Это была повисшая тишина покинутой жильцами квартиры. Хотя люди в ней ещё находились. Считалось, что в ней текло проживание. Мама Саши стояла перед иконой Божьей матери в спальне. Настолько обжитой, что скорее уже просто запущенной. В ней детские игрушки повзрослевшего старшего сына и оставленные для переделки платья юности самой матери. В них она уже, скорее всего, никогда не поместится. Вещи лежали желейной кучей с верхушкой пыли на них, даже украшенные обветшалой салфеточкой. Одно кресло было занято ими, на другом громоздилась одежда главы семьи. Что же находилось в двух крупногабаритных шкафах, один из которых даже запирался на ключ, и вообразить было страшно. Всё это излишество теснило кровать к подоконнику, откуда сыпались сухие листики герани в перелитых горшках. Губы матери дрожали и замирали, чтобы не поддаться слезам, сжимались под ними и принимались перебирать слова снова.

– …только бы он был живым, пусть только живой. Пресвятая Богородица, ты видела страдания сына, ты святая, а я не могу. Не дай мне увидеть гроб моего ребёнка. Молю, пусть Сашенька вернётся живым…

Шёпот был ограничен пределами спальни, и уже в длинном коридоре по курсу к залу и кухне её слов не было слышно. В полумраке остальных комнат господствовала тишина. Скребущаяся, тревожная. Присутствие мужчины выдавали лишь гигантская кружка с осевшим на стенках чаем и засыхающий раз через утро в прозрачном стакане перед зеркалом бритвенный станок. Месяц назад время в этой квартире сломалось. Их отношения не закончились в том дне, но они стали бледными.

Умывшись, женщина стояла и требовательно смотрела на себя в зеркало. Что это? Осуждение, вина? В коридоре она надела лёгкую куртку, туфли и вышла из дома.

Сегодня свой дом она покинула на целый час раньше, ведь перед работой ей нужно успеть забежать в кафе на ответственную встречу. Сейчас она торопливо ударяла каблуками по асфальту на пути к тесной пекарне «Домашний и сытный».

Внутри светло и безлюдно, единственный посетитель – Константин – поднялся при виде гостьи и указал рукой на свободный стул. Обои вполне позитивные с малиновой клеткой на белой основе, а в нижней части облицовка необработанным деревом в тон лёгким стульям и столикам. В небольшом кафе всего две пары мест и длинная витрина, за которой стояла продавщица, бестактно наблюдая за посетителями. Впрочем, сразу после получения заказа она занялась работой, а отдав женщине её чёрный чай, удалилась помогать в подсобном помещении. В зале остались лишь двое.

– Доброе утро. – Опрометчиво заявил мужчина.

Вид его был виноватый, хотя он и старался держаться на равных. Что-то в нём просачивалось аурой наружу, говорившей слишком очевидно: «простите меня за то, что я не испытываю вашей боли».

– Здравствуйте ещё раз. – Они уже здоровались до того, как Валерия подошла к кассе, и теперь она вернулась со стаканом чая к столу. – Это он?

– Вы про мальчика в Пыхинске? Пока не ясно, вчера туда выехали два экипажа наших волонтёров. Как только появится информация, я сразу Вам сообщу. Они будут на месте примерно через час.

– Понятно. – Чай нужен был ей скорее для обогрева ладоней. – Вдруг это всё-таки он? Фото размытое, но мне кажется, это может быть он. Зачем кто-то его увёз туда?

– В таких случаях мы стараемся не делать поспешных выводов. Даже если это он, его ещё нужно найти. Всего один свидетель, и если это Саша, он мог уйти от магазина уже очень далеко. Валерия Осиповна, нам придётся подождать, пока волонтёры прибудут на место. Я хотел с Вами поговорить.

– Да, о Саше. Вы что-то хотели. – Подхватила она верное воспоминание.

– Вы слышали, что первого числа пропал ещё ребёнок? – этими словами координатор заставил её встревожено поставить стаканчик, будто ей стало плохо.

– Как?

– Ушёл на линейку, должен был встретиться с друзьями через несколько минут и пойти до школы с ними. Но до друзей он не дошёл и пропал. Четвёртый день его ищем. Нет ни следов, ни сколько-нибудь обоснованных предположений, куда он мог направиться. Ему 14 лет. Мне кажется, что этот случай очень похож… на Ваш.

Валерия закрыла рот ладонями.

– Пожалуйста, постарайтесь не пугаться. – Спохватился Константин поздновато. – Я поделился этими мыслями с полицией, они не приняли это всерьёз. Говорят, между этими случаями никакой связи. Это только моё… моё внутреннее чутьё.

– А почему вы решили, что они связаны?

– Потому что исчезновение ребёнка, мальчика-подростка. В разгар дня, буквально за считанные секунды. С разницей в один месяц. Никто ничего не знал, поводов для побега не было, да и уйти бесследно было бы тяжело. – Расставлял координатор слова мягко и вкрадчиво. – Да и обычно дети находятся. Как правило, они уходят к друзьям или пытаются купить билет в другой город, и мы находим их. В редких случаях это киднепинг, но почти всегда есть свидетели. Кто-то что-то слышал или видел. Видел ребёнка в машине, видел само нападение, видел их вдвоём в каком-то месте. А здесь ничего. – Он сделал паузу и старался быть настолько тактичным, насколько это возможно. – Я подумал, что если они незадолго до исчезновения… познакомились с кем-то, кто мог создать в их голове идею о лучшей жизни? Подростки склонны к тому, чтобы искать идеал.

– Секта? – испугалась мать. – Вы думаете, что их забирают в секту? – она громко ахнула, как делают, вспомнив что-то важное. – А ведь я про это думала! Что его могли забрать в секту!

– Я не думаю, что Саша в секте. Я пытаюсь сложить эти пазлы. Мне кажется, что между ними есть связь, и я пытаюсь её ухватить. Поэтому я хотел спросить Вас. Вы его мама, вы знаете его лучше, чем кто-либо другой. Может он изменился в последнее время? Может, у него появился новый друг или что-то необычное?

– Полиция уже спрашивала меня. – Снова её бледные пальцы ухватились за стаканчик с чаем. – Нет, ничего. У него особо нету друзей. Только Андрей вот, да он и не особо-то ему друг. Видите, вон каким оказался. Саша пропал, а он… – её всё еще пробирало до слёз, спустя уже месяц, – Не сообщил даже…

– А кроме Андрея? Ему хотелось друзей? Чем он увлекался, что любил? Играть в футбол, читать?

– Ну, читать… Читать он не очень любит, скорее вот всё в своём телефоне. Там игрушки какие-то, соцсети. Я не знаю, с кем он там общается.

– Могу я спросить, Вы бы назвали его счастливым ребёнком? Простите, если Вам неприятен такой вопрос. Мне нужно понять, есть ли общее у него и второго пропавшего. Его внутренний мир.

– Ну… Внутренний мир… Он же ребёнок. Игрушки в телефоне, школа. А что, у него же всё есть. Родители, комната своя – не с кем-то делить. Одежду мы ему покупаем, учебники, телефон. У него всё новое, современное. Мы с мужем особо не лезем к нему. Просто, я думаю, он взрослее сверстников. Ему не нравятся детские вещи всякие, ему хочется вот костюм, рубашка, весь такой взрослый, опрятный. Поэтому ему в классе сложно. Его как зовут куда-нибудь… он вот общаться-то хочет, но это всё не его уровень. Он такой серьёзный мальчик, ответственный.

– Значит, ему хотелось бы общения с кем-то взрослым и ответственным?

– Господи…

– Нет-нет. Я не говорю, что это обязательно так. – Зажестикулировал координатор.

– Ну, он умный у меня, он не станет с кем-то знакомиться на улице. Он же знает, что это… ну что ничего там хорошего.

– Он делился с Вами своими планами, мечтами?

– Да вроде ветеринаром хотел быть. Любит очень животных, очень добрый. Даже принципиально мясо не ест. Если ему сказать, что куда-то мясо кладёшь, он всё – не будет кушать. Спать голодным ляжет, не ест. Но оценки по биологии у него не высокие.

Под их разговор за окном наполнялась дорога, и одна за другой автомобили вставали в плотную пробку. За считанные минуты люди из вида пропали, остались машины, стоящие тесно на дорожной полосе. Заглянув в телефон, женщина спешно выпила чай. Время было откланяться. Константину пришлось отпустить её на работу, и вслед за ней он вышел из кафе.