========== Часть 1 ==========

Вот уже четвёртые летние каникулы Лёша проводит в деревне. Один. Без родителей и друзей. По собственному желанию.

По закрытии сессии Лёша навещает мать и отца. Через два-три дня перебирается в дом покойной бабки.

С приезда прошла неделя. За это время он навёл порядок в доме и уже раздумывал, какую работу накинуть на себя. Впереди ожидало полтора месяца тишины, далёких закатов и рассветов. И полное отсутствие общения с людьми. Как по интернету, так и вживую. Жители деревни редко добирались до него.

Лёша посмотрел на термометр. Ртуть ползла выше, а ему не становилось жарче. В доме всегда было прохладно. Возможно, дело было не только в том, что дом стоял на земле. Лёша ощущал, что холод оживает в нём, когда он возвращается сюда. Когда сходит с поезда и знает, что будет один в течение летних каникул.

В голове потяжелело от мыслей, и Лёша попытался согнать их квасом. В такие моменты он жаждал алкоголя, а везти с собой было не практично, на месте купить негде. За качество никто не отвечает.

Он допил последнюю бутылку и остановился. В дверь постучали. И постучали необычно: стоящий за дверью отбивал мелодию и не думал прекращать, пока не отыграет до конца.

Лёша насторожился. Мелодия казалась смутно знакомой, но он точно не мог вспомнить, где и когда ему доводилось её слышать.

Он слушал вместо того, чтобы открыть. Стуки взывали, что-то вытаскивали из груди. Нечто бесформенное и важное. Но вспомнить было никак – он мог слышать мелодию лишь раз в автобусе или в торговом центре, у прохожего на улице или у одногруппника на перерыве.

Пот холодной каплей стёк по лицу, словно призывал к действиям. Лёша оторопел, стирая дорожку со щеки. Сам не свой он почувствовал жуткую потребность в воздухе и глубоко вздохнул.

Ситуация показалась ему крайне нереальной.

Он подошёл к двери. Мелодия не замирала, но стуки потеряли былой энтузиазм. Похоже, рука начала уставать.

Переступив сомнение, Лёша отодвинул задвижку и впустил тёплый поток воздуха.

Он увидел того, кого уже не надеялся увидеть.

Карие глаза обратились и захватили, увлекая с головой в школьные годы, ведь именно там находилось их общее прошлое.

— Не ожидал, да? — рьяно спросил парень, обдавая волной жара. — Сам не ожидал! Поезд раньше обещанного прикатил, представляешь?

На его лице появилась широкая улыбка. За её искренность и сердечность говорило то, что парень не смущался стоящих неровно зубов, демонстрировал дёсны и вполне мог получить награду «Счастье года».

Лёша смотрел на него как на незнакомца, хотя их связывали пятнадцать лет неразрывной дружбы с песочницы во дворе до первого курса в университете. Смотрел и не верил.

— Что с тобой? — Парень увидел заминку в друге. Его улыбка ослабла, но в глазах по-прежнему плескались искры. — Неделю не виделись, а ты уже забыл, как я выгляжу?

— А? — случайно выпустил Лёша, зацепившись за «неделю».

Слово легло непониманием поверх нараставшего волнения.

— Что ты акаешь? — упёрто поинтересовался друг, насупливая нос. Он делал так всегда, когда событие обходило его стороной, и никто не удосуживался рассказать.

— Я, ну, — Лёша поддался смятению. Оно вскрылось под твёрдым взглядом и непроницаемым лицом, которое совсем не изменилось с последней встречи.

— Слушай, — друг обвёл Лёшу взглядом, — ты как-то возмужал… И причёску вон какую модную замутил. Когда только волосы отрасли?

Загорелая рука потянулась к волосам, и Лёша, сам не зная от какого чувства, отошёл назад.

Нахождение друга здесь казалось самым нереальным.

— Да что такое? — не вытерпев недогласки, парень повысил голос. На его лице ярко выступило удивление: глаза округлились, а рот замер приоткрытым, готовый задать очередной похожий вопрос.

Лёша быстро заморгал, надеясь стряхнуть пелену перед глазами. Но сколько бы он не мигал, обзору мешала полувидимая преграда. Сморщив лоб, Лёша потёр глаза руками и сказал:

— Нехорошо себя чувствую.

— Болит что-то?

— А… г-голова, разболелась непонятно с чего. — Лёша попытался придать голосу легкомысленности, но с лихвой выдавал собственное напряжение. — Ну, поболит и перестанет. Как доехал-то? Заходи… Чего мы на пороге будем стоять да разговаривать? — затараторил Лёша.

Он не мог назвать его по имени. И это пугало. Пугало и то, как он вёл себя: беспечно и беззаботно, словно ничего не произошло.

— Не поверишь, доехал прекрасно! Заснул. Хорошо хоть разбудили, а то станцию бы пропустил. Это было бы совсем не клёво.

— Хах, ну да.

Лёша увидел и знакомую сумку, и прыгучую походку, и не мог воспринять то смятение, которое бурлило в груди. Оно закипало.

Может, ему всё это привиделось? И не стучал никто в дверь? И не разговаривал только что? И не входил? Температура выше тридцати градусов. Он вполне мог заработать тепловой удар и начать видеть несуществующее.

Лёша продрог от осознания, что весь разговор его морозило, а о жаре он не вспоминал.

***

Живое видение скользило по дому, исследовало его. Оно небрежно выхватывало с полок побрякушки и извинялось, когда что-нибудь бренчало под его руками, норовив разбиться. Оно наводило шум, копошилось тут и там, но не вредило.

Но Лёша страдал. Он не знал, что делать. Сидел смирно, наблюдал: те же движения, те же повадки, привычки, реакции, те же слова, интонация, взгляды. Игорь не повзрослел с их последней встречи – остался первокурсником с ярким и незамутнённым взором. Легкомысленным и не отягощённым войной, которая разворачивалась в каждом.

Она обходила его стороной. Он не подпускал её к себе и жил весело. Редко когда понимал плохое настроение людей и шёл до конца с позитивным убеждением в силе улыбки и правильном настрое.

Он ничуть не изменился.

— Ты вообще никакой, — заключил Игорь. — Таблетку выпил?

— Ну… нет.

— Поэтому и не проходит! Давай, активируй себя. Чего сидеть и тухнуть? Пойдём погуляем. Ты мне отдых обещал. И на речку отвести. И просторы эти нетронутые показать. Расхотелось?

Лёше хотелось ответить: «Да, расхотелось. За такое-то время».

Он уже забыл чего наобещал в тот день.

— Не то чтобы…

— Но-о-о?

— Без «но». Сейчас выпью и пойдём.

Лёша крепко стиснул губы.

Если это была шутка, то беспорно плохая. Не в духе Игоря – он никогда не издевался подобным образом над людьми. К тому же, кто бы стал делать подобное? И вести после себя как ни в чём не бывало? Столь открыто и живо улыбаться, словно действительно прошла неделя?

***

— Лепота-а, — протянул Игорь, выныривая из воды.

Лёша остался на берегу. Холод не исчезал. Вода казалась ледяной, порывы горячего ветра вызывали мурашки на коже, волоски на руках и ногах вставали. Ему на самом деле было холодно.

Но беспокоило его совсем другое.

Рассказать придётся, но как? Каким образом донести такую мысль, о которой, похоже, Игорь не подозревает?

Это казалось ещё более невозможным, чем его внезапное появление.

— Окунись, — посоветовал Игорь.

— Не, не хочу.

От взгляда на блестящую реку по коже снова прошлась дрожь.

— Ты заболел?

Лёша пожелал, чтобы всё было именно так. Он заболел. Воспоминания воспалились и создали образ старого друга и ушедшего лета, к которому уже никогда не возвратиться.

— Нет.

— Мне не нравится, что ты такой унылый, — не останавливался Игорь. — Что не так?

Порыв, который шёл от Игоря, упорство, с которым он намеревался докопаться до истины, и честные глаза, которые зарекали не отпустить, пока он не узнает, доказывали самые худшие опасения.

— Не могу сказать. Хочу… но не знаю как.

— Скажи как есть.

Именно такого ответа Лёша ожидал. Именно так всегда думал и делал Игорь – он шёл напролом, говорил прямолинейно и не боялся последствий. Не думал о последствиях.

— Не могу.

— Не хочешь ты – в этом дело.

Лёша покивал. Он не мог.

Река едва шумела. Течение было тихим и неспешным. Вода стояла там, где было поглубже. Лёша хотел оказаться там – под толщей прозрачной, незамутнённой воды, чтобы она очистила его мысли и помогла собраться. Сообразить. Он очень хотел, чтобы правду, вместо него, сказал кто-нибудь другой.