Лицо у купца ещё больше побагровело. Губы стали синими. Он храпнул. Судорожным движением руки оторвал пуговицы душившего его ворота рубахи...
Не глядя больше в его сторону, Ярославич позвал к себе мальчугана. Гринька уже успел унять кровь из расшибленного носа, заткнув обе ноздри кусками лопуха. Услыхав голос князя, он выскочил из-под берега. Вид его был жалок и забавен.
Александр Ярославич улыбнулся.
- Ты чей? - спросил он мальчика.
- Я Настасьин, - отвечал глухим голосом Гринька, ибо лопухи ещё торчали у него в носу.
- Да как же так - Настасьин? Отца у тебя как звали?
- Отца не было.
- Ну, знаешь... Да этакого и не бывает! - И князь развёл руками. - А звать тебя Григорий?
- Гринька.
- А сколько тебе лет?
Этого вопроса мальчуган не понял.
Тогда князь переспросил иначе:
- По которой весне?
- По десятой.
Александр Ярославич удивился:
- А я думал, тебе лет семь, от силы - восемь. Что ж ты так лениво рос? Да и худой какой!
Гринька молчал.
- А чего ж ты это лопухом ноздри себе заткнул? - спросил князь и слегка приподнял ему подбородок. - Вот и голос у тебя невнятный...
Мальчик смутился.
- Ну? - повторил свой вопрос Александр.
- Лопухи эти кровь останавливают, - отвечал наконец Гринька.
- Ишь ты! - произнёс с оттенком изумления князь Александр. - А в какой же это ты битве кровь свою пролил, а?
Мальчуган опустил голову: грозный хозяин стоял тут, рядом, и всё мог услышать. Гринька молчал. Слёзы стали наполнять ему глаза.
- Ну, это, брат, никуда не годится! - голосом, дрогнувшим от жалости, проговорил Александр Ярославич. - Воину плакать? В битве мало ли что может случиться!
- Ударили меня, - пробормотал еле слышно Гринька.
- Так... Ну, а ты телёнок, что ли? И ты бы его ударил!
В ответ на эти слова князя Гринька только отрицательно потряс головой и ничего, ничего не сказал.
Князь всё понял и так. Да и слышал он, как Чернобай орал на мальчика.
- Вон оно что... - молвил Александр и с суровым презрением покосился на Чернобая. Затем вновь обратился к Гриньке: - Ну вот что, Григорий: ты на коне ездить любишь?
- Люблю.
- А воевать любишь?
- Тоже люблю.
- А умеешь?
- Умею... - И лицо у мальчугана повеселело. Он вынул из носа лопухи и отшвырнул их. - Прошло, не каплет! - бодрым голосом сказал он.
- Это хорошо, - сказал Невский. - Только знаешь: кто воевать любит да умеет, так тот уж так ладит, чтобы не у него из носу кровь, а у кого другого!
Мальчик покраснел.
- Да ведь он хозяин... - смущённо и угрюмо отвечал он.
- Вот то-то и беда, что хозяин! - сказал Александр. - Доброму ты здесь ничему не научишься... А ко мне пойдёшь, Настасьин? - вдруг добродушно-грозным голосом спросил он.
- К тебе пойду! - не задумавшись, ответил Гринька.
Невский удивился.
- Да ты что же, знаешь меня? - спросил он.
- Знаю.
- Ну, а кто я?
Лицо мальчугана расплылось в лукаво-блаженной улыбке.
- Ты, Невшкой, - по-детски шепелявя, произнёс он.
Ярославич расхохотался.
- Ах ты, опёнок! - воскликнул он, довольный ответом мальчугана. И вдруг решительно приказал: - А ну садись!
Вздрогнув от внезапности, Гринька спросил растерянно:
- Куда... садись?
- Куда? Да на коня, за седло... А ну, дай помогу!
И Александр Ярославич протянул было вниз левую руку. Однако опоздал. Быстрее, чем белка на ствол ели, Настасьин, слегка лишь придержавшись за голенище княжеского сапога, мигом вскарабкался на вороного и уселся верхом позади седельной луки.
- Держись за плащ! - приказал ему Невский. - Удержишься?
Но у того уж голосишко перехватило, и он смог только мотнуть головой. Невский почувствовал, как в его спину колотится маленькое сердце.
Александр тронул коня.
Когда уже прогремел под копытами мост, когда уже всадник был далеко, Чернобай, всё ещё стоявший с запрокинутой головой, распрямился и с неистовой злобой глянул вслед Александру.
- Ужо сочтёмся, князь! - с угрозой прогудел он. - Погоди, Олександр Ярославич, скоро доведёт бог и твоей крови княжеской повыцедить!..
ГЛАВА ВТОРАЯ
Великий князь Владимирский Андрей Ярославич, родной брат Невского, моложе его двумя годами, стоял на солнышке посреди огромного благоустроенного псарного двора, окружённый свитою, псарями и сокольничими.
Это был ещё молодой человек, не достигший и тридцати. Снеговой белизны сорочка с распахнутым на смуглой, крепкой груди воротом, заправленная под синие узорные шаровары, лёгкие, лимонного цвета сапожки весь этот домашний наряд ещё больше молодил князя. От его тёмных вислых усиков, от резкого, тщательно выбритого подбородка веяло удалью и стремительностью.
Андрей Ярославич гневался. Перед ним смиренно, без шапки стоял старый ловчий, правитель всей княжей охоты.
- Обучать собаку надо голодную! - бешено кричал на него князь.
Старик ловчий даже и не пытался оправдываться:
- Проступился, княже, прости!
Но великий князь Владимирский сегодня что-то долго не унимался. По этому крику да по нетвёрдой походке Андрея Ярославича слуги и псари уже знали, что князь, опохмеляясь утром после вчерашней попойки, хватил лишнего.
Безмолвно ступала за князем свита: двое нарядных мальчиков, так называемые меченоши, и пять-шесть знатнейших бояр, по возрасту ещё молодых, но которых князь приблизил к себе единственно за то, что они хорошо знали соколиную и псовую охоту.
За это горожане владимирские открыто, на площадях, порицали великого князя.
"Нет, - говорили они, - хотя и родной брат он князю Невскому, а, выходит, далеко не родня! Видно, хоть два яблока и с одной яблони упадут, а далеко друг от дружки откатываются!.. Александр Ярославич - тот о русской земле радеет, о нас, о бедном люде, помнит. А этому только бы пьянствовать, гортань свои тешить да с псами да с соколами по лесам рыскать. Мимоходный!" - так и горестно и насмешливо говорили в народе о великом князе Владимирском. И это прозвище - Мимоходный - утвердилось за ним.
...Князь шествовал по своей псарне.
Собаки - борзые и гончие, старые и молодые, всех шерстей, статей и кличек - одни лежали, другие расхаживали, третьи клацали зубами, выбирая блох. Слышалось лаканье и чавканье. Плескался разливаемый по корытам корм.