ли это телефон.

– Карстайрс и Веддел, чем могу служить?

Мгновенный ответ и вежливый тон секретарши сбил инспектора с толку. Маклин узнал название юридической фирмы, занимавшейся делами его бабушки со времени удара.

– Здравствуйте. Могу я поговорить с мистером Джонасом Карстайрсом?

До сих пор Маклин общался только с младшим служащим – то ли Перкинсом, то ли Петерсоном. Странно, что старший партнер решил связаться с ним лично.

– Как вас представить?

– Маклин. Энтони Маклин.

– Одну минуту, инспектор, немедленно соединяю.

Опять он попал на незнакомого человека, который его знает! Маклин только успел удивиться, как мелодия ожидания прервалась щелчком.

– Джонас Карстайрс слушает, детектив-инспектор Маклин. Я с сожалением узнал о кончине вашей бабушки. Эстер была замечательной женщиной.

– Вы были знакомы, мистер Карстайрс?

– Зовите меня Джонас. И, да, я давно ее знал. Дольше, чем выступал ее адвокатом. Об этом я и хотел с вами поговорить. Она назначила меня своим душеприказчиком. Я был бы благодарен, если бы вы поскорее выбрали время зайти ко мне. Нам надо кое-что прояснить.

– Хорошо. Завтра можно? Сегодня уже поздно, а я ночь не спал. – Маклин свободной ладонью потер глаза, только сейчас осознав, как измучился.

– Конечно, я понимаю. И не беспокойтесь об устройстве похорон. Я этим займусь. В «Скотсмене» завтра поместят извещение о смерти, и некролог, вероятно, тоже напишут. Эстер не желала церковной службы, так что будет скромная прощальная церемония на Мортонхоллском кладбище. Я дам вам знать, когда уточним время. Вы хотите, чтобы прощание организовал я? Всем известно, как заняты сотрудники полиции.

Маклин, не слушая адвоката, думал о множестве мелочей, которых требует смерть, но не мог сконцентрироваться. На столе лежало коктейльное платье, надежно упакованное в пластиковый пакет. Инспектор с трудом вспомнил, зачем оно здесь. Надо было поесть, а потом обязательно поспать.

– Да, пожалуйста, – с трудом произнес он, поблагодарил Карстайрса, условился о встрече на завтра и повесил трубку.

Вечернее солнце раскрасило жилой дом напротив в теплые охряные тона, но кабинету инспектора досталась самая малость света. Здесь было тесно и душно. Маклин прислонил затылок к прохладной стене и на минутку прикрыл глаза.

Она нага как день, истощенная девушка с костлявыми руками и ногами. Пряди волос свисают с черепа, глаза тонут в глазницах. Она подходит к нему, протягивает руки, просит помочь. Потом спотыкается, в животе у нее открывается рана, протягивается от лобка до грудины. Девушка подхватывает вывалившиеся внутренности, запихивает их обратно одной рукой, а другую все тянет к нему. Волоча ноги, делает еще шаг, темные глаза молят о помощи. Он хочет отвести взгляд, но не может шевельнуться. Не может даже закрыть глаза. Смотрит, как она падает на колени, разбрасывая кишки по полу, и все пытается подползти к нему.

– Инспектор…

В ее голосе боль. И со звуком голоса лицо начинает меняться, кожа высыхает, еще туже натягивается на скулах, глаза совсем уходят в череп, губы кривятся в пародии на улыбку.

– Инспектор!

Она уже рядом, костлявая рука ложится на плечо, касается его, встряхивает. Девушка силится запихнуть назад внутренности, совсем как домохозяйка в халате, открывшая дверь на стук почтальона. Из разреза вываливаются почки, печень, селезенка…

– Тони, проснитесь!

Маклин резко раскрыл глаза и чуть не свалился со стула, вырываясь из кошмарного сна. В кабинете стояла суперинтендант Макинтайр. На ее лице раздражение смешивалось с тревогой.

– Спите на службе? Не того я ждала от вас, когда выдвигала на повышение.

– Прошу прощения, мэм. – Маклин чуть тряхнул головой, отгоняя пугающий образ зарезанной девушки. – Это все жара. Я только на минуту прикрыл глаза…

Он осекся, заметив, что Макинтайр прячет улыбку.

– Я пошутила, Тони. Вы выглядите совсем разбитым. Идите-ка домой, отдохните, – сказала она и присела на край стола. В кабинете было место для второго стула, но это место занимали картотечные шкафы. – Сержант Муррей сказал мне о вашей бабушке. Примите мои соболезнования.

– На самом деле она давно умерла. – Маклину было несколько не по себе рядом с примостившейся на столе начальницей. Он понимал, что надо бы встать, но сейчас это вышло бы еще более неловко. – Знаете, я в четыре года остался без родителей. Бабушка растила меня, как растила отца. Ей, должно быть, пришлось нелегко, я был вечным напоминанием о сыне.

– А вам каково пришлось? Я даже не представляю, что значит потерять родителей в таком возрасте.

Маклин навалился грудью на стол, потер глаза. Старые раны почти зажили, лучше не тревожить шрамов. Впрочем, смерть бабушки их разбередила. Может быть, еще и поэтому ему так трудно было принять ее кончину.

Он протянул руку к платью в пакете.

– Время смерти удалось определить точнее: примерно середина сороковых.

– Простите? – тупо уставилась на него Макинтайр.

– Я про убитую, найденную в Сайтхилле. Она носила платье лет десять, а сшито оно не ранее тысяча девятьсот тридцать пятого. Углеродная датировка указывает на смерть не позднее тысяча девятьсот пятидесятого. Скорее всего, где-то под конец Второй мировой.

– Значит, ее убийцы, вероятно, уже нет в живых.

– Убийц. Во множественном числе. Мы считаем, их было шестеро.

Маклин изложил итоги первого этапа расследования. Макинтайр сидела на краешке стола и молча слушала. Слушать ей пришлось недолго.