После заседания, когда Драко освободили в зале суда, они встретились на лестнице на самом выходе, и Гарри попросил его «буквально на пару слов». Малфой, гордый Малфой наплевал на прежний аристократический статус своей семьи, воспитание и честь и попытался поблагодарить Поттера за заступничество, однако тот быстро его осек.
— Не стоит благодарности, Драко. Я сделал это потому, что это справедливо. Ты давно уже искупил свои прошлые поступки, перейдя в самый важный момент на другую сторону. А перешел ли ты потому, что посчитал это выгодным или действительно поменял взгляды… Это пусть думают другие. Я-то видел твой взгляд и знаю, что ты был искренен, — сказал тогда Гарри, мягко глядя на слизеринца. — Я вообще не за этим тебя позвал…
Драко замер. Поттер мог попросить все, что угодно, и Малфою бы пришлось это выполнить — даже элементарно из благодарности за то, что национальный Герой чудом отмазал его от Азкабана.
— Даже если бы ты не перешел на другую сторону, я бы все равно сделал все возможное, чтобы вытащить тебя. По одной простой причине. Я… думаю, ты хорошо помнишь, что я преследовал тебя на шестом курсе, — начал гриффиндорец.
Малфоя аж всего передернуло. Он похолодел, вспомнив, что происходило тогда. Это было одним из самых страшных периодов в жизни Драко. Два года подряд. Первый — наполненный страхом, болью, ощущением дамоклова меча над его головой, когда Поттер постоянно следил за ним с одной стороны, и Волдеморт, ожидавший выполнения задания — с другой. Второй — пронзенный отчаянием и стремлением исчезнуть навсегда.
— Я тогда пытался себя убедить, что преследую тебя и слежу по той причине, что считал тебя Пожирателем, — у Драко похолодели руки. — Впрочем, так и оказалось, но на самом деле по большей части я выслеживал тебя совсем не за этим. Гермиона первой догадалась, потом и Рон… и лишь я сам до последнего пытался убедить себя, что я просто ищу справедливости. Но преследовал я тебя по той причине… что пытался понять, что с тобой. Почему ты превратился в подобие себя… и почему меня это так тревожило. Лишь спустя несколько месяцев, когда мы рыскали по стране в поисках крестражей, я понял, в чем дело, почему ты меня так беспокоил. Потому что… я влюбился в тебя, как последний идиот, — Гарри грустно усмехнулся и опустил взгляд. — Да-да, ваш гребаный национальный Герой, мальчик-который-выжил — гей, — он нервно потер лицо, все еще не решаясь поднять взгляд на Драко. — Я в тебя влюбился, сам не знаю, почему. Мне нравится в тебе все, даже твоя чертова язвительность и ненависть ко мне… Это ужасно странно, но… я даже это в тебе люблю. И признаюсь я тебе в этом лишь по той причине, что… хочу этого. Знаю, для тебя все это смешно и не важно вообще, знаю, но мне плевать. Рассказываю это по той причине, что дальше это не будет иметь для тебя никакого значения. Даже если ты расскажешь об этом «Пророку», мне будет все равно. Я завтра защищу твою мать на судебном заседании, ее освободят, и после этого я исчезну навсегда из магического мира. Я решил уйти к магглам, и там меня никто не найдет. Все равно я выполнил свою функцию, для которой, как оказалось, меня и растили — чтобы убить Волдеморта… — Гарри поднял взгляд, и онемевший от признания Малфой с изумлением заметил стоявшие в глазах гриффиндорца слезы. — Снейп сам сказал в воспоминаниях их разговора с Дамблдором, что меня растили, как свинью на убой! Я ненавидел Снейпа… но черт подери, он был прав. Дамблдор после того, как понял, что я — крестраж, не видел иного выхода, кроме как… вырастить меня и отдать на смерть. Лишь бы для всеобщего блага… Я не должен злиться ни на него, ни на Снейпа, но злюсь, и даже на тебя злюсь, потому что тебе все равно всегда было по-настоящему плевать на меня, ты просто меня ненавидел, но… а, к черту. Просто знай, Драко… В этом мире существует как минимум один человек, который искренне тебя любит, даже такого язву. Живи, я уверен, ты со всем справишься и еще заставишь людей чтить свою фамилию — ты ж слизеринец, придумаешь, — Гарри снова улыбнулся с болезненной грустью во взгляде и положил руку ему на плечо. — Все у тебя будет хорошо, — он развернулся и собирался было уйти, как Драко, быстро понявший, что еще немного — и Поттер уйдет навсегда, резко развернул его к себе.
Малфоя всего колотило, он пытался собраться со словами после пронзительной речи гриффиндорца — той, которую Драко никогда даже не надеялся услышать. Но вот — они оба тут, на лестнице, стоят, не понимая, что им делать дальше.
— Ты, чертов Поттер… — только и смог сказать Драко, резко сжимая плечо Гарри. — Ты… ты… Нихрена ты не знаешь, плевать мне или нет!!! Не знаешь, имеет это для меня значение или нет!!! Пошел ты… ты… да пошел ты! — и в противовес своим словам он схватил Поттера за лацканы пиджака и, резко притянув к себе, впился с поцелуем в теплые желанные губы.
Гриффиндорец обомлел, но ему хватило буквально пары секунд, чтобы понять — он действительно, черт подери, ни черта не знал, и парень с почти болезненным, желанным стоном ответил, перехватывая инициативу. Их первый поцелуй был похож фактически на драку, на борьбу — чувственный, с нотками ярости — и друг на друга, и на мир, раскинувший их по разные стороны баррикад, с всепоглощающей страстью и невыказанной любовью. В тот момент им действительно было плевать, увидит их кто или нет, что произойдет дальше, как им вообще жить потом — они не думали ни о чем, лишь отдавались во власть долгожданному и казавшемуся невозможным порыву чувств.
Минутами позже они аппарировали с лестницы прямо в дом на Гриммо, и там, наконец дорвавшись друг до друга, открывшись чувствам и эмоциям, впервые познали любовь в ее физическом великолепии. Под покровом темноты, при свете лишь одной тусклой свечи раздавались треск одежды, чувственные звуки поцелуев, рваные всхлипы и тихие, словно стеснительные стоны. Неловкие ласки впервые дорвавшихся до любви тел были особенно желанны. Гарри признался тогда, что для него это впервые и знает обо всем лишь из учебников. Драко хмыкнул и низким от возбуждения голосом ответил:
— Вот и будешь меня учить, умник.
— А ты…?
— А меня, Поттер, с четвертого курса возбуждал лишь один очкастый придурок, которому, как я думал, похер на меня, — он притянул Гарри за шею и рвано поцеловал, другой рукой расстегивая не поддающийся ремень. — Да чтоб тебя…!
Гарри оказался до ужаса внимательным и чутким любовником, и Драко наслаждался каждой секундой рядом с ним, полностью отключившись от реалий остального мира.
Следующим утром они снова оказались в одном зале судебного заседания. Гарри вновь защищал семью Малфоев — теперь в лице Нарциссы, а Драко с беспокойством смотрел на мать и украдкой позволял себе желанные взгляды на импульсивного, эмоционального гриффиндорца. Надо сказать, эта тактика сработала, и Нарциссу оправдали довольно быстро. Обняв наконец своего сына после освобождения, она собиралась подойти к Гарри, но тот после завершения судебного процесса как сквозь землю провалился. Драко разрывали эмоции: от радости за мать до рвущей душу на части тоски из-за исчезновения Поттера после такой чувственной ночи. Позже, когда Малфой был уже в Мэноре, Гарри пришел к ним через камин и сообщил, что был вынужден уйти, чтобы договориться о деле Люциуса и предупредил, что скорее всего, единственное, что он сможет сделать — не допустить Поцелуя, Визенгамот настроен очень решительно.
Гарри действительно появился и на третьем судебном заседании Малфоев, снова был эмоционален и прямолинеен. Драко изумлялся такому Гарри, но чувствовал в глубине души какое-то удовлетворение. Люциус обомлел, когда прозвучало судебное решение. Частичная конфискация имущества на ремонт Хогвартса и восемь лет Азкабана. Все доводы Гарри были приняты, и именно это повлияло на исход дела.
В дальнейшем Поттер выступал на делах Пэнси Паркинсон и Грегори Гойла. Парень все же попал в Азкабан, правда, на два года с частичной конфискацией имущества семьи, Паркинсон же, как и Драко, удалось освободить от тюрьмы, так как девушка напрямую не участвовала в делах Лорда, в связи с чем доказать ее вину оказалось проблематично. А ее стремление выдать Гарри Волдеморту сам гриффиндорец объяснил страхом за свою жизнь, а в такие моменты люди не владеют собой. Его искренняя убежденность в этом помогла уговорить судей. И снова Гарри исчез до того, как изумленная защитой Героя Паркинсон успела его поблагодарить. Более того — Гарри даже закрыл Гриммо от ее писем, и Пэнси пришлось передавать письмо через Драко. Поттер объяснил, что все равно зол на девушку за то ее решение и простить ему сложно, но защитить ее посчитал правильным. Прошло не меньше года, прежде чем Гарри и Пэнси смогли нормально взаимодействовать.
