Воды в селении было достаточно. Рядом текла небольшая река под названием Карус. Сейчас, в середине первой части года, вода уже осела и плескалась не так высоко, как в самом начале сезона. Приходилось спускаться и наклоняться, чтобы зачерпнуть полное ведро. Получалось не с первого раза. В мутноватую воду так и норовили попасть опавшие зелёные листья, маленькие травинки, жучки или прибрежная тина. Несмотря на достаточно быстрый поток, бегущий с гор, могучие волны холодной реки не захватывали вместе с собой весь мусор, который находился у берегов, поэтому набирать воду нужно было крайне осторожно.
Сайофра огляделась по сторонам, в который раз подивившись красотой густого леса вокруг селения. Сейчас он находился в самом расцвете сил – яркий, сильный, шумящий листвой. Сразу за прибрежными деревьями начинался Священный лес – особое место, где стоял алтарь друидов. Там жрецы совершали жертвоприношения, разговаривали с духами, приносили им подарки и просто уединялись время от времени. Зачем? Никто не знал кроме их самих.
Священный лес представлял из себя небольшой густой подлесок, который можно было обойти весь в первой половине дня. В солнечные дни это место напоминало волшебные альвийские чертоги, о которых пел бард Бодуоньят тёплыми вечерами.
Деревья чередовались между собой. Раскидистый пышный граб пускал свои ветви, казалось, до самого неба, отбрасывая широкую тень на растущие поблизости кусты вереска и дрока, охватываемые кое-где нитевидным тонким плющом. Низкая сочная трава мягко шелестела под высокими растениями, утаивая невидимую обычному человеку жизнь скрытых народцев у её корней. Повсеместно росли чёрно-белые старые берёзы, а их ветви были охвачены прочной лесной паутиной, хозяин которой норовил поймать на неё свой заслуженный корм. Листья берёз постоянно шелестели на прохладном ветру, напоминая говорливых деревенских старух, собиравшихся на покатых брёвнах около крутого речного склона. Постепенно берёзу и граб сменяла молодая ольха, задорно блестящая узкими листьями на палящем солнце и отбрасывающая небольшую тень вокруг себя. Это дерево нравилось юным сельским девушкам больше всего. Из ольхи в праздник смены тёплого времени года варили колдовской отвар, дарящий красоту и привлекательность девушкам на долгие годы. Однако, не только ольха пользовалась популярностью у селян. Если пройти чуть глубже в подлесок, то у раскидистой лещины можно обнаружить дикую яблоню, растущую уже много лет. Ещё праматери нынешних старух, проживших несколько веков, приходили на рассвете к переливающемуся в утренних лучах необычному дереву, ветви которого по своему строению напоминали глиняные сосуды. Женщины верили, что, если помолиться лесным духам около этого дерева, то яблоня помогает выносить здоровое дитя и облегчить роды.
За Священным лесом начиналась опушка, где стоял разграничительный знак – вбитый в землю идол Отца. Все знали, что Отец, повелитель мёртвых, строго следит, чтобы любопытные люди не пересекали границу Священного и Чёрного леса. Для того чтобы попасть в Чёрный лес, нужно было сначала предстать перед лицом Отца и нарушить запрет предков, а это грозило страшной карой в будущей жизни.
Чёрным лесом жители селения пугали друг друга. Ват Матуген рассказывал, будто в незапамятные времена это был ничем непримечательный пролесок, который древние предки использовали для растопки костров. Они даже не давали ему названия, настолько незначительным казалось им это небольшое сборище деревьев и трав. Тогда люди не могли даже предположить, что однажды этот лес станет прибежищем страха и зла. Говорили всякое. Люди перешёптывались за толстыми стенами домов о недружелюбных болотниках, завывающих в темноте банши, выжидающих на дне пруда свою добычу гриндилоу и страшных безголовых всадниках, разъезжающих по ночному лесу. Однако самым страшным существом по-прежнему остаётся Кат Ши.
Кат Ши называют кошачьей ведьмой. Считают, будто все кошки, которых она иногда крадёт из селения, после этого служат только ведьме и более никому. Они шпионят для неё и нашептывают Кат Ши дома, где родился младенец, чтобы ведьма могла его украсть и полакомиться. Про неё говорят много, но тихо. Проклятое существо знает каждый селянин. Она жила в этих лесах ещё до рождения праматерей, которые произвели на свет их бабушек. А может и ещё дольше. Бард Бодуоньят как-то пел песню о Кат Ши, где говорилось о том, что духи леса прогневались на бедную женщину за то, что та обвинила их в краже альвами своего дитя. Тогда духи леса превратили её в уродливое злое существо, которое теперь бродит по лесу на протяжении многих веков. Оно жадно протягивает свои руки к каждому, кто переступил черту Чёрного леса, и хочет только одного – крови. Бабка Аоиф говорила, что в годы её молодости, когда она была совсем девчонкой, нередко находили истерзанные трупы ушедших к границе селян. Некоторые тела так и не нашли – от них осталась только кровавая дорожка, ведущая по толстым корням вековых деревьев проклятого леса далеко вглубь. Старики даже говорили, что якобы видели в темноте деревьев сгорбленный уродливый силуэт, волочащий за собой мертвого человека.
Сайофра склонилась над водой. В отражении на неё посмотрела бледная девушка с жидкими светло-русыми волосами, заплетёнными в длинную тоненькую косичку. Светло-зелёные глаза в упор рассматривали своё отражение. Девушка зло ударила по воде, сетуя на некрасивую внешность. Сайофра никогда не славилась красотой среди сверстниц. Её раскосые глаза водянистого цвета отталкивали собеседника. Знакомые говорили, что у Сайофры жуткий жабий взгляд. Девушка обижалась. Длинный тонкий нос был весь покрыт веснушками, которые она даже пыталась срезать отцовским ножом. Нож отобрали. Остался только уродливый шрам около переносицы, служивший теперь напоминанием о детской глупости. Бледные торчащие уши, загнутые к концам словно лист ландыша, приводили Сайофру в совершенное отчаяние. Они были уродливы. Так говорила Изибил и поэтому затягивала дочери косу потуже, прижимая уши к голове, а сверху повязывала платок, в то время как её сверстницы делали себе разные прически, стараясь показаться в лучшем свете перед молодыми неженатыми охотниками селения.
От самобичевания девушку отвлек непонятный звук. Она подняла голову и огляделась, всматриваясь в кусты терновника, растущие у входа в Священный лес.
Глава II
Старая Изибил, как её называли в селении, была женщиной работящей. Вставая вместе с восходом солнца, она принималась за работу, которой в хозяйстве было достаточно. Лентяев Изибил не любила и лень в своём доме строго пресекала, погоняя детей и стараясь к приходу мужа поддерживать жилище в лучшем виде.
Дом представлял из себя достаточно обширное сооружение, которое Луэрн со своими братьями и отцом Изибил возводили на протяжении всей первой части года, чтобы молодоженам было где поселиться и развести своё хозяйство. Несколько прочно вбитых в землю столбов связали между собой переплетёнными ветвями в виде решётки, которые Изибил сама обмазывала потом саманом. Для надежности Луэрн скрепил брёвна железными оправами. Крышу из ветвей и соломы положили довольно быстро, дождавшись благоприятного дня для этого дела. Дверной проём был выложен при помощи деревянных рам, скреплённых металлическими петлями. Такое добротное сооружение легко пережило вот уже шестнадцать зим и разваливаться совершенно не собиралось, как пророчили злые языки.
Говорили не напрасно. Ещё до того, как Изибил с Луэрном решили начать строить отдельный дом, молодые пары предлагали объединить хозяйства в общий двор, чтобы строительство прошло более выгоднее и быстрее. Изибил была непреклонна. Будучи женщиной властной и настойчивой, она желала быть единоличной хозяйкой своего дома и хлева, поэтому было решено не объединяться с соседями. В результате этого решения теперь их дом ограждал высокий забор, где бродил домашний скот и целыми днями пропадала сама хозяйка, поддерживающая порядок.
– Эй, Изибил! – проходящая мимо двора соседка отвлекла мать Сайофры от воспоминаний.
