Вот и пошло сначала Васина Лиса, а опосля Василиса, а уж дальше Премудрая, потому как она много чего ещё начудила.
- С той поры мы уж с осторожностью. - Покачал собой из стороны в сторону КорЕнь, да не сильно, так чтоб вроде как недоразумение получилось. - Интерес к девицам остался, а вот веры никакой.
До того Никифор заслушался той историей, что трубка у него погасла, пришлось сызнова раскуривать. Все кивал да поддакивал. И главы уж не гремели-рычали, а считай, соловьями пели.
Оно, если по шерсти, то и камень мякишем станет.
"Вот оно и ладненько. Теперь, пожалуй..." - Собрался Никифор всё ж спросить для раздору, кой чего, да осёкся.
Бабочка на носу у ЛЕвушки примостилась. Он глаза в кучку свёл, да рассматривал-любовался. Только она лапками вздумала перебирать... терпел он терпел да не утерпел и чихнул. Тут КорЕнь вроде как вспомнил о чём-то и на ПравЕнтия покосился.
Сумленья они то задремлют, то пробудятся.
Иное слово оно ведь хуже отравы, свербит и нет на него управы.
***
5. Сколь верёвочке...
Тут и ворон возвернулся. Только видно, не по своей воле, хоть и упитанный, потому как не все перья в хвосте наличествовали. Сел на своей ветке, нахохлился. Ветка было вниз начала клониться, так он поближе к стволу лапками перебрал и сызнова нахохлился.
- Сбил ты нас с порядку. - Вроде как что-то вспомнив, КорЕнь громыхнул. - То мы ночью кушали, а днём почивали, то вот наизнанку. По светлому времени зверушки нас издалека примечают. Потому и мороки больше.
- Вот оно и то, что "зверушки" - заморыши чахлые. Зверя значимого ни днем, ни ночью не найти.
- Ды да! Раньше оно попроще было, - вздохнул ЛЕвушка, - Раньше зайцы были как нынче медведи.
- Кусались только больно, толстопузы саблезубые. - Кивнул ПравЕнтий.
Не унимались крайние головы, озабоченности старшого не внемля, потому как увлекательное это занятие - другим про себя интересное рассказывать.
"Ну, теперь ещё и добылинные времена припоминать начали" - Никифор снова к своей писанине потянулся.
- Что длинноухие, пчёлы, мужичок, с твой кулак были. Про ос и особо про шмелей да трутней уж помолчим, те зверей любого зверя, изверги лютые.
- А у пчёл мёд бродил. Тык как заж-жуж-жат нестройно, но с чувством, значится готово...
- Тут для верности нужно ухом к стволу притулиться да послушать о чём жужжат. Может просто бранятся, а может, что задушевное мохнатые-полосатые завели.
- Дык потому и медовуха. Оно значит и мед, и без уха промахнуться можно.
- Вот коли точно созрело, то да. Редька-Петька!
- Проковыряем мы, значит, пониже три дырочки в стволе дык и всё. Вот и угощение.
- Туты как раз все чудеса и начинаются!!! Эх, лешие-пешие!
"Эк разошлись! Языками мелют, словно мельницы, того гляди привирать возьмутся. А это такое дело... коли начать, то и не сразу и остановишься" - Покосился КорЕнь на ЛЕвушку, покосился на ПрАвушку. - "Разомлели видать от воспоминаний. Негоже это."
- Разговорами сыт не будешь. - Это уж вслух КорЕнь громыхнул. - Пора подкрепиться.
ЛЕвушка с ПравЕнтием и не возражали, закивали - от разговоров о кушаньях да напитках завсегда только больше есть хочется.
И улетел Горыныч сызнова на охоту.
А ворон нет, не подался следом. Только каркнул. А что каркнул не понять: толиЕсыт, толи уморился за трёхглавым летать-поспевать. А если, не просто так КорЕнь на него зы́ркнул? Кажись велел чего. Может, присматривать.
Никифор крошек возля́ себя насыпал, да не позарился на них ворон, клевать не стал. Не воробышек он, да и близко к мужичку садиться не годиться. Что у того на уме? Кто знает? Можно и перьев лишиться.
"Не получится стало быть без соглядатая." - Крякнул Никифор, но виду не подал, что не по его. Поднялся, пошёл поискать из чего похлёбку сотворить. Не один же Горыныч проголодался.
"Как там КорЕнь сказал: "Нечистью других обзывают те, кто отмыться успел и других марать принялся. А поначалу все из одного теста". Чудно. Чудище, а вот...Тьфу!"
Лягушка у него прям из-под ног в воду прыгнула.
"Не... не для похлёбки зелёная. ЛЕвушка точно сказал, что иноземцы неприглядность эту трескают от того, что у них курЕй мало, а лягУх много. На меня так хоть и нет куры, а пучеглазую кушать не стану... другое дело рыбка!"
Ударил он палкой, на вроде копья заострённой, в заводь у ручья и сразу вытащил, а на палке уж краснопёрочка поблёскивает.
"Как же сумленья КорЕнь разрешит? По всему видать, что задумался."
А Горынычи молчком летели. Столько сколько вчера да сегодня наговорено они за всю жизнь не наговаривали. Так летели, каждый о своём думал.
